Улыбнувшись сама себе, отнесла свитер в ванную, в корзину с грязным бельём. Что ж, благодаря внешнему осмотру выяснила, что Андрей хоть и живёт один, но квартиру содержит в чистоте. Или домработница у него здесь прибирается? Зато не страдает манией чистоты и аккуратности, когда нигде ни пылинки, и тапочки в один ряд выстроены по возрастанию. Это хорошо, потому что я и сама несравненно далека от идеала домашней хозяйки. В общежитии эту роль на себя добровольно взяла на себя Вика. А дома у отца была домработница.

Услышав звук открываемой двери радостно бросилась к коридору. Но немного не дойдя до прихожей, нерешительно остановилась. В последний момент мне что-то стало страшно. Я никогда ещё не жила с парнем, и теперь даже не знаю, как себя вести. Да и что будет дальше, неизвестно. А вдруг он привёз меня к себе, просто пожалев, больную и несчастную? А теперь решит, что мне пора возвращаться в общагу. Тем более, увидев меня такую, сопливую и непривлекательную.

— А вот ты где! И что ты тут прячешься? — разувшись и сняв куртку, Андрей прошёл немного вперёд, увидел меня в моём укрытии. Посмотрел непонимающим взглядом.

Мне же хватило нескольких мнгновений, чтобы оставить все сомнения и броситься к нему на шею. А, будь, что будет. По крайней мере, пока мы вместе, я могу наслаждаться каждой минутой, проведённой с ним.

— Вижу, ты уже почти здорова. Доктор и сказал, что тебе просто нужно хорошо отдохнуть, — оторвавшись от моих губ, Андрей быстренько чмокнул меня в лоб, проверяя температуру, и улыбнулся, — это радует. А то я уж думал, что придётся извести на тебя мой годовой запас лекарств… Ой, у тебя что-то горит?

— Блин! Это же ужин! — развернувшись, бегу в сторону кухни, откуда уже явственно доносится запах гари. Увлекшись изучением квартиры, совершенно забыла, что поставила жариться стейки. Вот и новый неудачный опыт в копилку моих кулинарных фиаско.

Андрей бежит за мной, но мясо нам уже не спасти. Кухня заполнена дымом, и нам приходится открыть окно, чтобы впустить хоть немного свежего воздуха, потому что вытяжка с этой катастрофой уже не справляется.

— Прости, — виновато шепчу я. Обидно так, что аж плакать хочется. Сделала, называется, сюрприз. Приготовила любимому ужин.

— Ну что ты расстроилась, Ев, — он, ничуть не огорчившись, ласково целует меня и снова оборачивается к испорченному блюду, — ничего страшного. Сейчас мы всё реанимируем. Корочку подгоревшую можно отрезать…

Но нет. Реанимационные действия ни к чему хорошему всё равно не приводят. Пациента мы теряем. В смысле, мясо. Это мы оба понимаем минуту спустя, попытавшись разрезать сей деликатес. Моя кулинария в очередной раз оказалась на высоте. Несмотря на то, что сторона снизу была сожжена до черноты, внутри мясо оказалось полностью сырым.

— А ты его размораживала? — внезапно спрашивает Андрей. А я в ответ неопределённо пожимаю плечами. А что, надо было?

Избавившись от последствий моей готовки, Андрей сам принимается за приготовление омлета. А то не хочется мне уже что-то мяса. Я же решаю заняться кофе. Засыпать зёрна в кофеварку и нажать на кнопку сможет даже такой дилентант, как я. А ещё я воду умею кипятить. Вот, в принципе, и все мои кулинарные достижения.

Позже, пока мы обедаем, рассказываю, как умудрилась разварить пельмени так, что от них остались только кусочки мяса, плавающие в полужидком клейстере из теста. Весело было. Это случилось когда я только переехала в общагу, оставшись без денег, и решила помочь Вике в её повседневных хлопотах. после этого она меня к плите не подпускала. И правильно делала. А то мало ли.

— Я у неё, кстати, был позавчера, — как ни в чём не бывало, сообщает Андрей, и в ответ на мой нахмуренный вид, торопливо поясняет, — мне же надо было некоторые вещи твои забрать… И объяснить всё Вике стоило, а то в воскресенье мы так быстро уехали… А она мне потом полдня названивала, а ты спала в это время… — И что же ты ей объяснил? — теперь даже не хмурюсь, понимая, что он прав. Если бы не създил к ней, Вика бы давно всех на уши поставила. Она у меня такая паникёрша. Да и наше с ним недавнее совместное появление в общаге вряд ли могло остаться незамеченным. Вот только всё равно остаётся лёгкое

— Что ты теперь будешь жить со мной.

беспокойство. Теперь наши отношения, или как ещё это можно назвать, уже не сохранишь в тайне. Вот так значит. Чётко и спокойно. Тон, не подразумевающий лишних вопросов и возражений. От которого мне, как ни странно, стало легче. С ним, так с ним. Сама догадывалась, что к этому всё и идёт. Страшно немного. Никогда раньше с парнем не жила. Но так-то все через это проходят.

— А ещё она рассказала мне кое-что о твоей семье, — после минутного молчания, словно решив вываливать на меня эти новости постепенно, продолжает он.

А вот это уже серьёзно. Рука замирает на полпути, не донеся вилку с омлетом до рта. Замираю и я сама, не двигаясь, упрямо смотря в одну точку перед собой. Что она могла рассказать? И зачем? Я ведь и ей рассказывала под юольшим секретом, чтобы больше никому! А тут такой удар в спину, да ещё от человека, от которого ожидаешь этого меньше всего.

