Ксения Иллюзия - Пожалей меня, Голубоглазка

— Возмездным оказанием. Благодарно. Так ты согласна?

— Вчера меня об этом тоже спрашивали?

— Не поверишь, но — да. Это был последний вопрос перед тем, как ты поставила подпись, угрожая меня кастрировать, — уткнулся ей в шею и шумно вдохнул. — Коричная моя…

— Я не твоя, прекрати меня лапать!

— Я не лапаю, — обнял осторожно и вжал в себя.

— Мне нужны будут Акты.

— Всё, что хочешь. Хоть Счет-фактуру, — втянул в свой рот маленькую мочку с серёжкой-гвоздиком.

— Только год.

— И ни дня больше, — лизнул висок. — При взаимных упреках.

— По моему настроению.

— Сделаем, — провел губами по щеке, остановился, прижавшись, у самых губ.

— И для начала я попробую всё же его опротестовать.

— Попробуй, — накрыл её упрямый и такой вкусный рот, обняв уже, что есть силы.

Когда Ая, раскрасневшаяся и чуть лохматая, уходила, Костя выстрелил контрольным:

— Если захочешь восстановить события — я к твоим услугам. Покажу видео, но голой.

Она замерла у дверей, а потом уткнулась лбом в полотно и простонала:

— Ну почему, как только я начинаю думать, что ты похож на человека, ты доказываешь мне обратное?

*****

После обеда все встретились дома у Соплева, пользуясь отсутствием Вики. Сразу бросались в глаза две вещи: то, что скоро в квартире появится маленькая девочка и то, что Котову паршиво.

Его зелёное лицо очень странно выглядело на фоне обилия розового и давало такой цветовой контраст, что не могло не вызвать улыбки.

— Это всё ваша бурда, — жаловался, принимая от радушного хозяина высокий стакан с минералкой. — Говорил же, буду пить водку, так нет, надо было угостить змеиным пойлом.

— Кто ж тебе его в рот наливал? Не пил бы столько, мы вот, нормально себя чувствуем.

— И я нормально. Просто иногда тошнит.

— Как пережила Андреевна твой выход в свет?

— Жаловалась.

— Женщина…

— А на что конкретно? Что пришёл поздно или что вообще пришёл?

— Что от моих парОв отравилась! Я ей: "Милая, как ты могла отравиться, если мы пили чистейший продукт?", а она: "Пей лучше водку «Аватар», заодно и синим телом управлять научишься"! Как она может работать по такой профессии, если мужу родному помочь не может? Не понимаю.

Друзья засмеялись.

— Так ты валялся вчера?

— Почему это валялся? Как настоящий джентльмен, хотел поцеловать её ножки.

— И остался в них валяться.

— Не успел, меня затащили на кровать.

— Только настоящая женщина может позволить себе не ждать.

— И психотерапевт.

— Может, водочки? — предложил Соплев, с участием глядя на Котова.

Василий скривился для приличия и тут же ответил согласием.

— Такое ощущение, что вместо крови — минералка, — отставил стакан. — Скоро пузыри из ушей полезут.

— Это ты так оправдываешь второй день пьянства? — усмехнулся Леший. — Контракты-то хоть готовы?

— Обижаешь… Сначала дело.

— Я и вижу. А чего ты только одну принёс? — спросил, видя, что Евгений ставит одну бутылку. — Ножки, между прочим, обмывают обе, а мы вчера справились только с одной, да и то — левой.

— За каждую ножку по цистерне, что ли?

— Чтоб ходила доча по земле устойчивей. Вискарь есть?

— Бля… мы, как в анекдоте: — Я Василий, я алкоголик, я пью водку. — Я Алексей, я алкоголик, я пью виски. — Я Константин, я алкоголик, я пью текилу. — Я Евгений, я «накрываю поляну», заказы принял.

Леший откинул голову и натурально заржал.

— Я лучше знаю, — вставил Котов, забирая у Соплева стопку. — «Я не оптимист и не пессимист. Я алкоголик. В моем случае стакан наполовину виски, наполовину кола».

— Даже по анекдоту понятно чей ты муж. «Виски-кола? Ты же русский! Только водка-водка, только хардкор!»

— Ну, ладно. Крот, пошли, поможешь мне, — Соплев кивнул Косте, и друзья отправились на кухню, за закуской и посудой.

*****

— Как все прошло?

— Как и следовало. Немного бури и много слов.

— Ты выглядишь счастливым ублюдком.

— Я ублюдок и есть, — усмехнулся, вспомнив прощальные слова Аи.

— Не обижай девчонку, она ничего.

— Она больше, чем ничего, а девчонок я не обижаю, я их люблю.

Евгений ничего на это не сказал, но посмотрел так, что стало понятно: не верит.

