— Должно быть, ты догадывалась о скверном характере этого человека, раз не захотела выходить за него замуж, и тем не менее не пожалела свою сестру. Хорошо еще, что ее там не оказалось. Если бы обнаружилось, что Изабелла помогает тебе, а так оно и случилось бы, то одному богу известно, какому наказанию подверг бы ее муж.

Сара вырвала руку, которой держалась за него.

— Знаю! Знаю! Но что же мне было делать?

Томас сердито взглянул на нее.

— Зачем было ехать к ней? Можно ведь было обратиться к матери.

Она сжала пальцы в кулаки.

— Я же говорила тебе! Она отреклась от меня. Когда я совершила первую попытку бегства, она написала, что Натаниел пригрозил лишить ее денежных средств, если я не останусь в том заведении в соответствии с условиями договора, заключенного между ними. Она написала, что я никогда не должна обращаться к ней за помощью.

Томас пренебрежительно взглянул на нее. Теперь настал его черед отпустить колкость.

— Подумать только! Никогда не слышал, чтобы мать и дочь были столь достойны друг друга!

Сара зло сверкнула глазами.

— Можешь смеяться сколько угодно. Если хочешь узнать всю правду, то я действительно была беременна, когда явилась в имение Тренчей. Разве я иначе могла бы сама справиться с этим? Я все время обходилась без помощи. Но я ведь не могла родить ребенка под забором, пусть даже прижила его от обычного сержанта!

Томас глубоко вздохнул.

— Ты хочешь сказать, что взвалила своего ребенка на Изабеллу?

Сара покачала головой.

— Я потеряла его, пока жила в имении Тренчей. — Сара не выдержала его сурового взгляда и отвела глаза. — У меня случился выкидыш. Все произошло к лучшему. Все равно я никогда не любила детей и возненавидела бы ребенка, который стал бы для меня тяжелым бременем.

Томас легко догадался, что она сделала аборт.

— Значит, ты после этого покинула имение Тренчей?

Сара снова улыбнулась.

— Я забрала несколько лучших платьев Изабеллы и оставила записку в ее шкатулке для драгоценностей, в которой объяснила, куда исчезли кольца и ценные безделушки, чтобы она, вернувшись, не подумала, что их стащили воры. Я тайком вынесла свою добычу, затем распрощалась с домоправительницей и слугами. Никто так и не догадался о том, что я не та, за кого выдаю себя. Только Изабелла узнала, что я там была.

— С тех пор ты слышала о ней что-нибудь?

— Нет. Она ведь не знала, где я нахожусь и что ее одежда и драгоценности принесли мне удачу. В постоялом дворе, где я остановилась на ночь, мне повстречался один джентльмен с театральными связями. Он дал мне столь необходимый шанс. Он устроил так, что я прошла обучение у пожилой актрисы, ушедшей на пенсию, которая в свое время прославилась на сцене. После этого я вступила в труппу актеров, затем в другую. Теперь я играю ведущие роли в паре с Себастианом Сэрле, с которым ты сегодня видел меня за столом.

— Однако ты должна рассказать мне об Изабелле, как обещала.

— Она еще не стала вдовой, — Сара зло уколола его, — если ты ожидал услышать именно это.

— Я знаю, — сердито ответил он. — В колонках газет, посвященных политике, время от времени появляется имя Тренча.

— У нее также нет любовников, — продолжила она тем же колючим тоном. — Пока я играю на сцене, разные слухи доходят до моих ушей. Ты удивишься, если узнаешь, что многие джентльмены заводят любовниц среди актрис или светских дам, у которых в свою очередь есть любовники среди актеров. Смотря по обстоятельствам. Могу заверить тебя, что Изабелла, видно, стала одной из самых блистательных хозяек в Лондоне, но она остается верной этому презренному Натаниелу, что уже скучно. Я слышала, что заключались пари на то, кому повезет там, где другие потерпели неудачу. — Сара заметила полный отвращения взгляд Томаса и хитро и весело улыбнулась. — Вижу, тебе не нравится, что доброе имя целомудренной Изабеллы обсуждается в компании развратников. Так сильно ты еще любишь ее? Только подумать, ведь ты и сейчас мог бы опередить всех и добиться у нее большего успеха, чем в Ностелле!

Томас не выдержал, ненависть взяла верх над ним. Он схватил Сару за горло и стал трясти ее.

— Больше ни слова об Изабелле! Надеюсь, мы с тобой никогда не встретимся!

Он отпустил ее, Сара начала ловить ртом воздух и закашлялась. Внезапная ссора между ними привлекла внимание людей, находившихся поблизости, и он ушел, решив не возвращаться сюда до тех пор, пока Сара будет играть в Воксхолле. Томас ненавидел ее и за то, что она постоянно вызывала в нем похоть, и за то, что она была мстительна.

