Он наморщил лоб.

— Нет, не могу припомнить.

— Они погибли шесть лет назад.

Он ласково пожал ей руку, и в его глазах она прочитала сочувствие.

— Мои искренние соболезнования, ma cherie.

Его добрый жест и теплота руки были приятны. Тем не менее Белла медленно высвободила свои пальцы.

— Оставшись круглой сиротой, я вынуждена была сама заботиться о себе. Имея неплохое музыкальное образование, я стала зарабатывать на жизнь пением — ездила из города в город, работала в разных оперных труппах.

— Но как вышло, что вчера вечером ты угодила незваной гостьей на нашу сцену — и в таком комическом костюме?

Белла ожидала этого вопроса и решила рассказать ему ту же байку, которой удовлетворилась Элен.

— Видите ли, я пела в концерте на пароходе, и наш директор… сделал мне нехорошие предложения. Для краткости скажу так: мне пришлось спешно покинуть пароход — прямо в чем была, в костюме валькирии.

Жак мрачно насупился.

— Я бы с удовольствием застрелил на дуэли мерзавца, который домогался тебя! Девушка улыбнулась.

— Боюсь, это невозможно. Сейчас пароход уже где-нибудь возле Мемфиса.

Жак выглядел по-прежнему озадаченным.

— И что же потам? Ты в растерянности бродила по Французскому кварталу, пока не услышала звуки музыки из оперного театра?

Белла не могла удержаться от самодовольной улыбки — врать оказалось так легко!

— Да, что-то в этом роде, — сказала она, — Когда я увидела театр, меня как громом ударило: вот мое спасение, я должна поступить в эту труппу! Я прошла через служебный вход, долго бродила по пустынным коридорам, потом заблудилась за кулисами и — сама не знаю как — очутилась прямо на сцене…

— Стало быть, заблудилась, а на сцену посреди «Кармен» вылетела случайно? — спросил Жак с усмешкой.

— Примерно так.

— Белла, Белла… Бедная заблудшая овечка. С таким богатым воображением романы писать, а не в опере петь.

Белла упала духом.

— Вы мне не верите? — спросила она, стараясь вложить в вопрос побольше надменности.

Он издал смешок и дружелюбно потрепал ее по руке.

— Cherie, не то чтобы не верю, просто некоторые детали твоей истории кажутся мне… неправдоподобными.

Она то краснела, то бледнела, но ничего сказать не решалась. Ее смущение только забавляло Жака.

— Не дуйся, — наконец сказал он. — Что бы с тобой ни приключилось прежде, теперь ты под моей защитой.

Слова были хорошие, но тон возмутительно снисходительный, поэтому Белла выпалила:

— Я не нуждаюсь в вашей защите, мистер Лефевр!

— А-а-а! — негромко отозвался Жак с многозначительным блеском в глазах. — Выходит, ты особа независимая, с большим жизненным опытом?

Белла рассмеялась.

— На ваше скептическое отношение трудно обижаться. Я обратила внимание, что хористки здесь, в беспечные девяностые, вовсе не ангелочки.

— В беспечные девяностые? — повторил тенор, задумчиво потрогав свой подбородок. — Странное выражение. Слышу его впервые. А впрочем, оно действительно подходит к нашему времени. Что же касается репутации… — Тут его голос сошел почти на шепот, а глаза прожгли ее насквозь. — Что касается репутации, то я могила, никто ничего от меня не узнает.

Белла чуть не расхохоталась.

— Да вы, оказывается, лицемер! — сказала она.

— Отчего же я вдруг лицемер? — удивленно отозвался Жак.

— Две минуты назад вы горели желанием вызвать на дуэль подонка, который хотел взять меня силой. А теперь лелеете те же планы, что и он.

— Таких планов у меня нет! — так и взвился он, явно уязвленный. — Бог мой, никогда в жизни я не применю силу к женщине! Впрочем, от меня никогда и не требовалось чрезмерного упорства. Думаю, и тебя мне не придется слишком долго упрашивать.

— О-о! — задохнулась она от гнева. — Какого же вы обо мне мнения, сэр!

Жак рассмеялся.

— Стало быть, ты все-таки не такая искушенная, какой хочешь казаться. Что ж, милая, это меня даже больше возбуждает.

— Все-таки вы не понимаете, — произнесла Белла строго. — Каков бы ни был мой жизненный опыт — большой, или маленький, или никакой, — это не ваше дело!

Медленная улыбка расползлась по его загорелому лицу.

— Ты, похоже, все еще боишься меня, Белла?

— Я вас нисколько не боюсь.

— Жак только рассмеялся.

В этот момент карета остановилась у входа в ресторан «У Антуана». Жак распахнул дверцу, спрыгнул сам и помог сойти Белле.

Она узнала заведение — историческую достопримечательность Нового Орлеана конца двадцатого века. Те же колонны, вместо неоновых огней — множество газовых ламп, даже тяжелые портьеры тех же приглушенных тонов, и привычные пестрые флажки на втором этаже, и знакомая резная чугунная решетка на галерее.

Сзади подъехала еще одна карета, откуда вышли двое мужчин и две женщины, а через открытую дверь было видно, как метрдотель любезно проводит внутрь пару с детьми.

— А тут почти ничего не изменилось, — невольно пробормотала Белла.