*****

Телефонный звонок раздался поздно вечером, когда Ая, проводив Михалыча с женой, готовилась закрыть пекарню. Целый день наводили порядок: намывали всё, расставляли, делали заготовки, проводили ревизию имущества. Как оказалось, «дышала на ладан» не только духовка, но и тестомес, а это приравнивалось к настоящей катастрофе. Руками долго месить не сможешь — через несколько дней начнёт выкручивать до звезд в глазах, а месить надо. Значит, надо покупать и покупать качественную технику, а это — деньги. Много денег.

Ая решила отложить подсчёты на завтра, сегодня уже сил не осталось. Машку пришлось отпустить на выходной, та не могла поднять головы после самогона, и снова вспомнив про вчера, Ая чертыхнулась. Нет, сам договор её из колеи не выбил, выбило другое — самоуверенность этого с*киного сына вкупе с её глупостью. Да она же сама повысила её на сто пунктов, согласившись подписать документ!

Оспаривать, конечно, не пойдет — договор сам по себе попахивает чем-то нездоровым, а люди заболеть боятся, но и сообщать об этом Романовичу торопиться не будет. А там, глядишь, пол срока и минует.

В принципе, она была даже не против. Тр*хается он отменно, не скупердяй, в «допах» указана хорошая ежемесячная сумма, да и в конце срока договора не малая… Чувствовала ли Ая себя проституткой, соглашаясь на сексуальные контакты за деньги? Нет. Она совершенно точно себя таковой не считала, зато считала, что Костя ей должен и пришло время долг отдать. Вот и отдаст. Хоть так. Тем более ей понравилась формулировка. Суммы в договоре были прописаны, как «благодарность Заказчика», а ей нужно было сохранить пекарню, во что бы то ни стало. Висевший грузом кредит, счета, налоги… Да и здоровья для, чего уж там…

Звонок не прекращался, вынуждая поднять трубку и зло рявкнуть: «Кто?»

— Не хочешь посмотреть хоум видео?

Романович напился или ей показалось?

— Нет.

— Приезжай, а? Мне плохо.

— Пить надо меньше.

— Безо всяких требований. Просто приезжай.

— У тебя есть вторая кровать?

— У меня есть большая кровать, и я тебя не трону.

— Зачем тогда? Договор ясно указывает…

— Да ср*ть на договор! Я нормально уснуть хочу.

— Спи.

— Не могу. Глаза закрою — кружится всё, а держать открытыми — смотреть не на кого. Приедешь?

— Мне завтра рано вставать.

— Я отвезу. Нет, такси отвезёт, сам я вряд ли.

— Я грязная и уставшая.

— У меня есть отличная душевая и удобные тапочки.

— Белые?

— Коричные.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

— Ты уже могла бы стоять под горячими струями.

— …

— Есть функция турецкой бани.

— …

— Акупунктурный гидромассаж.

Ая закрыла глаза, борясь из последних сил.

— Ароматерапия, тропический душ.

— …

— Есть даже насадка с Микки.

— Ставь чайник — чай буду.

На этих словах Костя поднял руку, выкрикнув безмолвное "Ура". Хорошо, что Ая не видела.

— А хлеб с семечками привезёшь?

— Обойдёшься.

Прошлое.

— А ну, вернись! — гневный мужской голос полоснул по нервам, но она постаралась не обращать внимания. Сердце сжалось на миг, а потом пустилось вскачь, раза в три быстрее. Возможно, ускоренный темп диктовала совесть. Не из-за своего поступка, а из-за матери.

Мама была так счастлива, когда у них все было спокойно, когда он был доволен… И Ая мать любила. Быть может, многого не понимала в её поведении и таких отношениях с мужем, но любила. И она помнила самые лучшие времена, связанные с ней.

Девушка никак не могла привыкнуть к резким окрикам отчима, — обычно мужчина вел себя по-другому, — как и не могла заставить себя слушаться его. Эти крики словно приводили в действие пусковой механизм где-то внутри, и тут же бунтарский дух овладевал ею целиком.

Диктаторские замашки, взгляды, прикосновения… Он никогда не будет ей настоящим отцом, как он может не понимать этого? И как может продолжать делать вид, что — отец?

— Дочь, остановись!

Она, не оборачиваясь, показала ему средний палец. Знала, что отчим потом будет долго и монотонно твердить матери, какой у неё неблагодарный и грубый ребенок, а та будет опять пить лекарство и извиняться, но свой порыв сдержать не смогла. Не в этот раз.

Схватила, не глядя, куртку с вешалки, шарф, и выбежала на улицу. Вот уже неделю как она болела, но отчим и слышать ничего не хотел, заставляя репетировать, чтобы выступить завтра на сцене. Она кричала так, что голос охрип. А может, он охрип из-за больших нагрузок. Или болезни, черт его знает. Просто одним утром проснулась уже не та.