Аттила и Немезида завели себе привычку спать на его кровати. Реджи примирился с этим, хотя и сознавал, что подобная уступчивость свидетельствовала об ослаблении воли и самообладания. Кот, который явно не мог смириться с отсутствием Элис, время от времени пытался затеять драку с колли, хватая зубами за хвост или пытаясь ударить по носу когтистой лапой. Однако Немезида в таких случаях лишь укоризненно взвизгивала и снова погружалась в сон. К счастью, у Аттилы хватало ума, чтобы никогда не кусать Реджи.


Через неделю после того, как Элис и мальчики приехали в Лондон, герцог повез Питера и Уильяма на ярмарку в Таттерсолл, где торговали лошадьми. Женщин туда пускали крайне неохотно, и Элис решила остаться дома и воспользоваться предоставившейся возможностью написать и отправить несколько писем.

Она была немало озадачена, когда в гостиную вошел дворецкий с визитной карточкой на серебряном подносе. Время было слишком раннее для официальных посещений. Взглянув на карточку, она прочла: Лорд Рэндольф Леннокс.

Ледяная волна страха и неуверенности в себе окатила ее с головы до ног. Она знала, что рано или поздно их пути так или иначе пересекутся, поскольку Рэндольф дружил с ее отцом. Однако Элис была не готова к тому, что это произойдет так скоро.

Впрочем, ей в любом случае вряд ли удалось бы чувствовать себя спокойной при встрече с бывшим женихом. На какой-то миг в голове у нее мелькнула мысль о том, что она может его просто не принять. Но затем Элис, безотчетным движением расправив плечи, решила, что ей обязательно следует встретиться с Рэндольфом, чтобы убедиться, хорошо ли зарубцевалась ее душевная рана.

Элис с тревогой оглядела свое отражение в зеркале. Прекрасно сшитое утреннее платье терракотового цвета весьма соблазнительно подчеркивало достоинства ее фигуры. Строгая корона из кос уступила место модной прическе из завитых локонов. Удовлетворенная осмотром, Элис решила, что красавицей ее назвать нельзя, но вполне привлекательной женщиной очень даже можно. Красавицей она почувствовала себя лишь однажды в жизни — после ночи любви, разделенной ею с Реджи.

Рэндольф ждал в одной из гостиных, так называемой золотой. Элис приостановилась в дверях, и их взгляды встретились…

Лорд Рэндольф Леннокс был дюйма на два выше Элис. Его белокурые волосы красиво обрамляли идеальной формы лицо с правильными чертами. Фигура бывшего жениха Элис напоминала античную скульптуру. Он был безукоризненно одет. Казалось, годы лишь добавили ему привлекательности и сделали его красоту более зрелой, чем двенадцать лет назад.

Элис не без изумления подумала о том, что в то время, когда они были помолвлены, Рэндольфу едва исполнился двадцать один год. Интересно, что тогда он не казался ей таким уж молодым.

— Эдисон?

Ее имя, произнесенное Рэндольфом с мягкой вопросительной интонацией, вернуло Элис к действительности.

— Привет, Рэндольф. — Гостеприимная хозяйка с улыбкой протянула руку человеку, который двенадцать лет назад поломал ее жизнь. — Неужели я настолько изменилась, что ты меня не узнаешь?

Он ответил ей улыбкой, и Элис с удивлением поняла, что Рэндольф нервничает ничуть не меньше ее. Поцеловав ей руку, он задержал ее пальцы в своих.

— Ты замечательно выглядишь, Элисон. Я так рад снова тебя видеть.

— Неужели? — Элис отняла у него руку. — Я, Длинная Мег, десяти футов роста, состоящая из одних костей и имеющая отвратительные командирские замашки?

Произнеся последнюю фразу, Элис пришла в ужас — она вовсе не собиралась упрекать его. Но горькие слова сами собой сорвались у нее с языка.

Рэндольф зажмурился, по лицу его пробежала судорога.

— Боже правый, значит, все дело в этом, — тихо прошептал он, обращаясь не столько к Элис, сколько к самому себе. — Двенадцать лет я ломал голову, пытаясь понять, что заставило тебя сбежать. Поскольку твой отец сказал, что ты хотела разорвать нашу помолвку, у меня возникло опасение, что ты могла случайно услышать эти слова, и я молил Бога, чтобы это было не так.

В течение долгих лет Элис считала лорда Рэндольфа циничным предателем, в душе насмехавшимся над ней. Однако теперь, когда она увидела его искаженное страданием лицо, этот образ неожиданно для нее самой стал рушиться в ее душе.

— Пожалуй, лучше присесть, — холодно сказала она. — Похоже, нам есть о чем поговорить.

Они уселись в кресла, и Элис начала рассказ:

— Я вернулась с верховой прогулки и уже собиралась войти в комнату, но вдруг услышала обрывок вашего разговора — фразу, которую сказал твой друг, и то, что ты ему ответил.

Перед глазами Элис снова возникли колеблемые ветром синие шторы, и у нее появилось неприятное ощущение под ложечкой. Однако это была уже не боль, а лишь воспоминание о боли.

— И разумеется, ты решила, что я согласен с тем, что он сказал, — произнес Рэндольф с окаменевшим лицом.

