Рейф раскладывал еду. В корзине оказался пирог с дичью, золотисто-коричневые слоеные кондитерские изделия, цыпленок, зажаренный целиком и начиненный ароматным луком и шалфеем, перепелиные яйца, холодная заливная семга, сыр и корзиночка с ранней земляникой.

— Боже мой, этим можно накормить небольшую армию, — заметила Генриетта, с благоговением глядя на соблазнительные яства.

Рейф возился с бутылками И стаканами.

— Правда? Знаете, мы ведь не обязаны есть все. Что вы хотите — кларет или бургундское? Я бы посоветовал кларет, бургундское вино слишком крепкое для трапезы под открытым небом.

Генриетта расхохоталась.

— Мне кларет, пожалуйста.

— Что тут смешного?

— Все это. То, что вы и я, граф и гувернантка, устроили пир на берегу Темзы. Никогда в жизни не бывала на столь превосходном пикнике.

— Это довольно скромная еда.

— Возможно, для вас. Дома я привыкла к более простой пище.

Рейф отрезал щедрый кусочек пирога.

— Расскажите мне больше о своей семье.

— Тут нечего рассказывать.

— Вы единственный ребенок?

— Да.

— У вас нет других родственников?

— У меня есть тетя, но я никогда не видела ее. В семье мамы считали, что папа недостоин ее. Родственники мамы не одобрили их брак, еще меньше им понравилось то, что папа собирается посвятить себя благополучию других, вместо того чтобы заняться этим в собственной семье.

— Вы восхищаетесь своим отцом?

Генриетта задумалась.

— Да, в некотором смысле. Я не обязательно согласна ни с тем, что он делает, ни с тем, что он считает первоочередными задачами. Однако он верен себе. И маме.

Ее рука остановилась над чашечкой с земляникой. Рейф достал одну ягоду и положил ей в рот. Земляничный сок засверкал на ее губах. Рейф наклонился к ней и смахнул его большим пальцем. Она машинально облизнула его палец. Рейфа будто стрелой пронзило, и он тут же напрягся, наклонился к ней и подставил свои уста. Их губы на мгновение соприкоснулись, больше ничего не произошло, но ее глаза округлились, губы уже предвкушали поцелуй, а его мужское достоинство напряглось.

Этого оказалось и достаточно, и недостаточно.

— Генриетта Маркхэм, знайте, я еще никогда не встречал таких сочных губ. Расценивайте это как предостережение. Вы уже насытились?

— Насытилась? — Генриетта уставилась на него непонимающим взглядом. Неужели он чувствовал, как бьется ее сердце? Как она покрылась гусиной кожей, и ее бросает то в жар, то в холод?

— В смысле уже наелись? Если да, думаю, самое время решать сложный вопрос, как мне поступить с вами.

— Со мной? Вам ничего не надо делать. Только высадите меня в Лондоне, если угодно.

— Что вы собираетесь там делать? Скрываться? Знаете, об этом происшествии так просто не забудут. Изумруды Ипсвичей — не безделушки.

— Я знаю. Неужели вы меня считаете не только воровкой, но и идиоткой?

— Я много чего думаю о вас, но не считаю, что вы способны украсть. Вы слишком честны.

— О!

— Вы очень торопитесь делиться своими мнениями, но еще больше торопитесь судить. Делаете неожиданные предположения, основанные лишь на слухах, видите мир черно-белым и не хотите признавать серых тонов. Подозреваю, вы, как и ваш отец, верны себе. Но думаю, вы не воровка.

Только сейчас Генриетта поняла, сколь важны эти слова. Плохое мнение о ней задевало ее за живое. Несмотря на то что он — повеса.

— Значит, вы верите мне?

— Бедная Генриетта, вы много пережили за эти последние часы.

— Всегда найдутся люди, которым повезло меньше, чем мне, — решительно сказала Генриетта. — Так говорит мой папа.

Рейфа такая мысль не обрадовала. Он не знал, что подумал бы ее отец, отрешенный от всего земного, о переделке, в которую угодила его дочь.

— Их не так уж много. Вы отдаете себе отчет в том, что сильно осложнили свое положение, когда решили сбежать?

— Я знаю, но…

— Ваше поведение лишь подтверждает вашу вину.

— Знаю, но я не смогла ничего придумать, как…

— По правде говоря, мне следовало бы передать вас в руки властей, пусть они решают вашу участь. Все же вы невиновны. Дело в том, что вы вели себя как преступница и, более того, втянули меня в это дело.

— Но ведь никто не заметил, как я забралась в ваш экипаж и…

— Стало известно, что я обнаружил вас, а потом отослал назад к Хелен Ипсвич. Когда выяснится, что я покинул Вудфилд примерно в то же время, когда вы исчезли, даже сыщик с Боу-стрит сообразит, что к чему. Вы поставили меня в безвыходное положение. Я не могу донести на вас в полицию, поскольку в этом случае сам рискую быть обвиненным в сообщничестве, однако совесть мне не позволяет просто так бросить вас.

