Позже, выплакавшись, Софи зашла на кухню, потом ушла в свой домик собирать вещи. Потом она тщательно прибралась в доме. Оглядевшись в последний раз, Софи заперла дверь и вышла на дорогу. Стоял солнечный сентябрьский день. Она собиралась некоторое время пожить у друзей на ферме, а потом поехать в Нормандию к дочери.

Во время долгого пути до Парижа Мари-Анж не произнесла ни слова. Сначала поверенный несколько раз пытался завязать разговор, но девочка упорно молчала, и он оставил эти попытки, понимая, что ему нечего сказать ей в утешение. Мари-Анж придется научиться жить со своим горем. В Айове девочку ждала другая жизнь, и он надеялся, что она поладит с родственницей и, возможно, даже обретет свое счастье. Не может же она всю жизнь оплакивать родителей и брата.

По пути они сделали остановку, чтобы перекусить, но Мари-Анж ни к чему не прикоснулась. Даже когда поверенный предложил ей мороженое, она молча отрицательно покачала головой. Голубые глаза на осунувшемся личике казались огромными, волосы слегка растрепались. Но в нарядном голубом платьице с оборками, голубом свитере, поверх которого висела золотая цепочка с медальоном – последний подарок брата, – она походила на юную принцессу, только очень грустную. Это платье ее мама привезла ей изПарижа. В дорогу она надела самые лучшие туфельки. Глядя на эту нарядную девочку, невозможно было даже представить, что обычно она целыми днями бегала босиком и лазила по деревьям.

Поверенный проводил Мари-Анж до самого трапа и подождал, пока она поднимется на борт самолета, но девочка ни разу не оглянулась, не помахала ему рукой. Лишь пожимая ему руку на прощание, она вежливо сказала: «Aurevoir, monsieur, – и стюардесса повела ее к трапу самолета, который летел в Чикаго.

Старшая стюардесса смотрела на девочку с сочувствием. Поверенный объяснил ей, что Мари-Анж потеряла всю семью и теперь летит к дальней родственнице в Чикаго. С первого взгляда становилось ясно, что девочка глубоко несчастна. Стюардесса обещала присматривать за ней во время полета и пересадить ее в Чикаго на самолет в Айову. Поверенный вежливо поблагодарил ее. Теперь он был спокоен за безопасность Мари-Анж во время полета, но дальнейшая судьба девочки не могла его не волновать. Его немного утешало лишь то, что у нее по крайней мере осталась двоюродная бабушка, которая о ней позаботится.

Дождавшись, когда самолет поднялся в воздух, он сел в машину и двинулся в обратный путь. По дороге он думал не только об осиротевшей Мари-Анж, но и о делах, которые ждали его в Мармутоне. Ему предстояло распорядиться домом, распродать все имущество и фирму Джона Хокинса. К счастью, Джон оставил свои дела в полном порядке.

В полете Мари-Анж почти не спала ночью и отказывалась от еды. Стюардесса с трудом уговорила ее хоть немножко поесть, но и тогда девочка съела лишь небольшой кусочек цыпленка и полкусочка хлеба. Большую часть времени она сидела, отвернувшись к окну, за которым ничего не было видно. В одиннадцать лет Мари-Анж казалось, что вся ее жизнь осталась позади, ей уже нечего ожидать, не на что надеяться. Когда она наконец закрыла глаза, то увидела лица родных почти так же отчетливо, как на фотографиях в медальоне. Фотография Софи тоже была у нее с собой, она записала адрес дочери экономки. Девочка пообещала написать сразу же, как доберется до фермы своей родственницы, и Софи заверила, что будет отвечать на ее письма.

Самолет приземлился в Чикаго в семь часов вечера по местному времени. Час спустя Мари-Анж села в самолет до Айовы, а три ее огромных чемодана были сданы в багаж. В половине двенадцатого самолет приземлился в Форт-Додже. Уже стемнело, и Мари-Анж мало что могла разглядеть из окна самолета при подлете к аэропорту. Она только поняла, что внизу на много миль вокруг расстилается плоская равнина, а аэропорт показался ей совсем крошечным. Стюардесса спустилась вместе с ней по трапу на взлетно-посадочную полосу и проводила ее до терминала, где Мари-Анж встречал мужчина в широкополой ковбойской шляпе. У него были усы и серьезные темные глаза. Девочка с испугом посматривала на него, когда он сказал стюардессе, что зовут его Том и он работник с фермы Коллинз, и предъявил ей письмо, в которомего хозяйка поручила ему встретить в аэропорту ее внучатую племянницу. Стюардесса передала ему паспорт Мари-Анж и попрощалась с девочкой. Том взял ее за руку, и они пошли за багажом. Увидев огромные чемоданы, он присвистнул.

– Хорошо, что я приехал на грузовике, – с улыбкой сказал он девочке. ' .

Та не ответила. Он подумал, что она может и не говорить по-английски, хотя ее отец и был американцем. Пока он слышал от нее только одно слово, когда она прощалась со стюардессой. Она произнесла «до свидания» с французским акцентом, и это неудивительно, ведь она родилась и выросла во Франции, а ее мать была француженкой.

– Есть хочешь? – спросил он, четко выговаривая каждый слог.

Мари-Анж молча покачала головой.

