Кэтрин оставила рану незабинтованной и подвинула нож так, чтобы все лезвие оказалось в огне. Выскользнув из вигвама, она увидела, что хлопья снега перестали мягко падать на землю. На небесах высыпали звезды. Скоро Луис впадет в забытье – наполовину сон, наполовину бред. К этому времени лезвие прокалится так сильно, что сожжет плоть, а вместе с нею яд, медленно убивающий его. Тогда у него появится шанс выжить – не очень большой, но это лучше, чем ничего.

Какой-то лесной зверек зашебуршился в кустах неподалеку. Кэтрин закрыла глаза, страстно желая стать сильнее. Как ей нужно было бы иметь рядом человека, на которого она могла рассчитывать! Она знала, что Убивающий Волков будет заботиться о ее физических потребностях. Он убьет бизона, чтобы она могла накормить и одеть дочь и себя. Если на них нападет другое племя, он будет яростно и храбро их защищать. Но Убивающий Волков никогда не сможет понять ее душу. И ему будет неважно, что это тоже ее потребность.

Кэтрин знала: судьба Форда не встревожит Убивающего Волков, и он не станет помогать только потому, что ей это важно. Ему все равно будет Луис жить или умрет, хотя ей не все равно. Она никогда не могла бы сказать ему: «Убивающий Волков, приложи раскаленный нож к его ране, потому что иначе это придется делать мне». Как Старая Мать, он ответил бы: «Пусть белый умирает».

Убивающий Волков был воином команчи. Он до конца своих дней так и будет рисковать жизнью. Смерть не страшит его.

Кэтрин была уверена, что Убивающий Волков неравнодушен к ней, возможно, он даже любит ее, насколько вообще способен любить. Убивающий Волков не ведал, что такое нежность. Кэтрин знала, что если бы Слейд был здесь, то именно его она попросила бы помочь. Эта уверенность ее испугала. Однако нужно было принимать себя такой, какая она есть. Пора ей найти в себе силы хотя бы для этого.

Она собралась с духом, чтобы вернуться в вигвам и сделать то, что необходимо. На первый взгляд, могло показаться, что все осталось по-прежнему, но, подойдя к раненому ближе, она поняла, что это не так. Нож все еще лежал в огне, содержимое котелка кипело. Но преступник по имени Луис больше не дышал с надсадным мучительным хрипом. Яркие ручейки крови стекали по его груди, где рука все еще сжимала рукоять ножа. Она с самого начала видела, что чехол этого похожего на стилет ножа, называемого «арканзасской зубочисткой», был прикреплен к его сапогу, но ей не пришло в голову вынуть нож. Кэтрин не стала прикасаться к Луису, так как было ясно, что он умер, и отправилась рассказать Убивающему Волков о том, что случилось.

– Он отравил мой вигвам, – запричитала Старая Мать, – Я не стану жить с дурным духом!

Кэтрин не стала обращать внимания на ее слова и сказала Убивающему Волков:

– Луиса застрелили солдаты, которые знали, что он – плохой человек. Они взяли моего брата, считая, что он тоже плохой. Я должна ему помочь.

– Нет.

Кэтрин знала, что он будет несгибаем, и не стала его умолять. Но она понимала, чего именно он боится.

– Меня один раз увезли от тебя, и я вернулась. Мне нужно снова уехать, но я опять приеду обратно.

– Ты принадлежишь команчам? Или белым? Кэтрин беспомощно посмотрела на него, не зная, как ответить ему, чтобы он понял.

– Форд – мой брат. Разве ты оставил бы брата умирать?

– Ты – женщина, а не воин. – Убивающий Волков, все еще не оправившийся от раны, устремил взгляд в огонь, отказываясь смотреть на Кэтрин. – Если ты сейчас от меня уедешь, ты для меня больше не существуешь. Твоего имени в этом вигваме больше не произнесут. Спящий Кузнечик будет дочерью Танцующей Ивы.

Танцующая Ива посмотрела на нее с сочувствием. Убивающий Волков объявит всем, что, хотя белая девушка, принадлежавшая к его семье, еще живет, женщина, которую команчи звали Смелый Язык, умерла. Ее оплачут, и в этом вигваме ее имя больше упоминаться не будет. Даже если она снова вернется к ним, ее приравняют к старикам, которых изгоняют, или они сами уходят, если их семьи не решаются этого сделать.

Ее взгляд заставил Кэтрин содрогнуться и, вспомнив старую примету, она подумала: «Кто-то наступил на могилу, в которой Убивающий Волков похоронит память обо мне».

Ива моляще протянула руку:

– Не уходи, Смелый Язык.

Слезы обожгли Кэтрин глаза. Как быстро Ива привязалась к ней!

– Я должна.

Ей хотелось бы сказать, что она вернется, но Убивающий Волков не позволит ей этого сделать. Она не может выдержать испытания на верность его образу жизни.

Кэтрин молча взяла приготовленный Старой Матерью и Ивой парфлеш. В мешке из сыромятной кожи лежали полоски сушеного бизоньего мяса, переслоенные жиром и сушеными плодами кактуса. Когда дичи не станет, она сможет поесть. Ее зимняя одежда, сшитая мехом внутрь, будет достаточно теплой даже в самые сильные холода.

Она повернулась, чтобы взглянуть на Старую Мать, чьи глаза были полны страдания. Старуха удерживала Танцующую Иву, не давая ей кинуться обнимать сестру. Убивающий Волков сказал:

– Смелый Язык умерла.

