Крупные и сильные руки Томаса потянулись к дверным ручкам самой красивой комнаты в доме, повернули их вниз, и дверь широко распахнулась. Крохотный закрытый гробик белого цвета стоял на драпированном катафалке, горела одинокая свеча, в тех местах, до которых могли дотянуться руками дети, стоя на коленях, лежали маленькие неаккуратные букетики быстровянущих цветов, видно, собранных малышами. Томас не стал трогать цветы или снимать крышку гроба, у него не хватило сил последний раз взглянуть на дорогого его сердцу ребенка.

Томас не знал, как долго он простоял у гроба. Юный Том дважды подходил к дверям и снова уходил. Когда Томас, наконец, решил отправиться на поиски Кэтрин, он услышал, как зазвенел чайник на кухне, и догадался, что мальчик готовит ему чай.

Взяв из коридора канделябр, он отправился в спальню, где делил ложе с Кэтрин с тех пор, как они въехали в дом. Подушка помялась, одеяла с той стороны, где лежала жена, были отброшены, будто она совсем недавно встала и ушла. В комнатах детей горели свечи, Кэтрин там не было. Томас осторожно вытащил большой палец изо рта Мери и накрыл Энн, которая всегда спала чутко. Он погладил теплую от сна щеку Дороти, после чего заглянул в колыбель маленького Эдуарда.

На этом этаже Кэтрин нигде не было, Томас поднялся выше, прошел мимо той части, где жили слуги. Снова оказавшись на лестничной площадке, он взглянул на последний узкий, как стремянка, марш лестницы, ведший на чердак. Он представлял собой большое пространство без окон, занимавшее всю верхнюю часть дома.

Дверь на чердак скрипнула, когда он толкнул ее. Ему пришлось наклонить голову, чтобы не удариться о низкие огромные стропила. Освещая свечой темные углы, он с трудом пробрался между сваленными в беспорядке вещами, когда уже собрался уходить, думая, что дальше нет смысла искать, свет выхватил из темноты Кэтрин. Она была в ночной рубашке и сидела в самом дальнем углу, обхватив голову руками. Спутанные пряди волос небрежно повисли. Ему в голову пришла ужасная мысль, что она потеряла рассудок.

— Кэтрин!

Она не опустила рук, но приподняла один локоть, чтобы взглянуть на него. Ее лицо осунулось от горя, глаза впали.

— Смерть Кэти — наказание за то, что ее любили больше других детей, — прерывающимся голосом сказала она, простонав. — Ее любили больше, чем нашего умершего сына.

Томас опустился на колени и прижал ее к себе.

— Отец не должен любить одного ребенка больше другого, — ответил он, — но ее отняли у нас не поэтому. Во всем виноват только я, потому что не вернулся домой, когда меня ждали.

— Нет! — отчаянно возразила она, прижимаясь к нему. — Больше никогда так не говори! Не носи этот камень на душе до конца своих дней. От горя я уже теряю разум. Не надо сыпать соль на раны.

— Думаешь, тебе станет больнее, если узнаешь, что вина за ее смерть не дает мне покоя?

— Да! — Ей стало совсем плохо при этой мысли. — Я такая плохая жена и погубила твою жизнь! Большего горя ты уже не должен испытывать!

Томас прижал жену к себе и посмотрел ей в глаза. Пытаясь скрыться от горя в темном укромном углу, она отчаянно думала только о нем, она отбивалась от него руками, словно птица крыльями. Томас хотел успокоить взволнованную жену.

— Кэтрин, ты всегда была безупречной женой. Ты заботишься о детях, обо мне, о нашем доме, как не заботится никакая другая женщина.

— Томас, но я еще ни словом ни делом не доказала, что люблю тебя. А я люблю тебя! Все эти годы! Я тысячу раз собиралась сказать тебе об этом, но так и не сделала этого. Как жаль, что я говорю об этом только сейчас. — Кэтрин зарыдала, ее тело обмякло. Томас закрыл глаза, почувствовав, что она невольно пустила в него стрелу, которая причинила новую боль. Они напрасно потеряли годы, которые могли бы придать смысл жизни мужчине и женщине, любившим друг друга. Она слишком поздно решила открыться ему. Любовь Томаса к ней уже давно угасла, сдержанность Кэтрин, которая некогда притягивала его как нечто таинственное, со временем слишком охладила его чувства. В конце концов, он обнаружил, что ему все безразлично, он сохранил к ней привязанность, но любовь, о которой она говорила, погасла безвозвратно.

— Пойдем, — тихо сказал Томас. — Я отведу тебя вниз.

Когда они спустились по чердачной лестнице, Томас взял ее на руки и отнес в теплую кухню, где в очаге ярко горел огонь, а кругом сверкали медные кастрюли. Том принес шаль, набросил ее матери на плечи и разлил всем чай.

Похороны состоялись на следующий день. Вся улица была усеяна можжевельником, во всех домах и магазинах опустили шторы, пока мимо двигалась похоронная процессия. Кэти знали все. Отпевание прошло в церкви Св. Мартина в Филдсе, где ее крестили неполных шесть лет назад. После этого ее похоронили в церковном дворе рядом с маленьким братиком, с которым она так и не увиделась. Для Томаса этот небольшой кусочек земли был самым священным местом в Лондоне.


