– Дио мио, как она?…

Не поднимая глаз, Антонио прошипел:

– Уходи сейчас же, София. Никому не говори.

Лили уловила, как София задохнулась от резкости Антонио, но подчинилась, исчезнув из поля зрения. Антонио стал издавать рявкающие, краткие приказы. Паоло – чтобы принес аптечку из лимузина. Пилоту – чтобы пригнал вертолет. Медицинскому центру – чтобы готовили операционную.

Антонио действовал с максимальной эффективностью, за считаные минуты собрав нужных людей. Он склонился над Лили, осыпая поцелуями ее лицо.

– С тобой все будет хорошо, ми аморе, обещаю.

Лили попыталась отпрянуть от него.

– Тебе… не стоило…

– Не разговаривай. Просто позволь мне позаботиться о тебе.

– Тебе не стоило… – ее зубы стучали, больше от отчаяния, чем от потери крови или боли, – поступать так… со мной…

Антонио застонал, передавая дрожь ее и без того трепещущему телу.

– Что бы ты ни слышала, как бы ты это ни поняла, что бы ты ни подумала, ты ошибаешься, клянусь тебе, ми аморе.

Слезы сочились из самой ее души.

– Я… любила… тебя…

– И я тебя обожаю. Ты для меня – все. Все.

И тут свет померк, и Лили стала засасывать кромешная тьма. Чувствуя, что ускользает из реальности, Лили желала, чтобы это произошло навсегда. Она не хотела жить, осознавая, что никогда не будет с Антонио.


Глаза Лилианы, затрепетав, закрылись, а ее окровавленное тело обмякло, и Антонио совсем обезумел. Его рев чуть не вырвал из груди сердце, которое разрывалось с тех пор, как он увидел падение Лилианы в эту зубчатую утробу бетона и стали.

Это сделал с ней он. Это произошло по его вине.

Она лежала здесь, разбившись, потому что он солгал ей. Отмахнулся от ее нежелания ехать сюда и принял приглашение своей матери. Потому что Лилиана наверняка обратила внимание на странности в его поведении, потому что он ничего ей не объяснил, вынудил искать его и услышать то, что заставило ее так отчаянно бежать прочь.

Если он потерял ее…

Нет. Он никогда не потеряет ее. Он спасет ее. Если потребуется, он заплатит за это жизнью.

Но прежде ему требовалось подавить неистовство ужаса и ненависть к самому себе, прийти в самую лучшую форму. Собрать воедино все, что он когда-либо учил, каждый навык, который приобрел, весь опыт, который только накопил.


Антонио мчался на всех парах, в безумном ускорявшемся ритме проходя все круги ада.

За считаные минуты он перевез Лилиану на вертолете к своему ближайшему медицинскому центру, где должен был собрать ее по кусочкам – в буквальном смысле. Он вложил в ее спасение весь свой профессионализм. Его сводили с ума не только степень полученных ею повреждений и причины, по которым она так пострадала, но и ощущение, что она сопротивлялась его усилиям. Лилиана будто не хотела, чтобы он ее спас.

У нее вдруг остановилось сердце, хотя ни малейшей причины медицинского характера для этого уже не было. Она хотела умереть.

В этот страшный момент, продлившийся целую вечность, пока Антонио не удалось запустить ее сердце, пришло осознание: если бы он потерпел неудачу, его сердце остановилось бы спустя мгновение после сердца Лилианы.

Теперь она лежала в реанимации, совсем как загадочная женщина Ивана три недели назад. Но последняя боролась за выживание. А Лилиана по-прежнему пыталась ускользнуть.

Он был трусом, избегая признания, грозившего мимолетным кризисом. А ведь Лилиана всегда чувствовала, что он что-то скрывает. Разумеется, услышав его, она предположила худшее. То, что когда-то было правдой.

И это уничтожило ее.

Рухнув на колени у кровати Лилианы, Антонио впервые в жизни дал волю слезам.

– Ты – моя жизнь, ми аморе. Я не могу и не буду жить без тебя. Умоляю, не наказывай меня, вредя самой себе.

В ответ приборы, измерявшие показатели ее жизнедеятельности, беспорядочно заверещали.

Вскочив на ноги, Антонио стал лихорадочно искать медикаменты, крича своим помощникам, чтобы подготовились к экстренной реанимации.

В тот самый момент, когда он собрался ввести смесь лекарств в капельницу, раздался низкий голос:

– Не думаю, что ей это требуется.

Антонио резко развернулся, готовый наброситься на незваного советчика, но тут же остыл при виде Ивана.

Старшая медсестра тут же куда-то улизнула. Неужели она привела Ивана, чтобы тот сладил с ним? Антонио наверняка обругал бы ее, как сделал это со всей своей медицинской бригадой в эту ужасную ночь.

Иван подошел к нему.

– Ей это не нужно, потому что ты никогда не пересматриваешь назначенное тобой лечение. Ты делаешь все правильно с первого раза. Всегда.

– Но это ведь Лилиана. Я всерьез сомневаюсь, в своем ли я уме.

Иван сжал руку Антонио, потянув его за собой.

– Пойдем со мной, Тонио.

Он злобно взглянул на друга сквозь слезы.

