Барбара Картленд - Поверженные барьеры

В первые месяцы женитьбы Эвелин пыталась заставить дочь называть Нормана «папа» или одним из обычных имен, которые дают отчиму, но Скай упорно называла его Норман. Это радовало его и возвращало ощущение молодости.

Он неизменно чувствовал себя молодым в компании Скай, по контрасту со временем, проведенным с Эвелин, когда ему казалось, что он безмерно стар. Его жена действовала на него угнетающе, тогда как падчерица вдохновляла его. До встречи со Скай он и не предполагал, что любит детей.

Когда Эвелин умерла, он просил Скай по-прежнему жить с ним, но лорд Брора настоял, чтобы она вернулась в замок на каникулы, и у Нормана не хватило решимости забрать ее из школы. Она была счастлива там, и он продолжал платить за ее пребывание в школе, хотя лишался ее общества. Он навещал ее во время учебы при любой возможности и ждал этих посещений, пожалуй, больше чем она.

Когда Скай исполнилось восемнадцать, она сказала Норману, что в Лондоне она хотела бы снимать квартиру с подругой, а не жить у него. Он был горько разочарован, потому что хотел открыть для нее особняк на Белгрейв Сквер. Но он был достаточно умен, чтобы понять ее стремление к независимости, и согласился с ней без спора. Скай выросла с желанием самовыражения, что в какой-то степени явилось реакцией на постоянную подавленность ее матери. Она всегда была милой, откровенной и привязанной к своему отчиму, но их интересы лежали в разных плоскостях, и он знал, что они никогда не смогут стать друг для друга тем, на что он надеялся, когда она была ребенком под его защитой.

Войдя в гостиную на втором этаже, Норман вспомнил, что в последний раз он был здесь во время первого бала для Скай. Тогда дом был впервые открыт после смерти жены, но в тот вечер было так много гостей, что ему было трудно воспринимать его всерьез или что-то вспомнить.

Стоя на площадке лестницы и размышляя о том вечере, он услышал веселый голос, окликнувший его.

— Норман! Норман! Где ты?

Он склонился над перилами, посмотрел вниз в глубокий пролет лестницы и увидел свою падчерицу, которая смотрела на него.

— Скай! — воскликнул он с изумлением. — Что ты здесь делаешь?

— Я проходила мимо, дорогой, — объяснила она. — Увидела твой автомобиль на улице и поняла, что ты совершаешь инспекторский обход дома.

— Поднимайся, — перебил он ее.

Она послушно побежала наверх, прыгая через две ступеньки, и протянула ему руки.

— Рада видеть тебя, — сказала она, целуя его в обе щеки.

Она была такая маленькая, что ему пришлось наклониться. Он держал ее на расстоянии вытянутой руки, испытующе глядя на нее.

— Ты хорошо выглядишь, — неохотно признал он. — Челси тебе на пользу.

— Я могла бы сказать то же самое о Мелчестере, — ответила она, — но почему ты здесь?

— Я хотел осмотреть дом, — сказал он с виноватым видом.

Она лукаво посмотрела на него.

— Дорогой мой, — сказала она, — ты говоришь неправду! Ты снова женишься.

Скай часто размышляла о том, чем же она напоминает мать. «Должна же быть какая-то связь между матерью и ребенком, которая рано или поздно проявится», — думала она. Но до сих пор она не могла найти в себе ничего общего с характером или внешностью матери.

Скай была очень небольшой, и что-то в этой крошечной женщине вызывало у каждого встречного мужчины желание защитить ее. Свою привлекательность она принимала как должное и обычно забывала как-то проявить себя с лучшей стороны. В Шотландии она была ослепительна, в Лондоне часто терялась среди тех, кто уделял много внимания внешности и нарядам. Скай любила старую одежду, удобную обувь и общество умных людей.

Больше всего она любила вольную жизнь в Шотландии, вересковые болота, холмы, каскады огней и реку, вьющуюся вокруг Гленхолма. Однако она не могла вынести атмосферу старости и мирного приюта, которыми отличались пенаты ее дедушки.

Ее не оставляло в покое убеждение, что она должна быть независимой. Она знала, что в доме Нормана у нее тоже не будет самостоятельности; он предлагал ей слишком роскошное и удобное существование.

По мере того, как она росла, она не раз пыталась поговорить с матерью, найти ответ или какое-то объяснение проблемам, смущавшим ее. Но Эвелин потерпела неудачу.

Норман со своим прямым подходом к жизни восхищал Скай. Он дал ей гораздо больше полезных уроков, чем она получила в школе. Именно Норман открыл у Скай чувство цвета и вдохновил ее на серьезные занятия живописью. Когда Скай окончательно решила, что она должна жить своей собственной жизнью, она поехала в Челси, решив провести там по крайней мере два года, изучая искусство. Единственным условием, при котором и Норман, и дедушка согласились с ее желанием, было следующее: она будет снимать квартиру вместе с какой-нибудь девушкой значительно старше ее, и девушка эта должна им понравиться.

