— Мадам, это касается только меня. Это не ваше дело. Поскольку отец Литтона был одним из давних друзей папы, я прошу вас придержать свой язык. Ешьте. Я больше не хочу об этом слышать.

Речь шла лишь о местных сплетнях, но они все же беспокоили Серену. Она не сомневалась, что мадам Леклерк сама многое присочинила, но это было слабым утешением.

Рано удалившись к себе, Серена дрожащими руками, наконец-то, сломала печать пакета, в котором находилось завещание отца. Пока она вчитывалась в длинный документ, изобиловавший специальными терминами, свеча оплыла и стала отбрасывать причудливые тени на стенах. Упомянутые в завещании суммы денег потрясли ее. До сих пор Серена считала, что такого не может быть, поскольку рассказ отца казался столь невероятным, однако зафиксированные на пергаменте чернилами факты все подтверждали. Серена действительно стала наследницей, причем завидной.

Встав с постели, она тщательно сложила документы в шкатулку для драгоценностей, затем достала ожерелье, которое отец подарил ей на день рождения. Это было простое, но красивое ювелирное изделие, с золотым медальоном, окруженным узором из крохотных бриллиантов. Она открыла медальон и бережно положила в него локон волос Николаса. Серена не удержалась и коснулась локона губами. Затем она задула свечу и устало вздохнув легла в постель.

Леди Серена Стамп. Ей было странно слышать такое сочетание слов. Будто речь шла не о ней, а о какой-то героине из книги или картины. О человеке более достойном, пожилом, утонченном, чем она. Леди Серена. Достопочтенная леди Серена. Вот уж Николас повеселился бы. Нет, Николасу стало бы совсем невесело. Ей даже думать об этом не хотелось. Пока не хотелось. Она задумается после того, как подойдет к концу завтрашний день.

Храп мадам за стеной прекратился. Считая это хорошей приметой, Серена заснула глубоким сном.

Глава 4

Когда Серена проснулась, уже стояло бодрее солнечное утро. Погода сулила хороший пикник, который она ждала с большим нетерпением. Серена в последний раз взглянула на себя в зеркало, затем спустилась вниз. Ее костюм для верховой езды был из темно-синего бархата, а маленькая шляпка, украшенная перьями подходящего цвета, лихо сидела поверх ее золотистых кудрей. Эту шляпку сотворила не мадам Леклерк, а один английский портной, живший в Париже. Мужского покроя короткий жакет подчеркивал женские изгибы, скрытые под ним.

Мадам привыкла спать допоздна и еще не встала, за что Серена была ей признательна. Серена представила, какую волю та бы дала своему воображению, видя, как она одна вместе с Николасом отправляется на верховую прогулку. Выразительные галльские брови мадам взлетели бы вверх и, наверное, исчезли бы под оборками чепчика. Тихо рассмеявшись, Серена перебросила длинный шлейф юбки через руку и тихо затворила за собой дверь. Она радостно вышла на улицу и под ярким апрельским солнцем направилась в сторону Холла, предвкушая отличный день и хорошее времяпрепровождение.

Земля под ногами была влажной. Чудесный аромат мокрой травы и легкий ветерок настроили ее на веселый лад. Хотя Серена тосковала по Парижу и с нетерпением ждала встречи с Лондоном и всеми его знаменитыми достопримечательностями, о которых так много слышала, сейчас она никуда не спешила. В некотором роде она стала воспринимать эту землю, поросшую сочной зеленой травой, как свою родину. Как она завидовала красивому особняку Николаса! И еще его необыкновенной уживчивости и непринужденным манерам, которые позволяли ему воспринимать все как должное! Отец привил дочери собственный утонченный такт и уверенность, но наступали мгновения, когда она чувствовала себя подавленной элегантностью Найтствуд-Холла и его эффектным владельцем. Она отнюдь не была уверена в том, что сможет сыграть роль леди во время лондонского сезона. Отец настаивал, чтобы она приняла в нем участие после того, как прояснится ее положение в обществе. Еще менее уверена была Серена в том, что желает участвовать в нем.

Пока Серена проделывала уже знакомый ей путь, Николас следил за тем, как седлают двух лошадей, и погрузился в мысли о фамильном доме предков.

Когда он бывал в Холле, одиночество, отсутствие развлечений и местная привычка рано ложиться спать стали для него пыткой. В обществе Серены он видел все под иным углом. Глядя на дом ее глазами, Николас начал снова восхищаться его красотой, смог оценить его причудливые стороны и недостатки, допущенные в ходе перестройки. Вот тогда и рождалась история этого дома и стали понятны его истоки. Возможно, Николас впервые почувствовал настоящую гордость тем, что он является владельцем и хранителем имения Литтонов.

Николас не заметил прелести свежей английской весны, расцветавшей перед ним во всей красе, ибо та пришлась на разгар сезона, когда в закопченном Лондоне бурлит жизнь. Николас наверстывал упущенное время. Когда-то красота этого дома приестся, в этом у него не было сомнений. Как и красота Серены. Но до этого еще далеко.

