Саша молчал. Его словно ударили чем-то тяжелым по голове, и он не мог подобрать слов. Она искалечила Варю... Он всякого ждал: проституции в далеком прошлом, манипуляции с документами, но такого...

-    Я почему-то сразу вспомнил похожее дело. Правда, тогда девушку спасти не смогли, и ее свекровь пошла за предумышленное убийство. Я не думал, что мать, пусть и приемная, сможет пойти на такое.

Воропаева судорожно крутила массивное кольцо на безымянном пальце.

-    Я не хотела, чтобы так вышло. Мне просто не нужны были лишние проблемы. И ей тоже, хоть она это и не осознавала. И что теперь? Будете меня пугать полицией? Все сроки вышли.

-    Нет, не вышли, - ответил Князев. - И предупреждая Ваши возражения, по данному делу можно подать в суд и без участия потерпевшего.

-    Вы ничего не докажете...

-    Уже, - Саша указал на зеленый огонек камеры ноутбука. - Ты сама во всем призналась.

-    И? - от волнения голос у нее звучал чересчур высоко. - Что ты от меня хочешь?!

-    Я хочу, чтобы ты сгорела в аду, чертова ведьма! - взревел Саша и захлопнул крышку компьютера. - Я убил бы тебя сейчас голыми руками, если бы не свидетели! Мне жалко Варю. Она до последнего была тебе предана, я не хочу, чтобы она знала, какая тварь вырастила ее. Ты ни слова не скажешь Газиеву. Ни намека, ни взгляда, ни анонимной записки. Если он узнает о нашей с ней связи, виновата будешь ты. В любом случае. Откуда бы он это ни выяснил. И это видео сразу пойдет, куда следует. И я лично позабочусь, чтобы тебе дали максимум. В самой глухой и грязной дыре. Ты поняла? И если по твоей вине хоть один волосок упадет с Вариной головы, я тебя достану откуда угодно. Ты поняла? Поняла, я тебя спрашиваю?!

- Да, - еле слышно ответила она.

Даже под слоем косметики было видно, как она побледнела.

-    Убирайся вон. И не дай Бог ты снова попадешься мне на пути.

Саша за локоть вытащил ее из кабинета и с грохотом захлопнул дверь.

-    Из-за тебя страдают мои принципы, - грустно сказал Паша. - Ее надо сажать.

-    Подожди. Теперь я все-таки должен найти Варю. Понятия не имею, с чего начать. И тут Самсонова осенило.


[1] Звукач (жарг.) - звукорежиссер.

[2] Минусовка, минус - запись музыкального произведения без вокальной партии.

Глава 13


За два месяца мать-алкоголичка объявилась дважды. Сначала она постучалась к Зинаиде Федоровне под Рождество. Видимо, обнаружила пропажу детей только спустя неделю. Она была пьяна и на взводе.

 - Кто дал тебе право… Это мои дети… Катя! Домой! – пыталась докричаться женщина с крыльца.

Варя прытко схватила горлопанку за руку и выволокла за калитку. Та явно пила не первый день: волосы слиплись, грязная одежда пропахла мочой, одутловатом лице желтела застаревшая гематома.

 - Еще раз придешь сюда в таком виде, я позвоню в опеку, - жестко сказала Варя. – Не смей приближаться к ним в таком виде. Протрезвеешь, уберешься в доме, купишь хотя бы макарон и картошки, - приведу их сама. Но не раньше.

Она блефовала. Ни за что она не сдала бы детей в бездушную машину. Но больше ей нечем было запугать тетку.

 - Кто ты такая?! – распространяя удушливую вонь перегара завопила непутевая Наташка, как величала ее за глаза Зинаида Федоровна.

 - Я – та, кто присматривает за твоими детьми, пока ты бухаешь. Мне терять нечего. Обидишь их – убью.

Осоловевшие мутные глаза уставились на Варю. Что-то бормоча под нос и мотаясь, пьяница погребла по деревенской дороге в противоположную от своего дома сторону.

 - Мама приходила? – шепотом спросила Катя, когда Варя вернулась домой.

 - Хотела узнать, как вы. Она скучает, но пока у нее много дел.

 - Опять пьяная?

 - Чуть-чуть. Она очень хочет исправиться. Ты скучаешь по дому?

 - Нет! – Катя ответила очень быстро. – Я не хочу туда, пожалуйста!

 - Иди ко мне, - Варя прижала к себе девочку, не зная, что ответить.

Они обе учились объятиям. Обеим это было странно и непривычно первое время, пока не стало необходимым, как воздух. Побитые жизнью, они нашли друг в друге опору. В отличие от сестры, Ваню почти не деформировал алкоголизм матери. Или он не понимал, или не помнил. Или Катя давала ему нужное тепло. Но он оказался озорным, открытым и общительным мальчонкой с заводной пружинкой внутри.

Первым от него пострадал кот Кузя. Его таскали, обнимали, исследовали. И он переносил тяготы детской любви с завидной стойкостью. Почему он не уходил гулять или прятаться на сушилах, оставалось для Вари загадкой. Самые отчаянные моменты он пережидал на серванте, но стоило уложить детей спать, он мягко спрыгивал на пол, забирался к ним на диван, устраивался в ногах и начинал урчать.

