Сейчас он стоял и смотрел на темное пятно в белой раме, никого сегодня не ждавшее, и представлял, что за ним — за стеклом — спит та, от которой можно было убежать много лет назад, закрыв за собой плотно дверь. Оставить, как ненужный хлам, и забыть. Чтобы окунуться в бешеный водоворот дел и страстей, достойных настоящего мужика.


Костя поежился и, стряхнув с плеч сомнение, зашел в подъезд. Пригладил волосы, опустил воротник и неслышно поднялся на третий этаж, иногда перескакивая через ступени. Вот и она, восьмая квартира.


Дверной звонок был вырван с корнем, замок измазан жвачкой, уже засохшей от времени и потемневшей от грязи, сама дверь была со вмятиной внутрь, как будто выбивал кто, и, наверное, так и было.


Никто не знает, как словами передать ужас, волнение, растерянность и шок. Каждое чувство по отдельности — можно, но все вместе, этот коктейль, долбаный смузи — вряд ли. А то, что передать словами сложно, но очень хорошо можно испытать? В мгновение ока, сразу? Как рухнувшая на тебя волна окатила всеми эмоциями, не только тут же намочив одежду, но и смыв изнутри всю кровь.


Кровь отхлынула вместе с водой и устремилась вниз, на второй этаж… первый…


Он дотронулся до вмятины, пальцами повторяя форму углубления, потом начал отдирать жвачку, с каждым брошенным на пол куском становясь все злее на того придурка, который додумался это сделать. Достал маленький нож с очень тонким лезвием, проверил им сердцевину замка и понял, что резиновая гадость плотно и далеко застряла внутри.


Костя постучал: сильно, громко и особым ритмом. Если она дома — поймет и откроет, узнав его «почерк». И почти услышал торопливые шаги маленьких ног, наверняка обутых в объемные смешные тапки — мордочки коровок.


Почти.


Никто навстречу ему не бежал, не распахивал изуродованную дверь, крича «Ты!» и бросаясь на шею.


Никто.


Ну, он же так и думал, верно? Ведь догадывался? Тогда чего упираться лбом в холодный равнодушный металл и закрывать в отчаянии глаза? Чего расстраиваться тишине по ту сторону? Чего сцеплять зубы, чтобы не произнести «Где ты?» Он же был уверен, что она больше здесь не живет, правда?


Почти.


— Эй, милок, чего там, не здоровится тебе, что ль? — как в хорошем фильме про плохого мальчика, открылась соседская дверь, и старушечий голос спросил.


— Нет, — он повернулся, выпрямляясь, и повторил, уже тверже: — Нет.

Вышедшая на площадку женщина осмотрела его с ног до головы, отмечая аккуратную стрижку, добротную ткань пальто и чистую обувь. Одобрительно прищелкнула языком и указала на дверь, возле которой он стоял.


— Ищешь кого?

Он не хотел отвечать. Какое её ср*ное дело, чем он занимается и кто ему нужен, но понимал: если соседка что-то знает — это в сто раз сократит поиски и потраченное время, что было крайне важно.


— Ищу.

— Взгляд уж у тебя больно тяжелый, милок, видно, должна тебе много.


— Кто?

— Та, которую ищешь, думаю.


— Должна, — решил подтвердить слова старухи, надеясь, что поможет ускорить процесс.

— Так и знала, — женщина покачала головой. — Всем должна осталась, всем, кто приходил, приходит и будет приходить. Всем, кто живет здесь.


— Часто приходят?

— Теперь уже реже, но бывает, ломятся. Правда, вид у них похуже твоего будет.


— Что она задолжала?

— Деньги в основном, вещи…Разное.


Ему стало тошно. Стало тошно так, что хотелось выблевать тут же, к ногам старухи, выплевывая свой желудок. Не мог дышать, будто диафрагму придавили огромным камнем. По конечностям заползали муравьи, поливая кожу кислотой.

Он подошел ближе и умудрился задать последний вопрос:


— И тебе должна осталась?


Соседка попятилась, почуяв запах злобы и не понимая, кем приходится этот солидный, красивый, пусть и мрачный, мужчина той, что раньше жила в восьмой квартире.


— Н-нет, — сказала правду. — Помогала ей, чем могла. Она же глупая, молоденькая совсем была…

— Не была — есть.


— Так говорят, что…

— Врут все.


— Кто будешь-то? — не сдержала любопытства.

— Много, видать, знаешь, раз состарилась уже. Больше тебе не надо — сдохнешь.

Он развернулся, обрывая дальнейший интерес, но женщина крикнула вслед:


— Оставила она кое-что!

Он резко остановился, словно на стену налетел, и занесенная над ступеней нога, вернулась обратно. Обернулся.


— Сказала «Отдашь ему», а кому именно — не сказала, добавила только, что узнаю его, будет отличаться от обычных людей. Смотрю теперь и понимаю, что тебе оставила.

Костя молчал, а женщина зашла в свою квартиру и через несколько минут вынесла маленький конвертик не типографской продукции.