Вздрагиваю, когда моей руки касается его тёплая ладонь. Отбирает у меня вилку, аккуратно положив её обратно, на тарелку. Дотрагивается до моего лица, крепкими пальцами обхватывая подбородок, заставляя поднять голову и посмотреть ему в глаза. Я не сопротивляюсь, чувствуя себя безвольной куклой.

— Ева, я даже спрашивать не буду, почему ты сама мне всё не рассказала, — с неожиданной мягкостью произносит он, — но хочу, чтобы ты знала. Больше я тебя туда одну не отпущу. И с тем придурком видеться тоже больше не будешь. А если он сюда посмеет приехать, остатки зубов повыбиваю. Не посмотрю, что он нарик конченый, не соображает, что творит.

— Ты видел Смолякова? — сегодня точно день сюрпризов. По крайней мере, для меня. При мысли об этом женихе так называемом, мне чуть плохо не становится. Снова вспоминаю тот ужас, который испытала, оставшись с ним в закрытой комнате.

— Пришлось пообщаться, — хмуро отвечает Андрей, а я замечаю на его правой руке, возле костяшек, несколько ссадин. Словно он ударился обо что-то. Или ударил кого-то. Неужели он ездил в мой город? И ударил Смолякова? Боже мой, понимает ли он, как опасно злить Николая Даниловича? Да его даже мой отец боится!

— Андрей, ты знаешь, кто его отец? Он очень влиятельный человек. С ним лучше не связываться! Он же всё, что угодно может сделать!

По нему совсем незаметно, чтобы моя пламенная речь достигла цели и он хоть немного испугался. Даже наоборот. Откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди, посмотрел на меня слегка насмешливо:

— И что же он может сделать мне, как ты думаешь?

Вот же чёрт! Я ему о серьёзных вещах, а ему смешно. Бросив еду, резко отодвигаю стул и выхожу с кухни. Неужели сам не понимает? Даже Вера говорила, что Смоляков-старший страшный человек, опасный. Кроме официального бизнеса занимается какими-то незаконными делами, причём далеко не самого мелкого уровня.

Андрей вышел за мной практически сразу. Молча подошёл, обнял сзади, прикоснувшись губами к затылку.

— Ничего он мне не сделает, котёнок, не переживай. В вашем городе он, может, и большой человек. Но здесь никто. А что касается его сыночка, то он самый настоящий наркоман. Причём не первый год. Об этом многие у вас знают. Он даже лечиться пару раз пытался… И зная ою этом, мне как-то не совсем понятно, как мог твой отец отдать тебя этому уроду…

— Ты просто не знаешь моего отца, — грустно улыбаюсь сама себе, — ему на всё наплевать, кроме своей карьеры… А я у него в любимчиках никогда и не ходила. Как он говорит, сплошное разочарование…

— Зачем тогда ты к нему ездишь?

Хороший вопрос. Я и сама не один раз его себе задавала. И всё не находила ответа. Зачем езжу? Почему раз и навсегда не оборву связь с семьёй, которая меня и за человека-то никогда не считала? Наверное, потому, что это всё равно моя семья. Какая есть. Другой я всё равно не знаю. Но Андрею этого не понять. Его родители идеальны. В этом ему очень сильно повезло.

Я так и молчала. Но Андрей, похоже, и сам всё понял. Или не понял, но решил не продолжать нелёгкий разговор. А в следующую секунду я почувствовала его губы на своей шее, скользнувшие затем к плечу. Руки на моей талии напряглись. Одна рука переместилась на живот, отчего внутренности словно узлом завязались. Стало трудно дышать.

— Ты не представляешь, что я думал, пока ехал к тебе, — прошептал он мне на ухо. Я таяла в его объятиях. Его руки, скользившие под майкой, на голой коже, обжигали, дыхание гоняло стаи мурашек по всему телу. Не в силах больше выяснять, кто прав, кто виноват, я сама повернулась к нему, смело встречая его затуманенный страстью взгляд.

— Ты такая красивая, — произнёс он прежде, чем его губы накрыли мои. Сначала медленно, едва касаясь, а затем всё крепче. Его руеи прижимали меня к нему с такой силой, что казалось ещё немножко, и рёбра хрустнут, но больно не было. Наоборот, хотелось быть ещё ближе, чтобы ничего нас больше не разделяло.

Сама запустила руки ему под футболку, коснулась горячей кожи. Слегка царапнула ногтём. Затем провела ладонью по гладким мыщцам спины. Когда же моя рука пробралась вперёд, легка к нему на живот, он судорожно выдохнул:

— Может, нам уже пора отправляться в спальню?

Разумеется, никаких возражений у меня не нашлось. Самой хотелось испытать всё снова. Там, в гостинице, я была слишком напугана и взбудоражена, чтобы здраво соображать. А потом проболела несколько дней, когда могла думать о чём угодно, кроме его поцелуев. Зато теперь, отдохнувшая и полная сил, я сама стремилась к его ласкам и поцелуям…

— Нужно будет позвонить твоей сестре. Сказать ей, что я выздоровела и могу снова приступить к занятиям с Никиткой, — я вспомнила про свою работу чуть позже, когда мы обнимались, лёжа в кровати. Андрей лениво водил пальцем по моей спине, вычерчивая там какие-то, одному ему известные узоры. А я, думая о том, как странно мы познакомились, как раз и вспомнила про его сестру. А ведь теперь от отца уж точно не будет никакой помощи, так что придётся мне полностью обеспечивать себя саму. У Андрея на шее тоже сидеть не слишком хотелось, ведь мне дорога моя драгоценная независимость.