Рейф собрался с духом. Либо теперь, либо никогда. Больше нельзя предаваться сожалениям. Он резко вздохнул.

— Я убил его.

У Генриетты отвисла челюсть. Видно, она ослышалась. Точно ослышалась.

— Ты убил его? — спросила Генриетта шепотом.

— И Джулию тоже. В ее смерти я тоже виновен.

— Нет, этого не может быть. Нет, Рейф, ты не мог так поступить. Я тебе не верю. Ты не убийца.

— Я почти убийца.

Генриетте показалось, что под ее ногами закачался пол. В ушах шумело. Рейф продолжал говорить, но казалось, он где-то очень далеко, за стеклянной оградой. Генриетта видела, как шевелятся его губы, но не смогла разобрать ни слова.

— Постой. Остановись. Я не могу… прости, я не могла… — Генриетта поднесла руку ко лбу и несколько раз глубоко вздохнула. Все это важно. Крайне важно. Так важно, что ей нельзя поддаваться надвигавшемуся обмороку.

Рейф с тревогой смотрел на нее.

— Что с тобой? Принести воды?

Генриетта отмахнулась от его предложения:

— Со мной все в порядке. Прошу тебя, расскажи мне все.

Рейф тяжело опустился на стул у стола, на котором лежали стопки обтянутых кожей книг, и взял перо.

— Помнишь… я говорил тебе, что Джулия и я возобновили супружеские отношения, после того как расстались?

Генриетта кивнула:

— Ты говорил, что сделал это ради наследника.

— Возобновление супружеских отношений было ошибкой с начала до конца. Я точно знал, что не любил и никогда не буду любить ее. Но чувство долга так сильно укоренилось, что перешло в привычку, я серьезно не подумал о том, к чему приведет рождение ребенка. Похоже, Джулия тоже этого не понимала. Когда она сообщила, что забеременела…

Кончик пера согнулся, когда Рейф воткнул его в промокательную бумагу.

— Это была моя ошибка. Мне не следовало брать ее назад. Джулия была… она была… понимаешь, она все знала. Думаю, я лег с ней в постель лишь из чувства долга. Нет, это несправедливо. Я не стал притворяться, и она… Наверное, она не виновата, она испытывала столь же неприятные чувства. Извини, если я говорю не совсем внятно.

— Рейф, ты говоришь понятно. Тебе трудно, ибо это причиняет страшную боль. Если бы ты был более… — Генриетта осеклась и пожала плечами, — тогда ты не переживал бы все столь болезненно. Я знаю, сколь тебе тяжело. Я действительно это понимаю, можешь не сомневаться. Я слушаю. Ты не торопись.

Лицо Рейфа исказила гримаса.

— Раньше я тебе ничего не говорил, но мне хотелось, чтобы ты… Как бы то ни было, Джулия в действительности не простила мне разрыв с ней, считала, что я не простил ей прежние измены. Дело в том, что мне было все равно, что еще хуже или обиднее. В то время я просто не думал об этом. Я воспользовался ею, чтобы получить то, что мне нужно, а она использовала меня. Вот это и привело к катастрофе. Мы оба понимали. Думаю, мы признали это слишком поздно. Джулия забеременела.

Рейф резко вздохнул и заставил себя продолжить рассказ. Генриетта сидела напротив него неподвижно, ее лицо побледнело как мел. На этот раз Рейф не имел понятия, о чем она думает.

— Я никогда не забуду ночь, когда Джулия сказала мне об этом. Я понял, что ее ребенок мне не нужен. — Рейф обхватил голову руками. — Я вел себя так глупо. Я думал о наследнике, но не думал о том, чтобы завести ребенка.

— Рейф, ты сегодня так нежно обращался с малышами в детской палате… у тебя было такое выражение лица, когда ты держал их, ты был так взволнован. Я подумала… и Роза тоже… каким прекрасным отцом ты мог бы стать.

Рейф решительно затряс головой:

— Ты ошибаешься. Я не заслуживаю столь драгоценного подарка. У меня была такая возможность, но я уничтожил ее. Я не заслуживаю другой такой. Тогда я не понимал, какое это счастье. Я лишь думал о том, что из нас с Джулией родителей не получится. Я боялся, что не смогу любить этого ребенка, потому что его родила она. К тому времени я понял то, о чем не догадался раньше, — ребенок свяжет нас. А я не хотел привязываться к ней.

— О, Рейф, жаль, что ты… Как ты не понимаешь, ведь в твоих чувствах нет ничего необычного. Конечно, ты боялся. Большинство начинающих родителей боятся, но после того, как родится малыш…

— Он не родился. Я уже говорил, что убил его.

— А я говорю, что не могу поверить, будто ты способен пойти на столь ужасное преступление.

— Но я совершил его. Джулия всегда была неуравновешенна. Беременность привела к тому, что ее настроение стало заметно колебаться. Она терпеть не могла страданий, которые ребенок причинял ей. Как и я, она не желала его. Но выражала свое нежелание более громогласно. Я подумал, что это лишь прежняя Джулия, которая пытается манипулировать мною, а насмешки и мелкие придирки всего лишь старая игра. Я не хотел обращать на нее внимания и с головой погрузился в свои заботы, не заметив, что Джулия волнуется не зря. Пока внутри ее рос наш ребенок, она становилась все враждебнее. Враждебнее ко мне. К ребенку. Грозилась избавиться от него… надо было просить миссис Питерс следить за ней.