Глава 16

После того как Изабелла и Оуэн поженились в Кэвуде, несколько недель отсрочки с отъездом растянулись на месяцы. Это дало Изабелле возможность без спешки решить, какую мебель взять с собой, а какую оставить на хранение. Томас получил список мебели и распорядился прикрепить к каждому предмету ярлык с указанием, куда тот должен быть доставлен. Его упаковщики, естественно, были самыми лучшими в Лондоне. Большие кровати разберут на части, а приставные столики, шкафы для одежды и тому подобная мебель будет упакована особым способом. Стоило только Томасу в любом доме, который он посещал, перевернуть одно из своих кресел, как он по отпечаткам болтов под рамой сиденья, скрепленной рейками, убеждался, что они дошли до места назначения в подвешенном положении и не подверглись опасности быть поврежденными. Больше всего его заботило то, что мебель Изабеллы будет путешествовать полтора месяца в сыром трюме корабля, он отдавал предпочтение транспортировке по суше, но он сделает все, чтобы уберечь собственность Изабеллы от внешнего воздействия. Его рабочие не впервые паковали мебель для государственных чиновников, военных, торговцев и даже невест, которые собирались выйти замуж в Новом Свете.

Изабелла попросила его выполнить специальный заказ. Ей нужен был секретер из уорфдейлского дуба. Она хотела взять с собой вещь из Йоркшира, графства, где родился ее муж, а также сам Томас. В верхней части секретера должны находиться небольшие ящики и гнезда для писем, покатый фасад будет открываться квадрантами, а в нижней части расположатся скользящие подносы. Создав чертеж секретера, он удивил рабочих, когда появился в мастерской краснодеревщика, чтобы самому изготовить его. Томас потел рядом с ними, работая в одной рубашке, причем давно бездействовавшие в его ящике для инструментов рубанки, зубила, пилы снова ожили в его руках. Томас внес в свой чертеж тайный ящик для хранения личных бумаг, и добавил еще один такой ящик, не отмеченный в чертеже. Он бы весьма искусно сделан и скрыт. Когда Изабелла увидела секретер и выразила свой восторг, он не рассказал ей о заключенном в нем особом секрете. В тот вечер, когда секретер собирались упаковать в ящик, он открыл дверь в упаковочный навес, где находился этот предмет мебели. Коснувшись его кончиками пальцев, он открыл второй потайной ящик, о котором она ничего не знала. Он положил в него темно-красную розу. Такую розу он мог сорвать для нее давно еще в Ностелле, если бы в те дни был не учеником, а известным краснодеревщиком. Возможно, Изабелла никогда не обнаружит эту розу.

Томас закрыл никому не ведомый потайной ящик и снова запер навес для упаковочных работ. Следующим утром секретер тщательно завернули, чтобы сберечь его блестящую поверхность, и с превеликой осторожностью уложили в ящик.

Изабелла продала дома в Лондоне и Чисвике. Оуэн получил в наследство особняк в Йоркшире. Она будут жить в нем, если вернутся в Англию. Изабелла взяла с собой лишь двух слуг — молодую супружескую пару, жаждавшую приключений. Молодая жена будет выполнять обязанности горничной, поскольку Эми наотрез отказалась покидать Англию.

— Нет, мадам, — категорически возразила она, сложив руки на фартуке. — Когда мы вернулись с континента, я твердо решила больше не покидать добрую старую Англию.

Изабелла отблагодарила Эми за верную службу денежным вознаграждением, которое позволит ей беззаботно провести старость. К удивлению Изабеллы, юная Элизабет Дейвис, в пятнадцать лет ставшая рослой девушкой с прямой спиной и пышной грудью, смотрела на жизнь спокойно и трезво — она тоже отказалась от возможности побывать в колониях, даже после того, как ей первой предложили освободившееся место Эми.

— Благодарю вас, мадам, но я хочу остаться в Лондоне.

Изабелла не думала, что Элизабет откажется от благоприятной возможности посмотреть на мир, не говоря уже о том, что место горничной при хозяйке дома считалось самым почетным среди слуг.

— В таком случае я перед отъездом найду тебе место в хорошем доме, — пообещала Изабелла. — Мне будет неспокойно на душе, если я оставлю тебя лишь с рекомендацией.

Она чувствовала особую ответственность перед этой девушкой с тех пор, как Томас прислал ее к ней ребенком. Дом Чиппендейлов казался естественным местом новой работы Элизабет. Изабелла знала, что Кэтрин строгая хозяйка, но она также заботилась о своих слугах, ухаживала за ними, когда те болели, хорошо кормила и одевала их. Такое решение показалось ей самым подходящим. Когда Кэтрин подтвердила Изабелле, что для девушки найдется место в доме на улице Св. Мартина, об этом сообщили Элизабет. Оказалось, что о лучшем месте она и не мечтала. Она уставилась на Изабеллу, не веря своим ушам. Ее бледное лицо с густыми медного цвета волосами, побледнело еще больше.

— Это правда? Неужели мне так везет? — Ее речь и произношение стали значительно лучше за время, проведенное на Арлингтон-стрит, а это пригодится девушке, если она захочет найти место лучше.