Низамиддин понял, что его собеседник не такой уж глупый степняк, как выглядит, а деловой и толковый человек, который еще до его приезда разведал о нем все, знал, кто он, чем занимается. Он немного успокоился и сказал:

— Простите, я ведь незнаком с вами…

— Меня зовут Закирбай, во времена его высочества эмира меня называли Закирбай-джевачи. Здесь в округе меня все знают и уважают. У меня два сына, оба взрослые, смелые и во всем мне послушные. У меня есть земля, немало добра и скота. Но иные люди, вот как и вы, увидев мою длинную бороду и пестрый халат, смотрят на меня недоверчиво, не придают значения… Ну и пусть, это даже в какой-то степени хорошо для нашего времени, ваши джадиды и младобухарцы не обращают на меня внимания, а я назло им хожу себе, живой и невредимый.

— Интересно, — сказал Низамиддин, — вы, видно, не любите джадидов?

— Да, питаю к ним отвращение! — резко ответил Закирбай. — Если бы я не питал к ним отвращения, я бы не мог завоевать доверия Асада Махсума. Как-то мы с ним просидели до полуночи вдвоем за дружеской беседой. Выяснилось, что мы с ним единомышленники по многим вопросам. Махсум рассказал мне про вас, сказал, что вы хоть и выдаете себя за джадида, но не можете с ними ладить. Это хорошо, вы правильно делаете! Нужно проникнуть в стан врагов в удобный момент, по виду стать их другом, а потом вытрясти из них душу. А ладить с ними трудно. Вы молодец!

— Мы потому и враждуем с ними, — сказал Низамиддин, проникаясь доверием к хозяину дома и стараясь подчеркнуть это, — что хотим очистить наш край от русских, создать свое национальное государство. Мы надеемся, что нам это удастся, хотя бы для этого пришлось пожертвовать многими жизнями!

— Неплохая мысль… — задумчиво проговорил хозяин, поглаживая свою бороду…

— Асад Махсум чуть было не попался в руки чекистам, был почти разгромлен, — продолжал Низамиддин, — но мы помогли ему скрыться.

Свои богатства он спрятал в надежных местах. Я занимал высокую должность и тайно старался помогать друзьям. Но ЧК едва не схватила меня. Я был вынужден бежать, оставив свои ценности, все свое достояние. Но бог даст, если народ поддержит нас, мы с победой вернемся в Бухару.

— Трудно, — сказал Закирбай. — Очень трудно! Бороться с русскими — дело нелегкое. Я говорил Асаду Махсуму, что пустой болтовней ничего не добьешься.

— Вы что, не верите в нашу победу?

— Я молю бога, чтобы вы победили. Если бы не так, я не стал бы помогать Асаду Махсуму.

— А в чем же дело?

— А в том, братец, — уверенно сказал Закирбай, — что я много раз бывал в Оренбурге, часто бываю в Самарканде, хорошо знаком с русскими. Знаю, что с русскими воевать очень трудно, для этого нужно иметь силу. А такой силы, которая могла бы разбить сегодняшнего русского, его Красную Армию, у вас нет. Напрасно стараетесь!

Низамиддин подумал с досадой, что этот человек не знает, конечно, как сильна бухарская группа оппозиции, потому и судит так.

— Да, если смотреть поверхностно, то в ваших словах есть правда, — сказал Низамиддин, закуривая папиросу. — Но мы не так наивны. Подождите, наши дела только разворачиваются. Ибрагимбек, Фузайль Махсум, Абдулкаххар и ваш Асад Махсум — это только начало. В самое ближайшее время дела примут другой оборот…

— Хорошо, если бы так! — проговорил Закирбай, а в душе рассмеялся, решив, что гость ничуть не лучше своих друзей-джадидов. — А тех, кто верит пустым обещаниям, ждет гибель… Но мы будем поступать по-своему…

Низамиддин подумал, что нехорошо, когда люди Махсума проявляют такое неверие. Если уж Закирбай считает, что с русскими трудно воевать, невозможно победить их, значит, большевики непобедимы… Но зачем пытаться укорять других! Сейчас главная задача, моя первейшая задача, задача Махсума и его товарищей — в том, чтобы вести агитацию среди населения. Людей надо подготовить к большим сражениям. Если народ не будет нам верить, если наши люди будут бояться Красной Армии, то мы не будем иметь успеха в боях. Большая ошибка Асада Махсума, если он отстранился от народа, не считается с мнением народным, властвует только силой кнута и пули. Когда у тебя нет крепкой основы, нет опоры в народе, твоя сила скоро иссякнет и ты будешь разбит. Асад Мах-сум здесь как в своей вотчине, знает только свою волю, не считается ни с чем. Если бы он думал о народе, его приближенные не выказывали бы такого недоверия к его делам… Неверие в свое дело — червяк, который точит тебя изнутри, подтачивает весь организм! Конечно, если подумать хорошенько, почему должен народ нам верить? Мы ни одной победы не одержали, никогда не шли впереди… Закирбай в чем-то прав.

Трудно стало жить. Что за напасть этот большевизм! Как с ним воевать? Может, хоть Энвер-паша поможет нам. Да, да! Прибудет Энвер-паша, и все пойдет по-другому. Сейчас нужно думать о будущем.

Он снова обратился к Закирбаю:

— Если вы помогаете Махсуму, в чем выражается ваша помощь?