На следующий день он выкроил час и отправился в Палату общин. Томас не знал, почему так поступил. Быть может, он надеялся увидеть Изабеллу в этом строгом месте. Огромный позолоченный скипетр сверкал на столе перед креслом спикера, это место напоминало часовню, но в царившем здесь шуме не ощущалось ничего священного, ведь как раз шли оживленные дебаты. Все члены палаты были в шляпах и снимали их, только когда вставали, чтобы высказаться. Они вскакивали с покрытых зеленым сукном скамеек, как только ловили взгляд спикера. Тренч тоже был здесь, он сидел, сложив руки на брюшке, опустив на грудь подбородок, который погрузился в складки льняного широкого галстука. Сначала Томасу показалось, что он уснул подобно другим коллегам — их склонила ко сну либо старость, либо вино, либо плотный обед. Кто-то растянулся на задней скамейке и храпел рядом с тем, кто-то ел апельсин, но оказалось, что муж Изабеллы внимательно прислушивался ко всему, что говорилось по поводу нынешней войны за австрийское наследство, шедшей на континенте и на открытом море против Испании и Франции. Когда наступил благоприятный момент, он встал, снял шляпу и гулким голосом, долетавшим до стропил и заглушавшим оскорбительные выкрики, раздававшиеся в адрес предыдущих ораторов, величественно заговорил о том, что под угрозой находится такая важная для жизни сфера, как торговля, при этом его лицо с багровым оттенком подрагивало от волнения. Сила его ораторского искусства была такова, что он увлек всех величием поставленной задачи, даже Томас в галерее проникся ощущением, что является частичкой охраняемой и руководимой богом нации. Когда Натаниел снова сел, все парламентарии наградили его одобрительными возгласами и аплодисментами, а многие запели гимн «Правь, Британия!», ставший популярным, как только вышел из-под пера композитора. Потребовалось некоторое время, пока спикеру удалось восстановить порядок. К этому времени Томас уже выходил через Вестминстерский холл. Он убедился в том, что муж Изабеллы занял прочное положение среди вигов и тори. Можно было без особого риска поставить на то, что Тренч однажды станет премьер-министром.

Томас больше не появлялся в Палате общин. Мимолетное желание увидеть Изабеллу снова испарилось, словно западающая в память мелодия, которая вспоминается на миг и снова забывается. Он был постоянно недоволен тем, что ему приходилось соглашаться на более низкие цены за свою мебель, чем продавец запросил и получил бы от клиентов. Однако Томас ничего не мог поделать с положением, в каком оказался, до тех пор, пока у него не появится достаточно денег, чтобы предпринять следующий шаг. Он постоянно изготовлял гробы для похоронного заведения, причем некоторые из них были изысканно украшены, что приносило неплохую прибыль. Томас изготовил несколько столиков и рамок для картин из сэкономленного дерева для того, чтобы продать их прямо в мастерской, но та находилась в сомнительном месте и перспективные клиенты обходили ее стороной.

Когда его небольшую мастерскую заваливали заказами, он в свою очередь нанимал позолотчиков, инкрустаторов и облицовщиков, выбирая самых лучших, ибо не смог бы допустить, чтобы с его именем была связана мебель, которая не соответствовала бы тому уровню, которого он сам достиг. Однако лучшие мастера требовали высокую оплату, и он часто не получал почти никакой прибыли от изготовленного предмета мебели. Томас лишь тешил себя тем, что создает себе высокую репутацию, как это было в Йорке, но не среди клиентов, а в кругах своих коллег-краснодеревщиков. Для них он изготовил несколько изысканных вещей.

Трудно проявлять терпение, когда амбиции не дают покоя, однако условия постепенно улучшались. Настало лето 1744 года и плавно перешло в осень. На следующий год Томас взял еще двух хороших работников и второго ученика, после того как переехал в Ковент-Гарден в более просторную мастерскую на той же улице, где находилась маленькая церквушка Св. Павла. Он оказался во владениях краснодеревщиков. Те, кто давал ему работу, приходили сюда и искренне восторгались его превосходными рисунками мебели и искусством чертежника. Его так часто просили начертить замыслы других краснодеревщиков, а также свои собственные, что он постепенно стал столь же профессиональным дизайнером, что и изготовителем мебели. Это было побочное занятие, которое приносило ему удовольствие, к тому же оно окупалось. Томас рисовал пером и чернилами серых и коричневых цветов или тушью. Своими чертежами он тонко угождал вкусам отдельных людей, предлагая выбор форм и украшений. Он рисовал один незамысловатый столбик кровати, а рядом другой с богатой резьбой. То же самое он делал с ножками столов, комодов, кресел, а также предлагал варианты других предметов мебели. В его голове начала зарождаться идея. Как выгодно было бы и с эстетической, и финансовой точек зрения создать книгу с изобретательными, красивыми и практичными рисунками не только для продажи, а также для архитекторов и, самое главное, для богатых людей, которые могли бы выбрать то, что им нужно. Ее также можно было использовать при планировании и отделке нового дома или домов, которые перестраиваются. Он мог бы включить в нее дизайны таких стилей, как современный готический, более тонкий рококо и в значительной мере китайский. Эти стили ценились высоко. Для осуществления этого блестящего замысла требовались деньги. Публикация книги с сотнями гравюр обойдется в огромную сумму. Однако этот проект осуществим, ибо ничего подобного раньше не было. Он не сомневался, что в случае успеха его имя будет у всех на устах. Чем больше Томас думал о такой книге, тем больше ему хотелось увидеть, как осуществится его мечта. Как только у него появлялось свободное время, он делал записки и наброски будущей книги.