— Кошка откусила у тебя язык? — крикнула она ему вдогонку.

— Нет, — ответил он, чтобы не обидеть ее, но не повернул головы и прямиком вышел во двор, опустив плечи и не вынимая рук из карманов.

Она покачала головой и улыбнулась ему вслед, крепче прижала корзинку с выстиранным бельем к своему широкому бедру и отправилась развесить его на веревке. Она была на пять лет старше Тома и считала его ребенком, несмотря на высокий рост и мужскую браваду. Она старалась не краснеть, когда он добродушно подшучивал над ней, но в последний раз ее щеки покрылись густой краской. Как ни странно, большинство мужчин это приводило в восторг. Элизабет видела, как на их лицах появляется странное выражение, похожее на удивление и гордость своими достижениями, будто что-то необычное в них заставляло ее краснеть, когда ей отвешивали самый простой комплимент. Обычно ее осмеливались поцеловать только в темноте, что было хорошо, ибо у нее загорелись бы щеки, если бы кто-то взял бы ее за талию или коснулся груди. Такую вольность она разрешила бы только мужчине, который бы ей очень нравился. Она относилась к своим ухажерам строго.

Ей предлагали руку и сердце. Если точно, то пять раз. Первые два предложения сделали рабочие, с которыми она общалась в разное время. Это были молодые ребята, трудившиеся прилежно, как и все работники Чиппендейла, и каждый из них стал бы хорошим мужем, но она отвергла их предложения. Затем она не приняла предложения официанта из кофейни в Старой скотобойне, стоявшей на противоположной стороне улицы, курьера с Боу-стрит, с которым познакомилась, когда искала шиллинг, который уронила на площади Пикадилли. Он помог ей отыскать монету. Пятым ей руку предложил клерк из банка Кутт на улице Св. Мартина, что означало бы для нее подняться на ступеньку выше в обществе, но даже это соображение не подвигло ее дать согласие.

Разумеется, она когда-нибудь с удовольствием вышла бы замуж. Она знала, что из нее получится хорошая жена, поскольку была способной, спокойной и отлично вела домашнее хозяйство. В доме Чиппендейла она штопала белье так, что стежки были почти незаметны, отлично полировала мебель хозяина пчелиным воском, не жалея времени и сил, до тех пор, пока на поверхности мебели, словно в зеркале, не отражалось ее лицо. Она умела стирать и гладить, не уступая опытной прачке, готовить пудинги легче перышка. Что же касается мяса, то она умела жарить части разрубленной туши как раз до того момента, как они пропитывались собственными соками. Она также стала бы хорошей матерью, поскольку любила детей. Но ее пугало то обстоятельство, что за обменом обручальными кольцами в церкви наступает беременность. Она не представляла, что сможет полюбить мужчину до такой степени, чтобы согласиться на это. Разумеется, было одно исключение. Но он был вдвое старше ее, женат на ее госпоже и даже не замечал, что она выросла, и больше уже не та бездомная девчонка, которой он однажды подыскал крышу над головой.

Наступил день, когда всю семью вместе со слугами Томас пригласил взглянуть на стол для библиотеки, изготовленный по заказу хозяина Ностелла. Пока они шла через двор к мастерским, где находился стол, Элизабет внимательно слушала хозяина, который описывал комнату, где будет стоять этот специально созданный предмет мебели.

— Библиотека в Ностелле имеет квадратную форму с камином по одну сторону и двумя окнами по другую. Все четыре стены заставлены книжными шкафами, разделенными ионическими пилястрами, которые спроектировал мистер Адам. Потолок простой круглой формы, которая никоим образом не отвлечет внимания от стоящей посреди дубового пола жемчужины искусной работы.

В библиотеке, повернувшись к столу, он снял с него специально изготовленный защитный кожаный чехол и отошел назад.

— Это просто великолепно! — воскликнула Кэтрин.

И в самом деле — это был настоящий шедевр. Стол изготовили из красного дерева темных тонов, он выполнял как свою прямую, так и декоративную функцию, он был достаточно широк и на нем могли поместиться огромные фолианты в открытом виде. Он был богато и в то же время сдержанно украшен, панели окаймляли гирлянды, в дверцах тумб замочные скважины имели необычную форму в виде буквы S, угловые рамы украшали маски львов. Стол покоился на мощных львиных лапах. Будто этого было мало для прекрасной библиотеки, сконструировали хитроумную табуретку с кожаным верхом, которая раскрывалась, образуя библиотечную стремянку. Здесь был комплект стульев из красного дерева с широкими сиденьями и спинками, украшенными лирой Аполлона, бога-солнца, покровителя поэзии и знаний.

Когда Кэтрин покинула мастерскую, уводя с собой детей, Элизабет не последовала за остальными слугами.

— Можно мне лично поздравить вас с этим изумительным столом? — спросила она.

Он стоял по другую сторону стола и взглянул на нее, будто удивившись, что она все еще здесь.

— Благодарю тебя, Элизабет.

— Если хотите, чтобы его перед отправкой еще раз отполировали пчелиным воском, то я с радостью займусь этим.