Жак изумленно вздернул одну бровь, но промолчал. Он повел девушку ко входу, где их приветствовал широкой улыбкой швейцар, мгновенно позвавший из зала официанта — элегантного молодого человека во фраке, с черной бабочкой, в накрахмаленной белой сорочке. Тот перебежал через вестибюль и, низко кланяясь, произнес:

— Рад видеть вас снова, мсье Лефевр!

— Здравствуй, Пьер, — отозвался Жак. — Познакомься с новейшим счастливым приобретением Нового Орлеана — мисс Белла де ла Роза.

* * *

Пьер поклонился.

— Добро пожаловать, мисс Белла де ла Роза.

— Спасибо.

— Мой обычный столик приготовлен? — спросил Жак.

— Не сомневайтесь, сэр, — ответил официант.

В просторном, роскошном зале их встретили упоительные запахи горячего свежего хлеба и пикантных креольских блюд. Белла отметила про себя, что и внутри ресторан остался прежним: белые плиты пола; на столах белоснежные льняные скатерти и небольшие лампы с абажурами; многочисленные медные канделябры. Публика солидная, степенная — пары и семьи с детьми. Ели в основном устрицы, рыбу и блюда из курицы. Пьер провел их к столику в дальнем углу и усадил Беллу. Жак с уверенностью знатока заказал изысканный и обильный ужин: белое вино, хлеб и картофельное суфле, затем черепаховый суп, устрицы, рыбное филе по-флорентийски, цыпленок Рошамбо, сладкие блинчики и, наконец, кофе.

Когда официант удалился, Белла удивленно воззрилась на Лефевра:

— Боже мой, Жак, зачем вы заказали так много?

Этим же можно целую армию накормить!

Он взял ее руку в свою и заглянул ей в глаза.

— Ma belle, я намерен доставить тебе как можно больше удовольствия. Хочу, чтобы ты отведала самые изысканные блюда. Пусть это будет пиршество вкуса. Поскольку ты новичок в наших краях, не все наши блюда могут тебе понравиться. — Он закончил задумчиво: — Когда я с женщиной, я обычно трепетно забочусь о том, чтобы она была удовлетворена… во всех отношениях!

Белла искоса насмешливо посмотрела на него.

— А как насчет очереди?

— Очереди? — озадаченно повторил Жак.

— Очередь девиц, готовых броситься вам на шею!

— Жак рассмеялся.

У столика возник Пьер с корзинкой разных сортов хлеба и с блюдечком картофельного суфле. Он налил в бокал Жака белого вина — на пробу. Лефевр вдохнул аромат из бокала, отведал глоток вина и одобрительно кивнул. Наполнив бокалы Жака и Беллы, официант удалился.

Тенор поднял бокал и произнес торжественно; — За нас. — За нас? — фыркнула Белла.

— Ma cherie, ведь ты же сегодня моя гостья. Будь поласковей.

Подавив желание возмущенно закатить глаза, девушка смиренно чокнулась с Жаком.

— За нас!

Отметив победный блеск в его глазах, она взяла ложечку нежнейшего суфле и положила его в рот. — Божественный вкус! — воскликнула Белла.

— Ты права. Отведай хлеба. «У Антуана» пекут особенный, бесподобный хлеб.

— Я знаю.

Он нахмурился.

— Ты уже бывала здесь? А я-то воображал, что ты впервые приехала в наш город.

Белла проворно исправила свою невольную оговорку.

— Жак, — сказала она кокетливо, — по одному запаху этих французских булок можно понять, насколько они хороши!

Он ухмыльнулся и, успокоенный, положил ей еще. — Ешь.

— А теперь расскажите о себе, Жак, — попросила Белла. — Вы из музыкальной семьи?

— Не совсем, — ответил он. — Музыкой занималась только моя бабушка.

— Да ну?

Лицо Жака гордо засияло, когда он заговорил о бабушке.

— Я обязательно покажу тебе рояль, который она мне оставила. Бесподобный инструмент!

— Я бы с удовольствием взглянула на него когда-нибудь.

— Непременно взглянешь, — проговорил он с нахальным блеском в глазах. — Маленьким я засыпал под тихие звуки колыбельных песен, которые бабушка пела мне, играя на рояле. Ее голос… — Он сделал паузу и поцеловал себе кончики пальцев. — Это был божественный голос! Я думаю, ангелы сейчас заслушиваются ее серенадами!

Белла вспомнила о своей бабушке, и в ней всколыхнулось горестное чувство разлуки.

— Я понимаю, как вам должно не хватать любимой бабушки… Ваша семья жила в Новом Орлеане?

Да, Отец владел несколькими складами для хранения хлопка и играл на бирже, А мать была очень занятой светской дамой, Родители пытались воспитать меня на традиционный креольский манер — сделать из меня джентльмена, богача. Но у меня с раннего детства была страсть к музыке. Пока другие мальчишки занимались с преподавателями фехтованием и верховой ездой, я прилежно учился петь и играть на рояле. Пятилетним мальчишкой я настоял на том, чтобы меня еженедельно водили в оперу. Оглядываясь на свое детство, я могу сказать, что большую его часть я провел в закрытой ложе своих родителей во Французской опере. Я слышал, как Аделина Патти пела дуэт с Николини. Был и на концерте прославленной Лиллиан Нордика — она первое американское сопрано, чей талант признали даже привередливые европейские критики. Я ревел в три ручья на премьере «Силы судьбы» и мечтал, что в один прекрасный день сам начну петь и стану знаменитым тенором.