— Я рад, — ответил Норман, все еще не глядя на нее.

— Удивительно, что все это принадлежит тебе, — продолжала она.

— Да, она дает большую прибыль, — ответил он.

Она почувствовала, что он намеренно как бы дал ей пощечину, но удержала гневные слова, готовые сорваться с ее губ, и ушла. Стоя у окна, она наблюдала, как Норман уложил рельсы так, что они расположились под роялем и вокруг мебели. Он завел паровоз и пустил по линии. Он был погружен в свою работу, а Билли смотрел на него, как на божество.

Карлотте казалось, что она постоянно находит что-то новое в характере человека, за которого вышла замуж и который все еще оставался ей чужим.

«Кто бы подумал, — спрашивала себя она, — что Норман будет так умно и тактично обращаться с детьми». Теперь, когда понимание, наконец, пришло к ней, она с каждым днем открывала в нем новые привлекательные черты, но было поздно.

Билли не ложился спать, пока не наступило время переодеваться к обеду. Карлотта спустилась вниз на полчаса позже, как раз когда зазвучал гонг. Она и Норман пошли прямо в столовую. Они медленно поговорили об обычных вещах, пока слуги были в комнате, но когда они, наконец, остались одни и Норман попросил разрешения зажечь сигару, она задала ему вопрос.

— Ты видел сегодня доктора Мэтьюса? Что он сказал о Билли?

— Я решил усыновить ребенка, — ответил Норман. — Нужно будет взять для него гувернантку, пока он не подрастет, чтобы пойти в школу. Он славный малыш, и я верю, что получив хорошее образование и шанс в жизни, Билли станет достойным человеком. Во всяком случае, у него всегда будет работа на фабрике. — После паузы он добавил: — Для начала я положу на его имя небольшую сумму денег, за эти годы она возрастет.

— Я рада, что ты решил это сделать, — сказала Карлотта. — Он милый, его очень хорошо воспитали. Его родители, вероятно, были хорошие люди.

— Я люблю детей, — сказал Норман, наливая себе бренди, — и так как вряд ли у меня будут свои дети, я хочу, чтобы Билли занял их место.

Карлотта сжала руки.

— Норман, — хрипло сказал она, — неужели ты по-прежнему … и это навсегда?

Норман посмотрел на нее и поднял брови.

— По-прежнему что? — спросил он.

— Неужели ты не можешь простить меня? — сказала Карлотта. — Неужели ты никогда не забудешь ту ночь?

Наступила тяжелая пауза.

— Как это любезно с твоей стороны просить меня о прощении, — ответил Норман, медленно подбирая слова. — Конечно, если ты хочешь, то я тебя прощаю, но уверяю тебя, что мне нечего прощать. Я люблю правду и всегда предпочитаю ее хитрости.

— Но это не было правдой, — сказала Карлотта. — Клянусь тебе, Норман…

Он прервал ее.

— Моя дорогая, ты не должна слишком искушать мое доверие. И зачем расстраивать себя? У нас у всех был очень длинный день. Может быть, пойдем в гостиную?

Он поднялся и открыл дверь. В тот момент, когда она собиралась ответить ему, в холле появился лакей, и она поняла, что он может услышать их разговор. Выйдя из столовой, она не пошла в гостиную, а взбежала наверх, в свою спальню. В уединении своей комнаты она громко сказала:

— Это безнадежно. О Боже, как безнадежно! А я … хочу его, хочу его любви.

Она закрыла лицо руками, но глаза оставались сухими. Теперь она знала, как поступить.

Глава двадцать четвертая

Норман крепко спал, кода лакей окликнул его. Он еще не совсем проснулся, даже когда тот отдернул занавеси и внес поднос с утренним чаем. Затем он взял телефон и поставил его возле хозяина.

— Вас вызывают по телефону, сэр Норман, — сказал он.

Норман полуоткрыл глаза и зевнул.

— В чем дело? — сонным голосом спросил он.

— Телефон, сэр Норман, — повторил лакей.

Норман мгновенно проснулся. Мысль о фабрике сразу пришла ему в голову, он сел в постели и поднес к уху трубку.

— Алло, кто это?

Голос Скай ответил ему.

— Дорогой, — сказал она, — я не могла ждать. Если ты спал, то прости меня. Как ты думаешь, что у нас произошло?

— Не могу представить себе, — ответил Норман, — но судя по твоему голосу, вероятно, что-то очень хорошее.

— Так и есть, — весело сказала Скай. — Прежде всего, дедушка согласился на наш брак, это, конечно, важнее всего. Затем Гектор получил самое замечательное, самое удивительное предложение в мире.

— Какое? — спросил Норман.

— Он поедет в Нью-Йорк на три года работать в институте Рокфеллера, — ответила Скай. — Но поедет только через три месяца, потому что сначала мы поженимся. Все наши расходы оплачены и, работая там, он будет получать довольно много денег.

— Великолепно! — воскликнул Норман.

— Я потеряла голову от волнения, — продолжала Скай. — Наконец-то нам повезло. Все так чудесно, что мне трудно поверить. Гектор узнал об этом только вчера; мы были так взволнованы, что пошли обедать. А потом было слишком поздно, чтобы звонить тебе. Я должна была добраться до тебя как можно раньше. Мы только что позавтракали.

