– Есть новости от Пирс? – спросила Тэмми, закинув ноги в сабо на кофейный столик.

– Нет, – Уинтер продолжала сидеть с закрытыми глазами. Хотя она не собиралась задавать этот вопрос, она услышала свой голос словно со стороны: – А у тебя?

– Я вообще только вчера узнала об ее отъезде, – призналась Тэмми без обычных капризных ноток в голосе. – Такая фигня.

– Да уж, – согласилась Уинтер, наконец, открыв глаза. Тэмми выглядела такой же уставшей, как она сама. С отъезда Пирс прошло уже почти три дня. Уинтер продолжала надеяться, что Пирс позвонит, хотя на самом деле на это не рассчитывала. У Пирс просто не будет времени. Ей нужно освоиться в новой больнице, познакомиться с новыми ординаторами. И можно было ожидать, что они сразу поставят ее на дежурство. Они обе знали, что от них требовалось, и обе согласились с тем, что еще много лет не смогут распоряжаться своими жизнями. И все же это бесправие не устраивало Уинтер. – Полный отстой.

– Да еще этот Дзубров – настоящая заноза в заднице, – пожаловалась Тэмми.

Уинтер промолчала, хотя была склонна с этим согласиться. Но открыто критиковать других ординаторов было неразумно: вдруг придется потом работать с этим человеком.

– Брюс говорит, что Дзубров берет себе все крупные операции, – не унималась Тэмми. – Пирс в этом не нуждалась, она и так знает, что делает.

– Может, он просто пытается войти в курс дела после долгого сидения в лаборатории? – предположила Уинтер.

Тэмми бросила на нее выразительный взгляд.

– Он никогда не был в курсе дел. Я слышала, как он рассказывал кому-то из парней, что получил предложение о работе от Национального института здравоохранения, и по этой причине Рифкин перевел его из лаборатории. Он всегда был лабораторной крысой. Не понимаю, с чего он вообще захотел стать хирургом.

В словах Тэмми был смысл. Этим, возможно, и объяснялись неожиданные перестановки ординаторов и выпроваживание Пирс в другой город. Эмброуз Рифкин сделал Дзуброва главным ординатором, чтобы улучшить его позиции в глазах представителей Национального института здравоохранения. Знала ли об этом Пирс, задумалась Уинтер. Наверняка она, по меньшей мере, подозревала. Уинтер была уверена, что Пирс никогда бы не призналась, но ей должно быть от этого больно.

– Черт возьми.

Уинтер поняла, что сказала это вслух, услышав, как Тэмми рассмеялась. Она криво улыбнулась и заметила:

– Все проходит, даже боль.

– Не знаю, не знаю, – вздохнула Тэмми. – Если она объявится, передай ей, что я… мы скучаем по ней.

– Конечно.

Уинтер задумалась, с чего вдруг Тэмми решила, что Пирс свяжется именно с ней, но кивнула. Передай ей, что я по ней скучаю. Уинтер устала настолько, что на ревность у нее не осталось сил. И почти не было сил, чтобы скучать по Пирс. Почти.

К шести часам утра она двигалась полностью на автопилоте. После того короткого перерыва и разговора с Тэмми ей больше не удалось присесть и прикрыть глаза. Это была одна из тех ночей, когда неотложные случаи и травмы шли без перерыва. Уинтер оставалось лишь забыть, что в мире существует что-либо еще, кроме очередного критического случая. Больница была автономной вселенной, операционная – единственной реальностью.

Когда пейджер Уинтер завибрировал в очередной раз, она как раз стояла в очереди за кофе в кафетерии. Она всерьез задумалась, а не выбросить ли его в мусорный бак. Ее вызывал оператор – чаще всего это означало внешний вызов. Уинтер моментально испугалась, решив, что ей звонит Мина насчет каких-нибудь проблем с Ронни. С колотящимся сердцем Уинтер оставила поднос на раздаче и поспешила к ближайшему телефону.

– Доктор Томпсон, – быстро сказала она в трубку, связавшись с оператором.

– У Вас входящий вызов, доктор. Подождите, пожалуйста.

Уинтер услышала несколько переключений в трубке. Потом от глубокого голоса с легкой хрипотцой ее пульс вновь участился.

– Уинтер?

– Пирс?

– Я надеялась поймать тебя.

Уинтер прислонилась к стене, чувствуя себя гораздо бодрее, чем несколько минут назад.

– Как ты поживаешь?

– Только что закончилась адская ночка.

– И у тебя тоже? Неужели полнолуние?

– Наверняка, – хмыкнула Пирс.

– Как там у тебя?

– Неплохо. Обычные больничные дела, но всего много.

– Это хорошо.

В трубке повисла тишина, и Уинтер уже заволновалась, что их разъединили.

– Пирс?

– Ты же дежуришь в субботу, так?

– Да, но я… – смутилась Уинтер.

– Я хочу тебя увидеть. Как насчет вечером в пятницу?

Эти слова моментально взбудоражили Уинтер, но она попыталась мыслить разумно.

– А ты разве не дежуришь в субботу?

– С восьми утра.

– Тебе придется ехать сюда после работы в пятницу, а потом возвращаться утром, это слишком долго и далеко.