Он улыбнулся.

— Нет, нет. Мои полировщики уже сделали свое дело, но ты оказала любезность, предложив свою помощь.

— Я думаю, сэр Роуленд будет доволен им.

— Непременно. Такого красивого библиотечного стола в мире еще нет.

Она была полностью согласна с ним и не видела ни малейшего самодовольства в его словах. Не было ничего подобного этому столу. Почему же ему не гордиться своей работой.

— Сэр, вы великий художник.

Она выражала свои чувства, движимые любовью к нему, причем сама не осознавала этого. Мысли Томаса были заняты вопросом о доставке стола — сэр Роуленд давал волю вспыльчивому характеру, если его рассердить — и он не заметил и не расслышал, что за этими словами скрывается еще что-то. Но нашелся человек, кто заметил это. Кэтрин незаметно вернулась к двери мастерской, ее глаза сверкали.

С тех пор как у нее возникли подозрения, что Элизабет возомнила, будто занимает особое положение среди домочадцев, она внимательно следила за ней. Вскоре стало ясно, что девушка относится к Томасу с любовью и уважением, но в других отношениях она вела себя подобающим образом. По работе к ней нельзя было придраться, она все делала быстро, аккуратно и любезно.

Кэтрин была благодарна девушке за то, что она заботилась о ней во время безудержных приступов кашля, которые настигали ее время от времени. Но в последнее время она стала замечать, что Элизабет старается чаще показываться Томасу. Мучимая такими мыслями, Кэтрин вернулась, решив выяснить, почему девушка задержалась в мастерской. Если у нее до сих пор и оставались какие-то сомнения на этот счет, то сейчас они исчезли. Лицо служанки пылало, словно пламя свечи. Кэтрин не смогла сдержать гнева и заговорила с ней охрипшим голосом:

— Немедленно возвращайся в дом, ленивая тварь! Как ты смеешь бездельничать здесь! Тебе дали не целый день, а лишь несколько минут, чтобы посмотреть на этот стол!

Ошеломленная Элизабет проскочила мимо хозяйки, выбежала во двор, медные локоны волос выбились у нее из-под домашнего чепчика. Томас хмуро взглянул на жену.

— Кэтрин, неужели надо было так сурово обойтись с этой девочкой?

Кэтрин уже не могла сдержать ревность, слова мужа еще больше распалили ее.

— Разве не я должна поддерживать дисциплину в доме? Неужели ты встанешь на сторону служанки?

— Ты же знаешь, что дело не в этом. Только подумай. Разве непонятно, что она хотела вдоволь насмотреться на этот стол? Ведь у нее больше такой возможности не будет.

— Она невежественная, неграмотная девка и неспособна тонко оценить красоту.

— Я с этим не согласен. Если она не умеет читать и писать, это не значит, что ее глаза не замечают красоту.

— А глаза образованного мужчины не равнодушны к соблазнительной фигуре! Особенно если его жена больше не способна угодить ему.

Томас вздохнул про себя, он уже привык к тирадам жены, хотя она раньше никогда не срывала свою злость на Элизабет.

— Моя дорогая Кэтрин, мне некогда думать о фигуре служанки. — Он едва сдерживал свой гнев. — Все мои мысли заняты уплатой долгов кредиторам, вот почему мне срочно требуются наличные, и я готовлюсь съездить во Францию на следующей неделе и приобрести еще одну партию кресел.

— Ты все время тем и занимаешься, что ездишь во Францию! Пошли туда кого-нибудь другого.

— Я ездил туда четыре раза, и ты хорошо знаешь, что мне нельзя послать кого-нибудь вместо себя. Риск слишком велик.

— Ты хочешь сказать, что завел там любовницу и ей больше не с кем спать!

Его терпение иссякло. Эти поездки с целью привезти контрабанду, требовавшие большого нервного напряжения, отчаянное желание благополучно вернуться назад так, чтобы нелегальный товар не обнаружили, убивали всякое желание волочиться за женщинами.

— Ты ведь знаешь, что я уже два раза мог угодить в долговую тюрьму, если бы не огромные прибыли, заработанные на этих французских креслах. Помимо всего прочего, я задолжал изрядную сумму за восточную бумагу для китайских покоев мадам Корнелис.

— Она всего лишь богатая проститутка! Ее заведение не что иное, как дом терпимости! Какие милости она оказывает тебе за все то время, которое ты проводишь у нее?

Такая безумная ревность взбесила его.

— Единственная милость, на которую я рассчитываю, — получить новые заказы от мадам Корнелис! Она из тех, кто не жалеет денег и обычно оплачивает счета без большого опоздания. — Он указал на стоявший перед ним стол. — Могу сказать тебе лишь одно — если сэр Роуленд окажется таким же, как и остальные воспитанные аристократы, мы в течение восьми или больше месяцев не получим ни гроша за эту дорогую вещь, после того как ее доставят в Ностелл и установят в библиотеке. Ты представляешь, во сколько мне обошлась эта вещь?

— Не уходи от темы! — завопила Кэтрин, ударив кулаком по столу. — Я говорю о других женщинах в твоей жизни!