К счастью, случилось так, что дальняя родственница Эвелин, которая неплохо зарабатывала, занимаясь прикладным искусством, согласилась взять к себе в квартиру Скай в виде, как она выразилась, эксперимента.

Эксперимент оказался очень успешным. Мэри Гленхолм было почти сорок, она была простой, здравомыслящей, с чувством юмора, когда у нее бывало настроение, и достаточно ответственной, чтобы удовлетворить и лорда Брора, и Нормана. Последний, пригласив ее на завтрак, поведал ей свои страхи по поводу будущего Скай и убедился в благоразумии Мэри.

— Дайте ей возможность думать своей головой, если она хочет этого, — сказала она, — и у вас не будет забот в будущем! А если вы этого не сделаете, то рано или поздно она сорвется, и тогда будет черт знает что. Она не безвольная и апатичная, какой была Эвелин. Вы должны простить мне это сравнение, но после смерти Колина Эвелин была мертва, вы знаете об этом. У Скай есть характер, она — личность. Я буду присматривать за ней, но так, чтобы она не замечала.

— Я надеюсь на вас, — ответил Норман с тревогой.

— Вы похожи на суетливую старую курицу с одним цыпленком, — сказала Мэри, — и дедушка такой же. Вы бы послушали, какие вопросы он задавал мне о моей жизни. Вы бы подумали, что Челси — это Содом и Гоморра, вместе взятые.

— В Челси действительно распущенная публика, или это только атмосфера, созданная газетами и романами?

Мэри захохотала, подавив изумление.

— Вы должны простить мне естественное беспокойство, — сказал Норман.

— Все вы одинаковы, — сказала она. — Вы думаете, что если в одной руке художник держит кисть, то в другой у него должен быть бокал абсента. Мой дорогой, в наше время Челси — такое же благопристойное место, как и Южный Кенсингтон. Вы можете поверить мне, что небольшие недостатки и свободная любовь чаще всего у тех, кто претендует на звание художника, а не у тех, кто является таковым на самом деле.

Норман был бы удивлен, если бы знал, как Скай гордится им. Он не представлял, как его падчерица отчаянно волнуется за его успех во всех предприятиях и что она уже решила: со временем он должен стать одним из самых влиятельных деловых людей на Британских островах. Она, конечно, знала, что если бы она была мальчиком, ее место было бы на заводах Нормана и после его отставки она смогла бы продолжать его дело. Но что поделаешь, она не могла играть активную роль в его делах. Она могла только слушать.

Норман часто обсуждал с ней деловые проблемы и, хотя при своем неведении она не могла помочь ему, когда он рассказывал ей о трудностях, тем не менее, они становились яснее ему самому. Она ценила его доверие, но это были те минуты, когда она горько жалела о том, что она женщина.

— Норману нужно иметь сына, — говорила она Мэри. — Это даст ему цель в работе. Я полагаю, что каждый человек хочет передать свое состояние потомкам.

— Значит, он должен снова жениться, — ответила Мэри. — Надеюсь, он выберет теперь… — она запнулась, но Скай слишком хорошо знала, что она хотела сказать.

— Тебе не надо притворяться, Мэри, я знаю, что мама была абсолютно не подходящей женой для Нормана. Ты не можешь представить двух людей, у которых было бы так мало общего. При маме Норман становился неловким; я часто видела, как он нервничал в ее присутствии, и мне было ужасно жаль его. Да, я надеюсь, что он женится на милой и доброй женщине.

Проходя по Белгрейв Сквер после завтрака, она увидела возле дома 225 машину Нормана. Скай не могла бы объяснить, почему, взглянув на отчима, она решила, что он обдумывает какую-то серьезную проблему, возможно, даже женитьбу. И все же интуитивно она чувствовала, что это так. Когда он с улыбкой здоровался с ней, в ее воображении возникло выразительное лицо, которое она видела рядом с Норманом в его машине.

— Скажи мне правду, — приказала она.

По его замешательству и неловким словам отрицания, которые он, наконец, произнес, она поняла, что попала в цель.

— Ты строишь из мухи слона, — сказал он. — Я здесь потому, что в ближайшем будущем намерен часто бывать в Лондоне и мне понадобится дом.

— Замечательно, — обрадовалась Скай. — Неприятно было видеть дом заброшенным. Бедный старый дом! Он казался таким одиноким! Но ты приведешь его в порядок, дорогой.

— Я как раз думал об этом. Ты поможешь мне?

— Может быть, мой вкус не совпадет со вкусом твоей невесты, — поддразнила Скай.

— Я ведь сказал, — твердо ответил Норман, — что не собираюсь жениться.

— Я видела тебя вчера, — сказала Скай.

— Когда? Где?

— Она красива. Как ее зовут?

— Кто? — спросил Норман. Затем, увидев в глазах Скай откровенное любопытство, рассмеялся. — Ну, хорошо, — сказал он. — Уж если ты хочешь знать… Ее зовут Карлотта. Она актриса и приемная дочь Магды Ленковской.

— Что? Этой невероятной женщины, которая создает костюмы для всех пьес? Я знаю ее. Для бала искусств в Челси я беру у нее платье напрокат.