Уинтер прикрыла глаза, вспоминая, как в последний раз видела Пирс, одетую в черное, с потемневшими глазами. Ей так хотелось поцеловать ее тогда, но она не сделала этого. Пирс поцеловала ее уже на прощание.

– Я так рада, что ты позвонила.

– Я скучаю по тебе.

– А я как скучаю!

– Тогда до пятницы.

– Пирс, – пробормотала Уинтер, – я правда очень хочу тебя увидеть, но я уже пообещала Мине и Кену, что присмотрю за детьми…

– Я освобожусь к шести, так что буду у тебя где-то в восемь. Я тебе помогу.

Уинтер рассмеялась, чувствуя себя ужасно счастливой.

– Как ты мне поможешь?

– Я не знаю. Что ты там с ними делаешь? С детьми?

– К Дженни придут друзья с ночевкой, а малыши будут в постели, и, возможно, они даже будут спать.

– Еще лучше. До встречи, Док, – сказала Пирс еще более низким голосом.

– Пока, – прошептала Уинтер.

Вешая трубку, она поняла, что больше не чувствует усталости. А еще куда-то делась тупая боль, сидевшая у нее в груди последние два дня.

* * *

– Желаю хорошо провести время, – сказала Уинтер, пока Кен и Мина надевали пальто в прихожей. Несмотря на поздний срок беременности, Мина была полна решимости сходить на десятую годовщину свадьбы своей сестры Хлои, упирая на то, что она может сидеть там на диване с такой же легкостью, как у себя дома.

– Я желаю тебе того же, – прошептала Мина, направляясь к двери. – Если не хочешь, чтобы я случайно разбудила тебя утром, просто повесь какую-нибудь футболку на дверную ручку. Вдруг ты будешь не одна.

Уинтер залилась румянцем.

– Что за глупости ты говоришь. Пирс наверняка так устанет, что мы вместе с ней сразу уснем под какой-нибудь фильм. Растолкай нас, если вдруг наткнешься на нас где-нибудь.

– Ну-ну. Мы будем ходить тихонько, когда вернемся, – Мина бросила взгляд в окно, услышав, как к дому подъехала машина. – А вот и твое свидание.

Кен непонимающе посмотрел на Уинтер и, вывернув шею, выглянул в окно. При виде выходящей из машины Пирс он лишь крякнул от удивления.

– Кажется, я что-то пропустил.

– Ты всегда узнаешь новости спустя несколько недель, – Мина положила руку Кену на талию и потянула его на крыльцо. – Но ничего страшного, милый. Пойдем уже повеселимся.

– Пока, Уинтер, – бросил Кен через плечо, следуя за Миной. Он кивнул Пирс, которая шла им навстречу.

Уинтер слышала, как Пирс пробормотала «привет» и, перепрыгивая через ступеньки, быстро подошла к двери. На ней были джинсы, кожаная куртка и рубашка от медицинской формы. Даже при тусклом освещении на крыльце Уинтер разглядела темные круги у нее под глазами. Когда Пирс замерла на пороге и вопросительно посмотрела на нее, Уинтер закинула руки ей на плечи и прижалась к ее губам. У Пирс вырвался дрожащий стон. Она покрепче прижала к себе Уинтер. Их поцелуй был проникнут и тоской, и желанием. По тому, как Пирс гладила ее спину, Уинтер почувствовала печаль и неуверенность – словно Пирс была не до конца уверена, что она, Уинтер, из плоти и крови.

– Все хорошо.

– Разве? – спросила Пирс резким голосом, выдававшим усталость и замешательство. Она прижалась лбом ко лбу Уинтер и закрыла глаза. – Я уже не знаю, так ли это.

– Тогда пойдем в дом и выясним, – Уинтер взяла Пирс за руку и сжала ее холодные негнущиеся пальцы своей теплой ладонью. – Ты что-нибудь ела?

– Только завтракала.

– Как насчет супа и бутерброда?

– Я правда не голодна. Где дети?

– Они уже в кроватях, а тебе нужно поесть, – Уинтер закрыла разделявшую их входную дверь и взяла Пирс за куртку. Ее тревожило, что Пирс выглядела дезориентированной, а потом Уинтер увидела в ней то, что другие часто видели в ней самой, – смертельную усталость. – Раздевайся.

Пирс сбросила тяжелую кожаную куртку и подвигала плечами. В доме Уинтер было тепло и хорошо. Впервые за всю неделю напряжение, засевшее в плечах и спине Пирс, стало ее отпускать. Она снова взяла Уинтер за руку, нуждаясь в этом контакте, и опасаясь, что в следующую секунду Уинтер может исчезнуть. Эта неделя показалась ей вечностью. Пирс и сейчас не до конца понимала, как она очутилась в незнакомом городе, в незнакомой больнице, почему ее окружали незнакомые люди. Она не могла уснуть в непривычной кровати.

А еще Пирс мучила тоска по Уинтер. Единственное, что ей оставалось, – это забыться в работе. Поэтому Пирс каждый вечер торчала в отделении «скорой помощи» в расчете на то, что для нее найдется работенка и одиночество хотя бы на время перестанет ее терзать.

– Я вернусь через минуту, – пообещала Уинтер, подводя Пирс к дивану и внимательно ее рассматривая. Пирс выглядела такой обессиленной и разбитой, что Уинтер хотелось лишь одного – крепко ее обнять. – Хорошо? Я сейчас.