Рейф был не склонен к благородству, отваге и необдуманным действиям, но трогательная смелость Генриетты Маркхэм, охвативший ее неподдельный ужас, когда она услышала выдвинутые против себя обвинения, нешуточные опасности, угрожавшие ей, подвигли его и на благородство, и на импульсивные действия. Вольно или невольно он стал участником этого фарса. Однако во всем этом был и свой маленький плюс — ему не придется вести с бабушкой малоприятную откровенную беседу.

— У меня нет выбора. Я помогу вам, — сказал Рейф и кивнул, как бы соглашаясь с собой.

— Чем вы мне поможете?

— Найти этого вора. Найти изумруды. Это позволит вам восстановить доброе имя.

— Я вполне справлюсь с этим сама, — с негодованием возразила Генриетта, но лишь каприза ради, ибо ее сердце подскочило от радости в тот миг, когда он предложил свою помощь.

— Каким образом?

— Что вы имеете в виду?

— У вас есть связи в преступном мире?

— Нет, но…

— Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, как искать украденные вещи?

— Нет, но…

— Генриетта, признайтесь, что вы и понятия не имеете, что делать. Верно? У вас нет никакого плана.

— Нет. Сейчас нет.

Рейф едва сдержал улыбку. Он испытал непомерное удовольствие от ее признания. Одержал маленькую победу, которая оказалась весомой. Ему понравилось, что Генриетта не ушла от прямого ответа, пусть даже с трудом.

— Тогда вам повезло, ибо у меня такой план есть, — сказал он. Он с удовольствием наблюдал, как она расплывается в улыбке.

— У вас он есть?

— Вам же нужен человек, способный помочь, — сказал Рейф, улыбаясь все шире. — Человек, имеющий связи в преступном мире, который может найти украденные драгоценности, выследить вора.

— Разумеется, — ответила Генриетта, немного удивленная таким поворотом. — Затем вы расскажете, что мне предстоит делать, чтобы найти такого человека?

— В этом нет необходимости. Вы уже нашли его. Это я.

Глава 4

— Вы? — спросила Генриетта, не веря своим ушам. Она смотрела на Рейфа, словно на сумасшедшего. Ему снова пришлось прикусить губу, чтобы скрыть улыбку.

— У меня в Лондоне есть знакомый со связями в подобных кругах, — пояснил Рейф. — Найти такой крупный улов, как изумруды Ипсвичей, для знающего человека не составит труда.

— Должно быть, вы шутите. Как вам удалось познакомиться с таким человеком? И даже вы его знали… я хотела сказать, знаете… то есть я ничего не понимаю. Для чего вам это понадобилось?

— Повторяю, вы не оставили мне иного выбора, как помочь вам расхлебать эту кашу.

Удивительно соблазнительная перспектива, правда, Рейф предпочел не делиться своими секретами. Он вообще редко говорил об этом.

К его досаде, Генриетта весьма решительно покачала головой:

— Весьма признательна вам за столь щедрую помощь, однако мои неприятности — это моя забота.

— С вашей стороны весьма опрометчиво отвергать мою помощь.

Генриетта прикусила губу. Действительно, был ли у нее иной выбор? Хуже нет — отдаться во власть повесы, который, возможно, имеет виды на ее целомудрие. Хотя казалось, он намеревался бескорыстно восстановить ее доброе имя, рискуя угодить за решетку. Какой толк от целомудрия, если ее вышлют или она умрет? О боже, она вовсе не собиралась расставаться со своим целомудрием. Во всяком случае, пока речь не шла о том, что ей придется расплачиваться подобным образом. Разве не так? Неужели поцелуи считались платой за помощь? Неужели он надеется получить больше?

Она просто смешна. Каковы бы ни были надежды Рейфа, Генриетта не уступит ему, к тому же она уверена: он не возьмет то, что ему не предлагают. Сегодня утром он мог бы добиться этого. Он не представлял для нее никакой опасности. При условии, если она не потеряет уверенность в себе. Генриетта не сомневалась в себе.

Она кивнула, словно ободряя себя. Рейф Сент-Олбен явно был наименьшим из двух зол. Единственный разумный выбор. Генриетта сглупит, если не примет его предложения.

— Вы правы, у меня нет выбора, — сказала она.

— Весьма разумно, мисс Маркхэм.

— Приятно слышать.

— Значит, вы доверяете мне?

Генриетта заколебалась, настороженная неким намеком, скользнувшим в его голосе.

— В том, что вы поможете мне. Полностью полагаюсь на вас.

— Весьма предусмотрительно и умно, Генриетта. Вы уклонились от ответа.

— Лорд Пентленд…

— Зовите меня Рейфом. Думаю, мы перешагнули тот рубеж, когда соблюдают подобные любезности.

— Рейф. Вам это подходит.

— Спасибо. Позвольте мне ответный комплимент. Раньше я не был знаком ни с одной Генриеттой, и это имя, похоже, создано для вас.

— Спасибо. Я тоже так думаю. Мне дали имя отца.

От его взгляда ее бросило в дрожь, будто накануне важного события. Неужели она действительно думала связать свою судьбу с ним, невероятным, потрясающе красивым незнакомцем с незавидной репутацией?