— Моя дорогая, я очень рад, по-настоящему рад, — повторил Норман.

— Я знала, что ты обрадуешься, — продолжала Скай, — а с дедушкой ты вел себя, как ангел. Он приехал ко мне и был так добр. Я уверена, что это благодаря тебе. После того, как он поговорил с Гектором, он понял, что мы на самом деле серьезные люди. Теперь мы выяснили и решили все наши проблемы. Мы уедем на три года, и к тому времени, что мы вернемся, все забудут о нас. Я имею в виду скандал и все такое. Видишь ли, это предопределение.

— Безусловно, — ответил Норман, — а что ты пока собираешься делать?

— О, я поеду ненадолго в Гленхолм. Да, кстати, можно мне остановиться на Белгрейв Сквер на несколько недель? Я должна купить одежду и все прочее; ты ведь знаешь, что такое свадьба — надо предусмотреть миллион вещей! Так могу я поехать на Белгрейв Сквер?

— Ты можешь делать, все, что угодно, — засмеялся он.

— Карлотта не будет возражать? — спросила Скай.

— Нет, она будет в восторге, — сухо сказал Норман.

— Как она? Ты, наверно, страшно счастлив? Гектор и я так завидовали тебе в день свадьбы, что чуть не умерли от этого, и мы все время думали и говорили о тебе, когда ты уехал.

— Очень мило, — сказал Норман.

Она почувствовала напряжение в его голосе.

— Все хорошо, не так ли? — спросила она.

— Все, — ответил он.

Очевидно, она не совсем была убеждена.

— Я хочу, чтобы ты был счастлив, — сказала она. — После Гектора я больше всех люблю тебя, ты ведь это знаешь!

— Будь счастлива, — сказал Норман. — Кстати, есть новость, которая заинтересует тебя. Я решил усыновить маленького мальчика.

— Усыновить? — с удивлением сказала Скай, — но почему?

Норман рассказал ей о Билли, и хотя она говорила очень мало, он понял по ее вопросам и по удивлению в голосе, что ей кажется странным такой поступок через неделю после свадьбы.

Она повесила трубку, и Норман некоторое время лежал неподвижно.

Он не столько думал о счастье Скай и о ее хороших новостях, сколько о своей жизни и о ребенке, о котором он решил заботиться. Норман часто думал о том, чтобы иметь ребенка. Последние несколько лет он хотел этого больше всего на свете, даже больше, чем успеха в бизнесе. Его женитьба на Эвелин была горьким разочарованием. Он женился на ней, потому что любил ее ради нее самой и не думал, какая у них может быть семья, и лишь позднее, поняв и полюбив Скай, он захотел иметь сына. При всем восхищении Карлоттой в глубине его души жило убеждение, что при ее юности и красоте она могла бы стать превосходной матерью его ребенку. Удар, который она нанесла ему в брачную ночь, был гораздо сильнее, чем он признавался себе.

Она разрушила не только все то, по чему он тосковал эти последние месяцы после встречи с ней, но и замок его грез, который он построил за долгие годы одиночества и самоуглубления.

С тех пор, как умерла мать, у Нормана не было дома. Присутствие Алисы не могло заменить семью — жизнь с матерью или женой. Он надеялся найти в Карлотте мягкость матери. От женщины, которую он любил и которая любила его, Норман ждал нежности так же, как и страсти, материнского понимания и интуиции любовницы. Норман был робок в том, что касалось его личной жизни. Его брак с Эвелин привел к тому, что в обращении с женщинами он был неуверен и боязлив. Теперь он видел в поведении Карлотты желание соблазнить, покорить его и развлекаться, причиняя ему боль. Он поклялся себе, что любовь для него исчезла навсегда. Дважды любовь обманывала его, и он никогда не даст ей больше испортить его жизнь, ввергнуть его в несчастье. Его гордость, о которой он раньше и не предполагал, подсказывала ему, что никто не должен догадываться о том, что его вторая женитьба неудачна. Он будет улыбаться над тем, что было для него трагедией. Он не даст никому понять, что произошло. Он и Карлотта будут жить вместе, как супружеская пара.

«Она вышла за меня из-за денег, — с бешенством говорил он себе. — Она получит их. Я дам ей все, что она захочет». Он строил планы, злые планы обиженного человека, которому причинили боль и который, в свою очередь, хочет причинить ее другому. Он написал Картье письмо, где просил его приготовить для него браслеты с бриллиантами к его следующему приезду в Лондон.

Он заказал для Карлотты машину, самую дорогую, самую роскошную, какую только мог достать.

Ему доставляло бешеное удовольствие делать это и думать, как много он мог бы дать жене. Он положил в банк значительную сумму денег на ее карманные расходы. Это было то, чего она хотела и из-за чего вышла за него замуж. Очень хорошо, она должна увидеть: по крайней мере он сдержит свое обещание в этой сделке.

Он строил планы и о будущем Билли, но с добротой и предусмотрительностью.