Варе тоже досталось от Ваниных проказ. Каждое ее утро начиналось с того, что по ней ползали, прыгали и тыкали маленьким пальчиком в глаз с победоносными воплями:

 - Гась! Гась!

Днем он колесом носился по дому под бдительным присмотром сестры или Вари. Норовил вскарабкаться на каждый подручный предмет мебели и открывал все доступные ему дверцы и ящички.

 - Экий скоморох, - ворчала Зинаида Федоровна, но появление в доме детей ее заметно оживило.

Она чаще улыбалась, даже смеялась над Ваниными проделками и забавными малышовыми словечками. К Рождеству они совместными усилиями устроили праздник взамен упущенного новогоднего.

Варя с детьми принесли из лесу еловых веток, поставили в банку и украсили. Когда Ваня спал, девушка научила Катю вырезать снежинки, и скоро небольшие деревенские окна были сплошь покрыты кружевными узорами.

Зинаида Федоровна достала из подпола смородиновое варенье. Вечерами они пили чай и слушали, как старушка погружается в воспоминания молодости.

Она рассказывала, как была маленькой, как они носили папе в поле обед, как долгими зимами учились вышивать, и какие красивые васильки выходили у мамкиной сестры Зои. Она была хромая, а потому осталась в девках и жила с ними, помогая по дому и присматривая за детьми. Все ее обожали и звали Нянькой. Она показывала младшенькой Зине как печь пироги.

 - У нее так ловко все выходило, так быстро. Шлеп-шлеп – готов пирожок, шлеп-шлеп – еще. Сколько я в глубоковской школе поварихой работала, у меня так ладно не выходило. Она и караваи умела, лучшие в деревне были! На свадьбу только у ней спрашивали. И лебедей могла наделать, и цветы, и косички… Теперь так не могут…

 - Баб Зин, а как это – лебедей из теста? – спрашивала Катя.

Даже Ваня тихонько сидел и слушал, раскрыв перепачканный вареньем рот.

 - Как-нибудь сделаем. У меня уж и не выйдет. А хотите пирогов намесим? С капустой, с картошкой!

 - Да-да! Можно помогать, можно?

Давно не было у Зинаиды Федоровны таких внимательных слушателей. Она до того раздухарилась, что вспомнила стихи, которые писала в молодости, немного нескладные, но такие трогательные, что Варе нравились.

На ночь старушка садилась в кресло у дивана и рассказывала по памяти сказки. Чего в них только не было! И святые мученики, и кикиморы с водяными, и Кащей с царевнами, - все переплеталось в долгие истории, которые от ее самобытного говора делались особенно уютными и волшебными.

Варя любила слушать их из кухни, хотя ей и полагалось в это время мыть посуду и варить на завтра суп.

Перед Рождеством она съездила в Покров и купила детям подарки. Выбор был маленький, поэтому она взяла ребятам по книжке и по мягкой игрушке. Больше ни на что оставшихся денег и не хватило. И конфет немного - на них Зинаида Федоровна дала.

Никогда еще Варе не было так приятно что-то дарить! Ваня пришел от своего медвежонка в дикий восторг, спать с тех пор укладывался только с ним в обнимку и устраивал вопли каждый раз, когда игрушка терялась, а терялась она постоянно, потому что он везде таскал ее за собой.

Кате достался белый заяц в красном сарафанчике с большими глазами и длинными мягкими ушками. Она обращалась с ним очень аккуратно и ни в какую не соглашалась дать брату даже подержать. А книжку про «Пеппи Длинный Чулок» просила читать ей каждый вечер, пока Варя не стала учить ее буквам. Девочке пора было в школу следующей осенью, а она знала не весь алфавит.

К концу января непутевая Наташка пришла во второй раз. Теперь она была трезва, аккуратно одета и выглядела очень виноватой. Она долго разговаривала с Зинаидой Федоровной и Варей, жаловалась на жизнь, без конца благодарила за помощь с детьми, божилась, что встала на путь исправления.

Варя проверила - дома действительно было чисто, бутылки исчезли, в холодильнике появился минимальный продуктовый набор. Ей страшно не хотелось отпускать детей от себя, но она ведь была им никем. Чужой доброй тетенькой. Пора было возвращать их матери.

Катя собиралась с неохотой, Ваня снова не понял, что происходит: просто взял своего медвежонка и бодро побежал в прежний дом. Зинаида Федоровна видела, что Варе грустно, ободряюще сжала ее ладонь своими сухими и холодными от старости руками, но разве могла она заменить эти два комочка счастья?

В доме стало пусто и тихо, ночью Варя легла на детский диван, втянула сладкий младенческий запах с Ваниной подушки, а потом долго ревела, уткнувшись в кота.

На следующий день она остервенело взялась за уборку. Сняла со стены ковер, потащила его выбивать на улицу. Потом вытряхнула все плетеные половики-дорожки, вычистила их снегом, не обращая внимания на содранные костяшки пальцев. Зинаида Федоровна, обычно любившая проявить изобретательность в поручениях, удивилась и пару раз предлагала Варе отдохнуть. Но та, словно зашоренная лошадь, упрямо двигалась в заданном направлении.