Глава 2

Едва проснувшись, Элис уже знала, что день будет плохим. Всякий раз после того, как ночью ей снился кошмар, она долго еще чувствовала себя не в своей тарелке. К счастью, это случалось нечасто — раза два или три в год.

Ее преследовал один и тот же страшный сон: стоя за ведущими в сад застекленными — французскими — окнами, она слышала чей-то тягучий, буквально пропитанный злобой голос и одни и те же слова: «С чего это ты решил жениться на таком страшилище? Да в ней десять футов росту, и худа она, как сушеная вобла, — одни кости. Такая не согреет мужчину ночью. А уж с ее-то командирскими замашками эта Длинная Мег наверняка будет держать тебя под каблуком».

Следовала небольшая пауза, после чего ее любимый отвечал незнакомцу: «Как это с чего? Ради денег, конечно. Денежки-то у нее будут водиться. А уж когда я приберу к рукам ее состояние — вот тогда и поглядим, кто кем будет командовать». И ни слова о любви, в которой так часто и с такой страстью клялся ей.

В этот момент Элис обычно ощущала приступ тошноты и сильнейшую душевную боль, которая когда-то заставила ее бежать из дома, перечеркнув всю свою прежнюю жизнь. Однако на сей раз Элис повезло: прежде чем кошмар достиг кульминации, у нее защекотало в носу. Она чихнула и — что вполне естественно для человека, сон которого уже неглубок и вот-вот прервется, — проснулась.

Приоткрыв тяжелые, словно налитые свинцом веки, Элис увидела перед собой живое олицетворение свежести утра, рядом с ней на кровати сидела девушка, удивительно похожая на нимфу, — золотые локоны, безукоризненной красоты лицо, бесхитростные, небесно-голубые глаза. Одним словом, облик мисс Мередит Спенсер (подруги и домашние называли ее Мерри) мог смягчить и наполнить радостью самое суровое сердце. Хотя сердце Элис вовсе не было суровым, для того чтобы наполнить его радостью в столь ранний час, одного вида Мерри было недостаточно.

Но прежде чем Элис, устремив сердитый взгляд на воспитанницу, успела что-либо сказать, по лицу ее скользнуло что-то мягкое и пушистое. Элис снова чихнула.

— Какого дьявола.. — Она рывком села на кровати. — А, это ты, Аттила. Тоже мне, распустил хвост. Предупреждаю тебя, проклятый кот, если ты еще раз меня разбудишь, скормлю какой-нибудь собаке.

Хмуро поглядывая то на Мерри, то на кота, Элис отбросила назад тяжелую копну волос. Косы, которые она заплела на ночь, расплелись — видно, напуганная кошмаром, она металась во сне, — и теперь густые пряди в беспорядке рассыпались по плечам.

— Да поможет Бог собаке, которой доведется встретиться с Аттилой, — улыбнулась Мерри и протянула Элис, опекунше, ставшей, по сути дела, приемной матерью, дымящуюся чашку крепкого кофе. — Вот, леди Элис, такой, как вы любите, — много сливок и сахара.

Обхватив длинными пальцами чашку, Элис откинулась на подушки и с наслаждением отхлебнула из чашки глоток и довольно вздохнула, чувствуя, как возвращается к жизни. В голове у нее немного прояснилось.

— С чего это я решила встать сегодня чуть свет? — спросила она.

Мерри озорно ухмыльнулась и перестала быть похожей на фарфоровую куколку.

— Сегодня начинаются посевные работы, и вы накануне приказали мне поднять вас пораньше.

— Да, действительно. — Элис еще глотнула кофе. — Спасибо, что разбудила. Может, я и не стану выгонять тебя из дому.

— А вы и не можете меня выгнать, — парировала Мерри, нисколько не смутившись. — Вы ведь добровольно согласились взять на себя заботу обо мне и мальчиках, так что теперь от нас не так-то легко отделаться — по крайней мере до тех пор, пока не найдется какой-нибудь ненормальный мужчина, который вас от меня избавит.

Элис расхохоталась — верный признак того, что кофе вернул присущие ей добродушие и чувство юмора.

— Все мужчины, которые вьются вокруг тебя, ненормальные, но причина их сумасшествия — неразделенная любовь. Единственная проблема состоит в том, чтобы удерживать их на безопасном расстоянии от тебя.

Элис окинула Мерри теплым взглядом. Ее воспитанница была миниатюрной блондинкой — в детстве такой тип женщин казался Элис эталоном красоты. Такую красавицу было бы легко возненавидеть, если бы не замечательные душевные качества Мередит. Вдобавок она была умна и обладала изрядной житейской мудростью, в юном девятнадцатилетнем создании почти пугающей. Для Элис она стала одновременно и дочерью, и лучшей подругой.

Увидев, что Элис постепенно начинает приходить в себя, Мерри сообщила:

— Один из фермеров оставил для вас записку. Разумеется, он адресовал ее не леди Элис, а леди Алисе.

— Сейчас слишком рано, чтобы задумываться о таких пустяках, — пробурчала Элис и зевнула. — Кроме того, если бы фермеры знали, как правильно пишется мое имя, они наверняка стали бы его не правильно произносить. Так что там в записке?

— Что-то о цыплятах.

