Кэрол Мэттьюс - Повернута на тебе

Миссис Норман приходит ко мне в «Волшебные ножницы» каждую пятницу в десять утра.

В конце недели ей хочется выглядеть особенно красивой – ведь она ходит на бальные танцы, которые по пятницам и субботам устраивают в Консервативном клубе[1]. Мистер Норман умер два года назад, и сейчас она в поисках нового мужчины. Причем, хорошо воспитанного. Да еще и непьющего. В точности такого, каким был ее муж. Одинокая жизнь, не устает напоминать мне каждую неделю миссис Норман, совсем не так хороша, как говорят.

Уж мне ли не знать!

Я осторожно расчесываю ее истончившиеся от времени волосы, собираю их в аккуратные пряди и размещаю последние бигуди в ее старомодной, плотно уложенной прическе. Мне бы хотелось сделать с ее волосами что-нибудь радикальное, чтобы она выглядела на несколько лет моложе – вдруг это поможет ей заполучить того самого мужчину, которого пока никак не удается поймать? Я могла бы использовать немного мусса цвета меда, чтобы оживить ее серебристо-серые волосы, или же постричь их так, чтобы они легли вперед и падали, обрамляя лицо. Но миссис Норман непоколебима. Она точно знает, как должны выглядеть ее волосы – плотные валики локонов и баллон лака, чтобы удерживать их на месте, – и эту неизменную прическу я делаю ей уже десять лет.

Конечно, если бы я не работала в парикмахерском салоне, то, возможно, у меня тоже всегда была бы одна и та же прическа. Но раз я здесь, то позволяю своим молодым сотрудникам практиковаться на мне, что они и делают – с удовольствием, но с переменным успехом. Например, последний раз на мне отрабатывали навыки блочного окрашивания волос, и вот я брюнетка темно-шоколадного оттенка, точно соответствующего моим карим глазам. Вдобавок, у меня почти мужская стрижка с прядями разной длины, совсем короткими сзади и по бокам, но более длинными сверху. Надо сказать, за последние двадцать лет я пережила много перевоплощений. Думаю, сегодняшняя прическа идет мне больше, чем некоторые из прежних (перманент был незабываемой ошибкой), поскольку лицо у меня маленькое, в форме сердечка, а кожа бледная. Я не пользуюсь искусственным загаром – слишком много хлопот. К тому же, когда его наносишь, он пахнет гнилыми яблоками. Кому же такое понравится?

– Как твоя любовная жизнь, юная Дженни? – спрашивает миссис Норман, врываясь в мои размышления. Она всегда задает мне этот вопрос, когда я делаю ей прическу. И каждый раз я расстраиваюсь, потому что мне нечего рассказать ей.

Я поднимаю брови, глядя на нее.

– Я могла бы спросить вас о том же.

Моей клиентке семьдесят пять лет, и, честно говоря, она ведет более активную жизнь, чем я, хотя мне на сорок лет меньше.

Она усмехается в ответ.

– Ох, уж эти современные мужчины. – Она в отчаянии качает головой, и я едва не укалываю ее острой ручкой расчески. – Они хотят лишь одного – секса, секса и только секса!

Надеюсь, что не в возрасте миссис Норман.

– Этой виагре за многое надо ответить. Когда-то было так, что в некотором возрасте интерес к «таким вещам», – последние два слова она произносит одними губами в сторону зеркала, – естественным образом пропадал. Но теперь нет. О, вовсе нет. Они думают, что будут делать это, пока им не стукнет девяносто. Дважды за ночь. – Она опять качает головой. – А мне всего-то хочется, чтобы кто-нибудь сделал со мной круг по танцевальному залу и, возможно, раз-другой разделил приятный обед. Мне вовсе не нужно «Последнее танго в Париже».

Слушая ее, я не могу не улыбаться. Надеюсь, когда достигну ее возраста, я буду столь же энергична. А если подумать, то я и сейчас хочу быть столь же энергичной. Закончив укладку, я повязываю розовую сетку поверх ее прически.

– А теперь пора сушить волосы.

Миссис Норман берет сумочку и следует за мной в заднюю часть салона. Я усаживаю клиентку и приношу несколько ее любимых журналов из тех, в которых печатают шокирующие сплетни про знаменитостей.

– У вас все в порядке? – проверяю я, опуская колпак.

Она кивает.

– Чашку чая?

– Спасибо. С удовольствием. – Но, когда я поворачиваюсь, чтобы отправиться в комнату персонала и попросить кого-нибудь из молодых заварить чай, моя клиентка неожиданно берет меня за руку и сжимает ее. – Ты обязательно найдешь свою любовь, – говорит она, – ведь ты такая очаровательная.

Да уж, конечно.

– Тебе надо пойти со мной на бальные танцы. Там не одни лишь старые чудаки, знаешь ли. Они слетятся, как пчелы на горшок с медом, когда появится такая молодая красавица.

– Там есть свободные мужчины?

– Большинство составляют свободные женщины, – печально признается она.

Вот и в моей жизни так же.

– Принесу вам чаю.

В комнате персонала не могу найти никого из молодых. Вероятно, они вышли через заднюю дверь тайком покурить, как когда-то мы с Ниной, поэтому завариваю чай сама. Наша комната персонала не слишком гламурна. На полках рядами стоят краски для волос и всякие принадлежности. Стопками лежат полотенца. На креслах грудой навалены влажные пальто. Как бы они не начали плесневеть теперь, когда на улице стало холодно и мокро. И еще много обычного барахла и личных вещей. Владелица нашего салона Келли все время сердится и обещает, что заставит нас все это убрать, но, к счастью, никогда свои угрозы не приводит в исполнение.