Протянула ему:


— Держи, может, сгодится.

Он смотрел на белую бумагу, местами затертую, и как-то странно себя чувствовал. Не хотел об этом думать, да и показывать свое состояние не видел смысла. Старуха ему была чужой.


— Держи же, ну?

Он взял наконец и, кивнув, начал спускаться вниз, торопясь глотнуть морозного, но свежего воздуха. Бумага жгла пальцы, а тело потихоньку распадалось на молекулы. Он ещё не понимал до конца, что значило для него её отсутствие, что принесет за собой эта потеря, но уже на губах появлялся неприятный вкус, а в ноздри лез отвратительный запах. В голове расползался туман, мешая ясно мыслить.


Выйдя на улицу, он снова спрятал руки в карманы пальто, вместе с конвертом, и отправился в обратный путь. Главное, добраться до машины, припаркованной в километре отсюда. Главное, не сбиться с шага, оставить его твердым. Главное — не рассыпаться на части, подгоняемым ветром. Главное…

« Глава 7 Часть 1

Ну, что же вы, — Костя оторвался от созерцания потолка и посмотрел в глаза администратору ресторана, — Марина Александровна, правильно?


Женщина кивнула. Она сидела напротив равнодушно спрашивающего мужчины, вот уже как двадцать три минуты только кажущимся равнодушным, и признавалась самой себе, что зря послушалась совета продавца купить тот антиперспирант. И тонкая белая шифоновая блузка, и трикотажный пиджак промокли насквозь в зоне подмышек, доказывая, что сомнительный на вид дезодорант оказался сомнительным и в своем действии. Что ни говори, а экспериментировать с маркой иногда вредно и не идет на пользу имиджу.


— Ну так что же вы, Марина Александровна, водите меня по кругу, — скорее утверждал, чем спрашивал Костя, восседавший на стуле с закинутым на край спинки локтем и подперев висок указательным пальцем, сдвигая им кверху внешний угол глаза. — Мне прекрасно известно, кто является директором этого темного во всех смыслах заведения, кем лично вы приходитесь вашему начальству и для каких целей используется отдельная комната, в которой мне пришлось недавно побывать. Сядь! — зло рыкнул на женщину, попытавшуюся подняться.


От резкой и какой-то даже звериной команды она шлепнулась обратно, невольно вскрикнув:


— Что вы себе…


— Закрой пасть, — Костя вернул спокойный тон, вставая со стула одним движением гибкого тела. Одетый полностью в черное, он напоминал пантеру, что усиливало потоотделение администратора ещё больше. — У тебя было время ответить на мои вопросы честно, с чувством так присущего тебе собственного достоинства, пользуясь возможностью обыграть шанс остаться на прежней должности и заслужить мое уважение. Но, увы. Ты его проср*ла, как и достойную денежную компенсацию.


Он начал ходить по кабинету, в котором они находились, вернее, в который он её притащил, говоря монотонно и на первый взгляд самому себе. Смотрел под ноги, засунув руки в карманы черных брюк, и делал неторопливые, очень тихие шаги.


— Ты думаешь, я не знаю ваших с директором грязных секретов? — остановился, сдунул невидимую пылинку с плеча и ухмыльнулся, покачав головой. — Порочной страсти одной и извращенной слабости другого? — начал медленно приближаться, сжимая в кулаки пальцы в карманах. — Или мне надо тебе по буквам, раздельно и четко? Озвучить то, что прячется в темноте? Вытащить на свет? Так ты скажи, я могу.


Марина молчала, уставившись на него во все глаза.


— Или, может, ты ещё не поняла, как серьезно я настроен? Как я решительно намерен добиться успеха в лечении твоей немоты? — подошел максимально близко и наклонился, не вынимая рук. — А?


Марина помотала головой, не в силах отвести взгляд, а Костя принюхался:


— Запах твоего тела выдает твои мысли — такие же омерзительные.


Администратор, смутившись, покраснела, но глаза по-прежнему смотрели в лицо Косте.


— А теперь открой, наконец, пасть и начинай исправлять ситуацию. Начинай делать хоть что-то, что бы мне понравилось. Я же выкуплю эту халупу, даже не споткнувшись, и разберу до последнего кирпичика, завалив ими ваши вонючие туши, понимаешь? И никто, ни одна живая душа мне не сможет помешать. Не вякнет и не попытается отсрочить — наоборот, бросится помогать, уговаривая меня поторопиться. Я же знаю, овца, и про камеру, и про адвокатов, и про шмаль. У вас денег не хватит не то что откупиться, а даже помочиться как следует. Будете по очереди в яму ср*ть да земелькой за собой присыпать, — выпрямился и снова ухмыльнулся, — если, конечно, из-под кирпичей выберетесь.


Марина открыла и закрыла рот. Зубы клацнули, и звук в тишине ударил по нервам. Костя выпрямился и сделал пару шагов назад, рассматривая её насмешливо и брезгливо, словно она облита помоями.