— А как еще я могла понять твои слова? — сухо осведомилась Элис. — Я прекрасно все слышала собственными ушами. Должна сказать, что после всех твоих заверений в вечной любви мне было довольно неприятно узнать, что на самом деле тебя интересовала не я, а мое состояние.

— Это было совсем не так, — тихо возразил Рэндольф. — Я в самом деле любил тебя. Я любил тебя так, что не мог выразить это словами.

— Ну разумеется, кто же не полюбит мешок с деньгами, — горько усмехнулась Элис. Ее бьющий жених и сам был очень богат — в противном случае ее отец ни за что бы не счел его подходящей партией для дочери. Однако ей было прекрасно известно, что алчность свойственна богатым людям. Рэндольф затряс головой.

— Элисон, я сам был и остаюсь весьма обеспеченным человеком. Конечно, никто никогда не отказывается от возможности увеличить свое состояние, но у меня не было причин жениться из меркантильных соображений. Я мог жениться только по любви, а тебя я любил. Ты была не похожа ни на одну девушку из тех, кого я знал. Ты была умной, веселой, сочувствовала тем, кому повезло в жизни меньше, чем тебе. Ты была очень забавная. Иногда ты становилась ужасно высокомерной, но обычно держалась скромно и просто. И ты была настолько хороша, что я с трудом удерживался, чтобы не пойти на поводу у собственных нескромных желаний. Элис покраснела.

— Не надо насмехаться надо мной, Рэндольф. По мне, лучше открытые оскорбления, чем фальшивые комплименты.

— Элисон, я никогда не обманывал тебя, — сказал Рэндольф, глядя ей в глаза. — Только однажды я сказал не правду — в тог самый раз, когда ответил на глупый вопрос Фогерти, в тот самый злополучный день.

У Элис перехватило дыхание — как это ни странно, она верила своему бывшему жениху.

— Если ты в самом деле меня любил, как мог сказать такое? — спросила она, чувствуя, что давняя боль все еще живет в ее сердце.

Рэндольф тяжело вздохнул.

— Не знаю, сможешь ли ты это понять, но молодые люди почему-то стесняются сознаваться своим сверстникам в серьезных, глубоких чувствах к женщине. Они могут хвастаться любовными похождениями, но о своей любви не говорят никогда. Многие мои друзья были очень удивлены тем, что я хотел жениться, а не ухлестывал за опереточными танцовщицами, как они. Они могли бы, пожалуй, понять меня, если бы ты была смазливой куклой, но ты была совсем иной.

Губы Элис скривились.

— Итак, мы снова вернулись к моему десятифутовому росту, моей костлявости и неспособности согреть мужчину ночью. Рэндольф болезненно поморщился.

— Ты была похожа на жеребенка, состоящего из одних длинных ног и огромных глаз, еще немножко неуклюжего, — заговорил он, тщательно подбирая каждое слово. — Мне ты казалась ужасно красивой. Я знал, что с годами ты станешь еще прекраснее, и не ошибся.

Внезапно Элис почувствовала, что ее душат слезы. И она закрыла глаза, чтобы не дать им пролиться.

— Что с тобой? — встревожился Рэндольф.

— Ничего, все в порядке. Твой рассказ звучит очень убедительно. Однако ты всегда умел убеждать, — закончила она жестко.

По красивому лицу Рэндольфа Леннокса вновь пробежала судорога.

— Ну что ж, наверное, я это заслужил, — пробормотал он. Элис нервным жестом откинула назад волосы.

— Почему, Рэндольф? Почему ты сказал своему приятелю, что женишься на мне ради денег, когда он спросил тебя о том, чем вызвано твое желание стать моим мужем?

— Потому что это было объяснением, которое он был в состоянии понять. Если бы я попытался рассказать ему о моих чувствах к тебе, Фогерти поднял бы меня на смех. Любовь делает людей уязвимыми. Мне было трудно признаться в своих чувствах даже тебе, а уж говорить о них приятелю, к тому же отнюдь не блещущему ни умом, ни тактом, для меня было делом совершенно невозможным.

Элис смотрела на Рэндольфа с изумлением:

— Так просто?

— Да, так просто, — ответил он с невеселой улыбкой. Глядя куда-то вдаль, Элис подумала, что не может не верить Рэндольфу. Хотя с момента ее бегства и разрыва их помолвки прошло двенадцать лет, ему, вероятно, нелегко было прийти к ней, чтобы повиниться и рассказать, как было дело.

— Не знаю, что это — трагедия или фарс, — сказала она. — Вся моя жизнь потекла по совершенно другому руслу в результате того, что я услышала оскорбление, которое, как выясняется, было произнесено тобой лишь для того, чтобы покрасоваться перед приятелем.

— Из-за моей минутной слабости ты провела двенадцать лет вдали от дома. Я никогда не прощу себе этого и от тебя не жду прощения. Все эти годы я боялся, что именно мои слова стали причиной твоего бегства. Теперь, когда я узнал, что так оно и было, мне, как это ни странно, стало даже как-то легче. — Рэндольф встал с кресла. — Думаю, ты вряд ли захочешь меня снова видеть. Большую часть времени я провожу за городом, так что мне скорее всего удастся устроить так, чтобы наши пути больше не пересекались. Прости меня, Элисон. Разумеется, подобного извинения маловато, когда речь идет о разрушенной жизни, но… это все, что я могу сделать в сложившейся ситуации, — извиниться перед тобой. Элис тоже поднялась.