— Боже мой, Рейф, я с трудом могу поверить…

— Не надо. Не говори ничего. Позволь мне досказать. — Рейф невидящим взором уставился на промокательную бумагу, он оказался во власти кошмара из прошлого. — Это случилось в Вудфилд-Манор.

Мы остались одни, если не считать нескольких слуг. Джулия не хотела, чтобы кто-либо видел ее, как она выразилась, в столь обрюзгшем состоянии. Мы находились на втором этаже, откуда была видна детская комната. С Джулией случилась очередная истерика. «Надеюсь, у меня будет девочка, — говорила она. — Скорее это будет чудовище, вышедшее из твоих чресл». Она билась в истерике, пока совсем не разбушевалась. Я ее никогда такой не видел и все же не понимал…

Рейф отодвинул стул и подошел к небольшому окну. Повернувшись к Генриетте спиной, он заговорил быстрее, слова отрывисто срывались с его уст:

— Джулия говорила, что жалеет о том, что еще не умерла, что не вынесет мук, связанных с рождением ребенка, наложит на себя руки. Скорее убьет себя, чем станет мучиться. Она все время грозилась покончить с собой. Я думал, это несерьезно. Джулия подошла к окну. Перед моими глазами все еще стоит эта сцена. Казалось, все произошло так медленно, хотя и закончилось за считаные мгновения. Она прыгнула. Так быстро, не сказав ни слова, не издав ни звука, пока падала… казалось, что ее и вовсе не было в комнате. Я не шелохнулся. До тех пор, пока снизу не донесся крик. Джулию нашел муж Молли Питерс.

Рейф качнулся, Генриетта вскочила, но тут же пошатнулась под тяжестью рухнувшего ей на руки тела.

— Я не мог остановить ее, да и не пытался, — сказал Рейф. — Я довел ее до этого. Я не любил ее. Я не пытался сделать ее счастливой. Я не желал ее. Я не желал нашего ребенка. Я убил ее. Я убил их обоих.

— Рейф… О боже. Я не могу поверить… я не знала, что ты прошел через такие муки. Должно быть, ты и сейчас страдаешь. Как ужасно. Ужасно. Я даже представить не могу, как это ужасно.

Сцена, которую Рейф описал, снова и снова возникала в воображении Генриетты, пока она пыталась разобраться в чудовищности совершенно неожиданного признания Рейфа. Ужас. Она была совершенно потрясена.

— Я просто не могу поверить… боже, через какие страдания ты прошел.

— Я заслужил эти страдания.

— По крайней мере, страдания Джулии закончились, — прошептала Генриетта скорее себе, чем Рейфу. Она пыталась разобраться в том, что он рассказал ей. — Джулия кажется мне такой несчастной. Наверное, беременность немного расстроила ее ум. Видно, она не понимала, что делает. Бедняжка. Несчастный малыш. Ах, Рейф, если бы только судьба оказалась к тебе благосклонной, ты полюбил бы этого ребенка. Я знаю, ты полюбил бы его. Не сомневаюсь в этом после того, что увидела сегодня.

Рейф схватил Генриетту за плечи, через силу посмотрел ей в глаза, не боясь того, что его глаза слишком блестели.

— Генриетта, ты не понимаешь. Все, что бы я ни делал, никакие спасенные матери, никакие малыши не загладят мою вину перед потерянным ребенком. Я думал, что смогу. Потому и создал этот роддом. Я думал, что это поможет мне, но напрасно.

Рейф оттолкнул ее. Генриетта упала на стул и схватилась за ленты шляпки. У нее заболела голова. Она не знала, что сказать. Лицо Рейфа побелело — признание явно лишило его всяких чувств. Генриетта покачала головой, будто это могло стряхнуть туман смущения, окутавший ее разум. Ей надо было разобраться в том, что она услышала. Причем ради них обоих.

— Но ты ведь загладил свою вину, — медленно произнесла она. — Ты не перестаешь заглаживать свою вину. Роддом Святого Николая — огромная заслуга. Без него, а я в этом уверена, эти дети вообще не появились бы на свет. Рейф, ты разрываешь себя на части, — сказала она почти шепотом и сглотнула. У нее пересохло в горле. Она откашлялась. — Это — чувство вины. Случилось ужасное. Страшное. Я просто слов не нахожу. Но ты виноват не один, как думаешь. Джулия и ребенок погибли, и, что бы ты ни делал, это не вернет их. Возможно, ты вообще ничего не мог сделать, чтобы избавить их от страданий. Я не знаю, никто не знает этого, но нет смысла мучить себя. Ты даешь прошлому поедать себя.

Рейф издал горестный вздох.

— Генриетта, я ничего больше не заслуживаю. О себе не думаю и не позволю себе уничтожить и тебя.

Новый резкий поворот в его логике сбил Генриетту с толку.

— Меня?

— Я сделал бы тебя несчастной, отказавшись от счастья и любви, когда убил свою жену и ребенка. — Его голос надломился. — Я не могу предложить тебе все это, даже если бы хотел. А на другое ты не согласишься… да и с какой стати тебе соглашаться? Разве теперь не понятно?

Генриетта прошла мимо Рейфа к окну и прижалась лбом к стеклу. Ее тело горело, хотя она чувствовала холод. Ужас, скрывавшийся в темных уголках ее разума, потихоньку начал выползать на первый план. Ей отчаянно хотелось помочь ему, но она не могла уступить ему свою душу, а если она сейчас сдастся, сейчас же не уйдет, так и будет.