— Я собираю и доставляю ему муку, мясо, масло, корм для лошадей. В это время кто-то кашлянул у двери, и в комнату, кланяясь, вошел один из юношей, которые, очевидно, охраняли дом.

— А, Сафар-джан, сказал Закирбай, — что скажешь?

— Махсум наверху, в горах, на скале… — проговорил Сафар.

Это был молодой, крепкого сложения юноша с черными глазами. Он стоял перед отцом навытяжку, говорил тихо и почтительно.

— Почему он остался наверху? - спросил Закирбай. — Ведь ему сказали, что прибыл гость?

— Я был в кишлаке Оби Кабул, отвечал Сафар. — Там сидят в засаде люди Махсума во главе с караулбеги Я от самого караулбеги слышал: красные воины узнали, что Махсум в Санг Калу, обнаружили тайную тропу, и там произошло большое сражение Много людей Махсума побито. Сейчас красные сторожат, не отходя от входа в ущелье. Хорошо, что с Махсумом поднялось в горы много его людей, они преградили путь красным и не пустили их на тропу Караулбеги думает, что теперь Махсум задержится там, наверху…

— А почему караулбеги не освободит дорогу для Махсума? — спросил Закирбай.

— Караулбеги говорит, что у него нет для этого сил. Он хочет, выбрав удобный момент, уйти из этих мест, податься в сторону Душанбе — Гиссара.

— Интересно! — проговорил Низамиддин. — Ну и везет же мне!..

— Да! — сказал Закирбай. — Не понимаю, почему Махсум, зная о вашем приезде, ушел в Санг Калу. Правда, там его семья, и место там прочное, туда ведет только одна тропа, и ее никто не знает. А если и узнают и будут пытаться по ней подняться, то один стрелок наверху сможет уложить тысячу людей. Вся беда в том, что раз красные сторожат вход в ущелье, то Махсум не может спуститься вниз.

— Наверху можно с голоду умереть…

— Нет, — возразил Закирбай, — во-первых, мы с Махсумом заготовили там много припасов, во-вторых, можно через пещеру в корзинах подымать наверх все что нужно…

Мы все предусмотрели.

— Караулбеги сказал еще, что сегодня в пещеру спустится к нам человек от Махсума, — сказал Сафар. — Нам велено ждать его.

— Хорошо, подождем, — согласился Закирбай. — Ну, мальчики, идемте. Я приготовлю дастархан, вы, верно, проголодались.

Мальчики вернулись вечером. Их было трое — те двое, что встречали Низамиддина, третий — спустившийся сверху посланец от Махсума.

— Господин Махсум передали вам привет, — сказал этот третий, протягивая Низамиддину письмо. — С нетерпением ждали вашего прибытия. Меня послали провести вас наверх.

— Мухаммед Ер — один из близких к Махсуму людей. Он родом из здешних мест, но потом попал в Бухару, присоединился к отряду Махсума. На свете нет более ловкого канатоходца и человека, знающего горы. Это он нашел пещеру для передачи наверх провизии…

— Очень хорошо! — сказал Низамиддин. — Как здоровье господина? Весел ли он?

— Ничего, неплохо, — отвечал Мухаммед Ер и, подумав, прибавил: — В горах всякое бывает… то хорошо, то плохо…

Низамиддин, который думал, что у Асада в горах целая крепость, был несколько удивлен такими словами. Открыв письмо, он принялся читать послание Асада.

…Да будет бог покровителем нашим… После всех благословений и приветов сообщаю вам, что ваш покорный слуга жив и здоров, чего желаю и вам молю о том бога.

Узнав о вашем прибытии, я хотел провести с вами несколько дней в Санг Кале, отдохнуть и побеседовать на свободе, без помех. Здесь относительно безопасно, далеко от вражеских глаз и недоступно для неприятеля. Внизу сейчас слишком жарко, а здесь наверху прохладно. Здесь Ойша, ваша служанка, и ее мать, мы не испытываем недостатка в пище и в напитках… Для этого я и прибыл сюда два дня назад, но враги напали на наш след и перекрыли дорогу. В ближайшее время нам, видимо, не придется спуститься за вами. Поэтому мы решили пригласить вас взобраться сюда к нам путем, тайным для врагов. Это пещера, из которой вас подымут наверх…

Я бы мог и сам спуститься к вам и посидеть с вами в доме Закирбая, но здесь, как я уже сказал, спокойней и безопасней. Здесь мы можем побеседовать откровенно, наметить планы на будущее. Затем, если вы согласитесь, совершим ночную вылазку, чтобы продолжать свою борьбу…

Буду считать, что в вашем лице встречу всех своих бухарских друзей, подышу воздухом Бухары. За то время, что я далеко от всех вас, среди каменных гор под высоким небом, я чуть не умер с тоски. Около меня нет ни одного искреннего друга…

Все беседы и обсуждения будем вести здесь. Но я считаю необходимым предупредить вас, чтобы вы были осторожны.

Скажу вам откровенно, состояние моих львят не очень хорошее. Длительные походы, бои, усталость, голод и беспросветность угнетают их. Боюсь, как бы они не восстали против меня! Вы должны поговорить с ними, сообщить им радостные новости, ободрить их, поселить в их сердцах надежду. Начинайте это делать уже там, внизу, давайте побольше обещаний, говорите, что день победы близок…