— В таком случае ее писал Барлоу. Надо будет к нему заехать — это как раз по пути. — Допив кофе, Элис спустила ноги с кровати. — Ну, можешь теперь спокойно идти — я уже больше не засну. Кстати, забери этого дурацкого кота и покорми его.

Хихикнув, Мерри не без труда подхватила на руки гигантского кота с длинной густой шерстью, пестрой от обилия полос и белых пятен. Глядя на его высокомерную морду, трудно было поверить, что когда-то он был маленьким, голодным, несчастным котенком, который неминуемо утонул бы в ручье, если бы его не спасла Элис. С течением времени он твердо усвоил, что принадлежит к существам, которые правят этим миром. Когда Мерри понесла кота из комнаты, он издал хриплое, возмущенное мяуканье.

Элис закрыла лицо руками. Депрессия, вызванная кошмаром, снова брала верх. Вздохнув, она поднялась на ноги, надела старый красный пеньюар и села за туалетный столик. Расчесывая пальцами спутанные волосы, она посмотрела на себя в зеркало.

Хотя ее нельзя было отнести к женщинам, зажигающим в мужчинах страсть, она не была и уродкой. Кожа ее имела более смуглый оттенок, чем у тех женщин, которых принято считать красавицами, но черты лица Элис были правильными. Если бы речь шла о мужчине, такое лицо можно было бы назвать привлекательным. Но для женщины оно слишком крупное. Рост Элис составлял пять футов и девять с половиной дюймов (это не считая каблуков). Мало кто из мужчин, обитавших в поместье Стрикленд, превосходил ее ростом.

Элис начала расчесывать волосы. В прошлом, когда значительное состояние обеспечивало ей повышенный интерес со стороны мужчин, ее густую шевелюру называли каштановой. Но с тех пор, как ей пришлось наняться на службу, чтобы обеспечить себя, оттенок ее волос уже никого не интересовал. Элис считала, что волосы — ее главное украшение. Когда-то она в порыве гнева и отчаяния обрезала их, но теперь волосы отросли и стали еще длиннее, гуще, золотистее, чем раньше.

Расчесав волосы на прямой пробор, Элис заплела их и уложила косы короной. Яркие лучи утреннего солнца позволяли отчетливо разглядеть удивительную особенность ее внешности: правый глаз Элис был серо-зеленый, а левый — карий. Элис никогда не встречала другого человека с глазами разного цвета. Как же это все-таки несправедливо!

Элис горько улыбнулась, тем самым продемонстрировав еще один изъян своей внешности. Взгляд, брошенный в зеркало, напомнил ей, насколько неуместны эти дурацкие ямочки на лице такой верзилы. Они идеально подошли бы золотоволосой куколке Мерри, но у той как назло их не было и в помине. Определенно, жизнь устроена очень несправедливо.

Стоило нахмуриться — ямочки исчезали, и Элис сдвинула брови — темные, резко очерченные. Сойдясь на переносице, они придавали лицу выражение, которое могло отпугнуть кого угодно.

Закончив ритуал, цель которого состояла в том, чтобы убедить самое себя, что не столь уж она уродлива, как казалось в первые минуты после пробуждения от навязчивого кошмара, Элис отвернулась от зеркала. В этот день ей предстояло проследить за посевными работами и, следовательно, щеголять повсюду в штанах, льняной рубашке и сюртуке. Конечно, темные платья маскировали недостатки ее фигуры, однако мужская одежда, которую она вынуждена была время от времени надевать, позволяла весьма наглядно продемонстрировать, что, как и подобает всякой нормальной женщине, она отнюдь не лишена положенных ей от природы округлостей. При ее росте это производило несколько неожиданное впечатление.

Нахлобучив бесформенную черную шляпу, Элис Уэстон, которую в лицо называли леди Элис, а за глаза — Длинная Мег, тридцатилетняя старая дева, весьма преуспевшая в должности управляющего поместьем, известным под названием Стрикленд, вышла на крыльцо.


День оказался еще более утомительным, чем она ожидала. Купленная Элис новая сеялка барахлила — к вящему удовольствию работников, наперебой заявлявших, что «от этой дурацкой штуковины» толку не добьешься. Неплохо разбиравшейся в технике Элис пришлось битый час не вылезать из-под злополучной сеялки, прежде чем машина заработала бесперебойно.

С ног до головы вывалявшаяся в грязи, Элис была настолько занята, что не только не могла позволить себе вернуться домой и переодеться — у нее не хватило времени даже на ленч. Хорошо хоть Мерри прислала ей немного дорсетского сыра, зля и несколько булочек. Элис перекусила, не слезая с лошади, по пути на пастбище — необходимо было узнать, поправились ли ягнята, внезапно захворавшие накануне, К концу дня зубоскалы-работники все же вынуждены были признать, что механическая сеялка — вещь полезная и значительно ускоряет посевные работы. И все-таки машина вызывала у них раздражение. Элис с трудом сдерживалась, чтобы не вспылить. Ей стоило титанических усилий заставить их выполнять указания. Даже теперь, после четырех лет ее работы управляющим, в течение которых, казалось бы, хватало возможностей убедиться, что современные методы ведения сельского хозяйства, которые отстаивала Элис, полностью себя оправдывают и что во всем Дорсете нет более доходного поместья, а в графстве не найдется другого землевладельца или управляющего, который обеспечил бы занятость стольким сельскохозяйственным рабочим, каждая новая ее идея встречалась в штыки.