Ива отвернулась, тихо плача. Убивающий Волков поднял взгляд и посмотрел Кэтрин в глаза, а потом сквозь нее. Она умерла.

Не говоря больше ни слова, Кэтрин вышла из вигвама. Потом снова зашла в маленький вигвам Старой Матери. Мертвый Луис ее не пугал, но она знала, что Убивающий Волков придет в ярость, когда обнаружит, что она забрала и ружье, и пистолет. Справившись с дрожью, она вытащила из груди Луиса нож, вытерла его, положила в чехол и перенесла чехол с его сапога на свой мокасин. Завернув пистолет в кусок шкуры, она спрятала его в седельную сумку Луиса.

Мешок с зарядами она повесила себе на плечи. Все эти вещи были принесены в вигвам вместе с раненым. Что стало с его седлом, Кэтрин не знала.

Вдалеке завыл койот, и Кэтрин с грустью подумала об Убивающем Волков и о своем решении остаться с команчами. Теперь у нее не было выбора. Отбросив сожаления, она быстро прошла к вигваму, стоявшему на краю лагеря, и негромко позвала Болтливую Бобриху.

Когда молодая женщина вышла из своего вигвама, ее знакомое смуглое лицо показалось Кэтрин прекрасным. Она понимала, что, скорее всего, видит ее в последний раз.

При виде того, как одета Кэтрин, ее подруга откровенно удивилась.

– Что ты делаешь, Смелый Язык?

– Я нужна брату. Мне надо ехать.

Молодая женщина тихо прищелкнула языком и покачала головой, так что косы ее взлетели вверх.

– Убивающий Волков позволил это?

– Нет, – печально призналась Кэтрин. – Убивающий Волков сказал, что, если я это сделаю, Смелый Язык будет как умершая.

Болтливая Бобриха в ужасе отступила.

– Ты не должна!

– Я не могу отвернуться от брата, когда он в беде. Убивающий Волков знает это.

– Убивающий Волков – гордый человек, – напомнила ей Болтливая Бобриха. – Он горевал о тебе. Возможно, он так не думает.

– Это уже сделано, – тихо ответила Кэтрин. – Я буду по тебе скучать. Ты была верной подругой: и белой пленной, которой я была, и женщине команчей, которой я стала. Вспоминай обо мне иногда, Болтливая Бобриха, и улыбайся, потому что я буду помнить тебя, и сердце мое будет радоваться тому, что ты жива.

– Я буду думать о тебе, Смелый Язык. – Болтливая Бобриха прощально подняла руку и отвернулась, чтобы скрыть слезы.

Кэтрин сдерживать слез не стала, уходя еще от одного человека, с которым ее связывало прошлое. Сэди была среди лошадей, оставленных неподалеку от лагеря. Кэтрин не отпустила ее с табуном, который отогнали, чтобы он кормился сам.

Снег лежал мягким и чистым покрывалом, светясь белизной даже в этот темный предрассветный час. Она видела бледный дым, поднимавшийся над некоторыми вигвамами. Отвернувшись, она поехала прочь.

ГЛАВА 13

Пряди темно-каштановых волос выскользнули из аккуратного пучка. Ди попыталась нервно заправить их обратно, а потом посмеялась над собой. Подумать только, она, далеко немолодая женщина, нервничает, как девочка перед первым свиданием! Это все Дойл Шанли виноват. Дойл, спокойный и веселый, с уверенным прикосновением, которое зажигало ее так, как это не удавалось еще ни одному мужчине! Даже Форду-старшему – так много лет тому назад.

Это воспоминание стерло с ее лица улыбку, и она подошла к окну посмотреть на земли Форда Беллами. Поблекшие с наступлением зимы поля расплылись перед ее глазами, когда она вспомнила его нежную улыбку в то утро, перед их расставанием. Форд не любил ее, но он был ей благодарен, а она оставалась верна его памяти. Двенадцать лет она заботилась о его землях и его детях. Их жизнь стала ее жизнью. Но Кэтрин выбрала для себя новый и трудный путь, где Ди уже не сможет ни помочь ей, ни защитить ее. А Форду уже пора самому управлять своей фермой.

Дейрдре Маккенна была вправе вести свою собственную жизнь. Она любит мужчину, который хочет на ней жениться, и сегодня она скажет ему «да».

Их чувства стали слишком горячими, и то, что их разделяло, с каждым днем казалось все менее и менее важным. Ни от Форда, ни от Кэтрин известий не было, и Ди не намерена остаток своей жизни сидеть и ждать, не понадобится ли она кому-нибудь, не нужно ли окружающим от нее еще чего-то. На этот раз она намерена подумать о себе.

Она чуть улыбнулась, увидев, как возок Дойла показался на дороге: на холмы только-только начали ложиться сумерки. Возможно, сегодня, после того как она даст согласие стать его женой, она не отправит его домой.

Ди зашла в комнату Шей и разбудила девочку. Если это не сделать, она пропустит ужин, а потом будет плохо спать ночью. Склонившись над кроваткой, она прижалась губами к мягкой и душистой шейке девочки. Шей проснулась с радостным визгом, обеими руками схватив Ди за волосы. Со смехом подхватив малышку на руки, Ди поняла, что так тщательно уложенные пряди опять растрепались.

– Дой? – спросила Шей.

Она согласилась лечь спать только после того, как Ди пообещала ей, что скоро приедет Дойл и проведет с ними весь вечер. Ди улыбнулась, снова порадовавшись тому, как Шей привязалась к любимому ею человеку.