– Ей нужно…

– Ей нужно, чтобы ты пока оставил ее в покое. – Отрывая его от кровати Лилианы, Иван неумолимо тянул содрогавшегося Антонио за собой. – Ты сам говорил мне… она будет чувствовать мое присутствие во сне, и это придаст ей сил, заставит ее бороться. Очнувшись, она подтвердила, что так и было. И сейчас твоя возлюбленная тоже чувствует тебя рядом, и мне кажется, твое присутствие беспокоит ее. Именно ты можешь ставить под угрозу ее выживание.

Антонио убивало осознание того, что это – правда. Позволив Ивану увести себя в зону наблюдения, он рухнул на ближайший стул, не отрывая взгляда от неподвижной фигуры и безжизненного лица Лилианы.

Когда, доказывая справедливость слов Ивана, показатели жизненно важных функций Лилианы стабилизировались, Антонио судорожно прохрипел:

– Откуда ты узнал? Как ты вообще приехал?

– Мне позвонил Паоло, а я позвонил остальным. Что же касается того, как… она заверила меня, что ее состояние стабильно, что она сможет побыть одна несколько часов, и настояла на том, чтобы я поехал к тебе. Если бы передо мной стоял выбор между тем, чтобы остаться с ней или с тобой…

– Ты выбрал бы ее. – Антонио оглянулся на Лилиану. – И я выбрал бы ее, предпочтя ее всем и вся. Начиная с самого себя.

И тут в клинику стали прибывать его братья с женами.

Довольно скоро Антонио попросил их уехать. Здравость его рассудка висела на волоске, а их сочувствие и слова поддержки могли этот волосок оборвать.

Наконец они скрепя сердце уехали, взяв с Ивана обещание держать их в курсе событий. Антонио попросил уехать и Ивана, но хладнокровный русский проигнорировал его.

Когда последний из братьев удалился, Иван повернулся к Антонио:

– Как я понимаю по твоему состоянию и ее бессознательной реакции на твое присутствие, речь идет не просто о несчастном случае?

Вдруг почувствовав потребность поделиться с самым старшим и близким другом, Антонио рассказал Ивану все.

Иван задумчиво взглянул на него.

– Ты хоть понимаешь, что это идет тебе на пользу?

Услышав это, Антонио взорвался от гнева, схватив друга за лацканы. Иван сжал руки Антонио своей железной хваткой, заставляя слушать:

– Ты всегда был слишком невозмутимым, слишком неуязвимым. А это означало, что внутри тебя терзали кошмары намного серьезнее, чем у любого из нас. И эта женщина достучалась до тебя, вытащила из твоей души хаос, чтобы рассеять его. Она выпустила на волю все эмоции, о существовании которых ты даже не догадывался.

– Она и создала их. Я – причина, по которой она лежит там. Я лгал ей, и теперь она считает, что я никогда не любил ее.

Иван пожал плечами.

– Ты докажешь, что любишь, что у тебя была благородная причина скрывать от нее правду. Подозреваю, в глубине души она все же чувствует твою любовь, раз нашла такой идеальный метод жестоко наказывать тебя.

– Я принял бы любое наказание, но это… – Его глаза снова обожгли слезы.

– Она подсознательно причиняет тебе боль, показывая, как сильно ты заставил ее страдать. Ты будешь мучиться, пока она не сочтет, что с тебя хватит, пока ты сам не сочтешь, что искупил вину. Тогда, если все, что братья говорят о ней и ее чувствах к тебе, – правда, она примет тебя обратно.


На протяжении следующих двух дней, пока Лилиана оставалась без сознания, Антонио понял, что ад бездонен. Он неустанно, в отчаянном бессилии наблюдал за ней издали, помня теорию Ивана о том, что его близкое присутствие приведет к ухудшению ее состояния.

На третий день, когда один из его помощников заботился о ней, Лилиана очнулась. Антонио фиксировал каждый нюанс ее возвращения в сознание, чувствуя себя так, словно ждал решения вопроса жизни и смерти.

Ее веки, затрепетав, открылись, а рука дернулась, когда Лилиана обнаружила себя подключенной к капельницам и мониторам. Напрягшись всем телом, она откинулась на кровати, и осознание на ее лице сменилось замешательством.

Антонио улавливал каждое ее дыхание через микрофон, слышал, как медсестра успокаивала ее. Лилиана молча слушала, а потом сказала медсестре что-то неразборчивое.

Спустя минуту медсестра вышла из палаты и с улыбкой объявила ему, что он совершил еще одно чудо. Лилиана чувствовала себя гораздо лучше, чем ожидалось после столь обширного хирургического вмешательства.

И она попросила пригласить его.

Боясь дышать и надеяться, Антонио поспешил в палату.

Лилиана заговорила, не поднимая глаз, и ее хриплый от интубации голос обжег каждый его нерв.

– Спасибо за то, что спас мне жизнь. Даже если я тебе больше не нужна.

Он, должно быть, ослышался.

– Что-о-о?

Лилиана подняла на него глаза – чужие глаза…

– Раз уж ты открылся своей матери, не сомневаюсь, что теперь ты можешь с полным правом войти в мою – в свою – семью, чтобы разрушить ее изнутри.

Антонио с трудом удержался на ногах. А он-то и не думал, что может испытать боль гораздо сильнее той, от которой страдал последние три дня…

– Боже праведный, так теперь ты считаешь меня чудовищем?

– Ты – мститель, и ради достижения цели делаешь все, не важно, какой ценой. А еще ты – хирург, и спасаешь пациентов независимо от того, представляют ли они для тебя хоть какую-то ценность.