Келли купила салон всего несколько лет назад. Вернее, его купил ее богатый бойфренд. Думаю, Фил Фуллер рассчитывал, что таким образом даст ей возможность во что-то поиграть, пока сам он занят в качестве «предпринимателя». Лично для меня это слово звучит как «мелкий жулик» или что-то в этом роде. Нашей владелице всего двадцать семь, а ее бойфренд на тридцать лет старше. Интересно, была бы она с ним, если бы он не был миллионером, хвастающимся своими деньгами? Келли – миниатюрная симпатичная блондинка. Он – дородный краснолицый мужик с пивным пузом, напоминающим шар для боулинга, и у него тяга к золотым цепям и браслетам. Интересно, смогла бы я довольствоваться таким мужчиной? Как такая пара может быть идеальной? Но они, кажется, достаточно хорошо ладят.

Нина входит вслед за мной, плюхается в кресло рядом с грудой полотенец, которые ждут, чтобы их сложили, берет журнал и начинает его листать.

– Миссис Норман опять пытается наладить твою любовную жизнь?

Я смеюсь.

– Конечно.

Нина Далтон – моя лучшая подруга. Мы с ней прошли очень долгий путь. Подружились еще в школе, когда нам было одиннадцать, и то, что обе посвятили себя парикмахерскому искусству, не просто случайность. Мы проводили долгие часы у меня в спальне, делая друг другу прически. Это время вовсе не прошло впустую, как того опасались мои родители, и много лет назад мы с ней одновременно стали практикантками. Здесь я работала сначала только по субботам, а когда перешла на полный рабочий день, то убедила тогдашнего владельца нанять Нину. Теперь-то я уверена, что, главным образом, именно из-за нее я и работаю тут столько лет.

Нина – моя полная противоположность. Она выбрала для себя облик очень светлой блондинки, сохранение которого требует постоянных усилий, поскольку примерно раз в две недели приходится окрашивать отросшие корни волос. Обычно это делаю я. А еще Нина – голубоглазая красавица с шикарной фигурой, которой можно позавидовать. У меня же фигура мальчишеская, плоская и вверху, и внизу.

Нина лезет в сумочку и достает яблоко. Она бросила курить и теперь почти все время ест фрукты, чтобы не потолстеть. Правда, потом радостно принимается за шардоне, – она считает это вино просто напитком на основе виноградного сока, – чем и сводит на нет значительную часть своих стараний.

Несмотря на оптимистическое название, наш салон, конечно, не самый ультрасовременный. Он расположен недалеко от Хай-стрит в Бакингеме в симпатичном дворике, в который выходят магазины. По-своему очаровательный городок, но, конечно, не Беверли Хиллз. У нас есть конкурент – салон намного шикарнее нашего. Мне даже кажется, что он-то и должен бы называться «Волшебные ножницы», но что есть, то есть – название у него другое. К нам часто приходят наращивать волосы и делать прически, как у знаменитостей, однако основная наша клиентура – умудренные жизненным опытом женщины вроде миссис Норман, которым нужны мытье волос, укладка и регулярный перманент.

У нас довольно уютно. Недавно нам сделали ремонт, который был нужен уже давно, и теперь у нас матовые стены цвета кофе мокко, кресла цвета шоколада и зеркала в позолоченных и серебряных рамах. Вместо потертого линолеума у нас новый пол под мрамор, и все наши полотенца подобраны по оттенкам коричневого и кремового цветов. Кажется, клиентам это нравится.

Возможно, у меня мало амбиций. Иначе как объяснить тот факт, что я все еще здесь и даже не думаю о том, чтобы гнаться за славой и богатством в одном из лондонских салонов. Но не всем же этого хочется. Пусть я не могу достать луну с неба, но я счастлива. Почти.

– Знаешь, она ведь права, Дженни, – говорит Нина, вгрызаясь в яблоко, пока я гремлю чашками. – Ты уже давненько одна.

– Мне нравится быть самостоятельной.

На самом деле это не так – я ненавижу одиночество. Мы с Полом долго были вместе и расстались почти год назад. Не знаю точно, но мне кажется, что я не смогу выдержать новые свидания. Мне тридцать пять, и я чувствую, что чертовски глупо начинать все снова с кем-то другим. Я вроде как пережила расставание, неужели нет? Когда-то я надеялась, что около тридцати слово «свидание» будет ненужным, лишним в моем словаре. Конечно, это не значит, что вообще никто и никогда не пытался меня пригласить. Но надо признать, что не было и толпы привлекательных свободных мужчин, протоптавших тропинку к моей двери. Поэтому проблем как-то не возникало.

Я сервирую поднос для миссис Норман (белая фарфоровая чашка на блюдце, сверкающий чайник из нержавеющей стали и крошечный молочник) и кладу несколько карамельных печений в обертках, которые она так любит. Келли говорит, что мы должны выдавать клиентам только по одному – «контроль за порциями», – но я считаю, что обслуживание клиентов не всегда сводится к балансу в бухгалтерской книге. Я помню времена, когда у миссис Норман было так мало радостей в жизни, что даже этим нескольким печеньям удавалось вызывать у нее улыбку. Разве за такое можно назначать цену?