Николас уже так хорошо узнал Серену, что понимал — она все равно уедет. В лучшем случае в его распоряжении два дня. Николас больше не станет выжидать удобного момента, когда сможет насладиться прелестями Серены. Эта мысль обострила чувства, от смутного ожидания Николас невольно дернул за поводья, которые держал в руке. Титус негромко заржал, его ноздри раздулись. Норовистая серая в яблоках кобыла, стоявшая радом с ним, встала на дыбы.

— Я сам выведу лошадей, — сказал Николас, отпуская конюха.

Забрав две пары поводьев, он прошел под арку, вышел из конюшни и направился к дому. Огибая дорожку, ведущую к фасаду дома, он заметил Серену, шедшую ему навстречу.

Увидев, что Николас идет к ней и ведет за собой двух лошадей, а его красивое лицо светится ослепительной улыбкой, она почувствовала, что у нее перехватывает дыхание. Снежно-белый галстук выделялся на фоне его волевого подбородка. Простой темный плащ наездника был застегнут не на все пуговицы и подчеркивал широкие плечи. Взгляд Серены скользнул вдоль разреза плаща, жилета светло-коричневого цвета с кармашком для часов и задержался на длинных мускулистых ногах в лосинах и безупречно вычищенных высоких сапогах с отворотами. Серена с трудом сглотнула. Мягкая ткань его бриджей, казалось, так плотно прилегала, что Серена могла поклясться, будто видит, как под ней переливаются мышцы. Когда Николас передвигался, прямоугольные фалды его плаща развевались позади него. Его руки были в перчатках из той же плотно прилегающей кожи. В одной руке он держал хлыст. Серена подумала, что он не просто красив — это совершенно неподходящее слово, — а поразительно, неотразимо привлекателен.

Стараясь не смотреть на него, точно влюбленная девчонка, Серена устремила свой взгляд на лошадей, которых он вел. Крупный норовистый жеребец мог принадлежать только ему. Другая прелестная лошадь была меньших размеров, серая в яблоках и с выразительными умными глазами.

— О, это моя кобыла? — Серена подбежала к кобыле и достала из кармана костюма несколько кусочков сахара. — Она прелестна.

— Да, она такая, — сказал Николас, не сводя глаз с Серены.

Николас поцеловал руку Серены, одарив ее улыбкой, которая не оставляла сомнений насчет его намерений. Тело Серены отозвалось на это дрожью. Лошадь стала беспокойно бить копытом.

— Ее зовут Красавица, — сказал Николас, передавая Серене поводья. — Иногда она ведет себя весьма резво. Вы справитесь с ней?

— Не сомневаюсь, мы отлично поладим. Думаю, ей просто не терпится поскакать галопом. Я тоже с нетерпением жду этого момента.

— Подождите, пока мы не окажемся в поле. Идите сюда, я помогу вам.

Серена легко села верхом на лошадь и грациозно перекинула длинные юбки на луку седла. Красавица стала на дыбы и била копытом, но Серена крепко держала ее за поводья. Они ехали рядом по дорожке, ведущей к полям. Лошади бежали резвой рысью. Серена уверенной рукой хорошо правила лошадью, сидела прямо, перья на ее шляпке стали развеваться, когда она пустила лошадь галопом. Николас на Титусе не отставал от нее. Под стук копыт всадники наблюдали зелено-коричневые сельские пейзажи, в ушах Серены свистел ветер, в подлеске иногда раздавался шорох, когда с их пути убегал какой-то зверек. Постепенно они пустили лошадей на легкий галоп, а затем перевели на рысь. Они держались ближе к изгибам бурлившей реки.

Серена раскраснелась, глаза блестели от любопытства. Она попросила Николаса рассказать ей больше о здешних местах и подивилась, узнав, что почти вся эта земля принадлежит ему. Ее вопросы заставили Николаса сильно напрячь память в поисках ответов. К удивлению, он все быстро вспоминал.

— Я не знала, что вы такой знаток земледелия, — дразнилась она.

— Честно говоря, я не такой уж большой знаток. Всем этим занимается мой управляющий имением. Я не могу ставить себе в заслугу отличное состояние этой земли.

— Но вы ведь хорошо разбираетесь в том, как управлять имением.

— В молодости я провел здесь немало времени, но сейчас бываю реже.

— Здесь так красиво. Мне нравится. Вам очень повезло.

— Наверное, это так. Вы собираетесь остаться в Англии? — с любопытством спросил он.

— Думаю, что да.

— В Лондоне?

— Не знаю. — По правде говоря, Серена еще ничего не решила. — Не исключено, что я найду себе что-нибудь в сельской местности.

— Значит, отец оставил, вам приличное состояние?

— Да. Но мы договорились…

— Я знаю, что нам сегодня не следует говорить об этом. — Николас осадил лошадь. — Нам следует вернуться. Если мы проедем еще одну милю вдоль реки, то обогнем Западную ферму и вернемся к Холлу с севера.

Серена согласно кивнула. Они оставили позади основного здания фермы и достигли границ земель Холла, но тут Серена подалась назад, отвлеченная каким-то шумом со стороны изгороди слева от нее. Когда она наклонилась, чтобы выяснить, какое животное издало столь странный звук, тишину нарушил отчетливый хлопок выстрела. Пуля прожужжала в нескольких дюймах над ее головой.