Он велел носильщику взять один чемодан, взял два других и понес к машине. По дороге он объяснил, что его зовут Том и он работает у Кэрол Коллинз, которую назвал ее тетушкой.

Погрузив чемоданы, Том открыл дверь для Мари-Анж, потом сел за руль и завел мотор. Пытаясь подбодрить девочку, он сказал:

– Твоя тетушка – хорошая женщина.

Девочка продолжала молчать. Она уже возненавидела свою двоюродную бабку за одно то, что ее увезли из родного дома и разлучили с Софи. Мари-Анж так хотелось остаться в Мармутоне!

Спустя примерно час, во втором часу ночи, Том свернул с шоссе на ухабистую проселочную дорогу.

Через несколько минут из темноты показались очертания большого приземистого дома. Мари-Анж разглядела две силосные башни, сарай и какие-то другие постройки. Все это настолько не походило на Мармутон, что ей показалось, будто она попала на другую планету. Пикап остановился возле дома, но никто не вышел их встречать. Том выгрузил из кузова чемоданы и вошел через черный ход в кухню. Кухня показалась девочке какой-то ветхой, и она неуверенно остановилась на пороге, словно опасаясь того, что может увидеть внутри. Тогда Том повернулся к ней и с улыбкой поманил рукой.

– Входи, Мари. – Он потерял половину ее имени. – А я пойду поищу твою тетю Кэрол, она собиралась тебя дождаться.

К этому времени Мари-Анж находилась в пути уже двадцать два часа и выглядела изможденной, глаза на бледном лице казались огромными. Услышав какой-то звук, она вздрогнула, посмотрела туда, откуда он донесся, и увидела, что из дверного проема, ведущего в тускло освещенную комнату, за ней наблюдает пожилая женщина в инвалидной коляске. Одиннадцатилетней девочке это зрелище показалось жутким.

– Надо же было додуматься явиться в таком платье на ферму! – сказала та вместо приветствия.

У нее были резкие, угловатые черты лица и глаза, немного похожие на глаза ее отца. Увидев, что бабка – инвалид, Мари-Анж испугалась.

– Ты нарядилась, как на вечеринку, – заметила женщина, и это прозвучало вовсе не как комплимент.

Мари-Анж знала, что Софи положила в ее чемоданы много «глупых» платьев вроде этого.

– Ты говоришь по-английски? – резко спросила женщина.

Мари-Анж могла только догадываться, что это и есть ее двоюродная бабка, но их пока никто не представил друг другу. Она кивнула, •

– Том, спасибо, что встретил ее.

Прежде чем уйти, работник ободряюще потрепал Мари-Анж по плечу. Он сочувственно посмотрел на нее. Будучи отцом и дедом, он мог понять состояние ребенка, которого увезли так далеко от дома, да еще и при столь трагических обстоятельствах. Несмотря на все попытки Тома подбодрить Мари-Анж, вид у нее был испуганный еще с тех пор, как она сошла с трапа самолета. Кроме того, Том знал, что Кэрол Коллинз – тяжелый в общении человек и далеко не самый подходящий опекун для ребенка. Своих детей у нее никогда не было, а дети ее друзей или работников ничего для нее не значили, она ими не интересовалась, даже никогда не пыталась с ними заговорить. И вот по иронии судьбы она на старости лет вынуждена была принять на себя заботы о ребенке. Том надеялся, что появление этой девочки хоть немного смягчит ее характер.

– Ты, наверное, устала, – сказала женщина, когда они остались одни. Девочка с трудом сдерживала слезы, она уже скучала по любящим объятиям Софи. – Можешь идти спать прямо сейчас.

Мари-Анж действительно устала, но еще сильнее, чем спать, ей хотелось есть. Она наконец проголодалась, но по иронии судьбы из всех, с кем Мари-Анж приходилось сталкиваться за последние сутки, только Кэрол Коллинз не предложила ей поесть, а попросить ее Мари-Анж побоялась.

– Тебе что, нечего сказать?

Женщина сурово посмотрела на нее, и Мари-Анж решила, что это намек на то, что она ее не поблагодарила.

– Спасибо, что позволили мне приехать, – сказала она по-английски грамотно, но с французским акцентом.

– Вряд ли у меня или у тебя был выбор, – равнодушно ответила Кэрол, – так что надо постараться извлечь из этой ситуации все, что можно. Ты будешь помогать мне по хозяйству. – Она хотела с самого начала расставить точки над i. – Надеюсь, у тебя есть с собой более подходящая одежда, чем это нелепое платье, – добавила она, ловко разворачивая свою коляску.

Кэрол Коллинз в юности перенесла полиомиелит, и с тех пор ее ноги были парализованы. Она, конечно, могла передвигаться на костылях, но предпочитала инвалидную коляску как менее унизительный и более эффективный способ. Она пользовалась ею уже более пятидесяти лет, в апреле ей исполнилось семьдесят. Муж Кэрол погиб на войне, и она больше не вышла замуж. Ферма раньше принадлежала ее отцу. Кэрол управляла ею довольно успешно, а после смерти брата, отца Джона Хокинса, ей удалось расширить владения за счет его участка. Мать Джона после смерти мужа снова вышла замуж и переехала, она была только рада, когда Кэрол предложила выкупить у нее ее долю. Таким образом, из всей семьи в живых осталась только Кэрол Коллинз. Она хорошо разбиралась в сельском хозяйстве, но совсем ничего не знала о детях.