Пирс с трудом сглотнула. Голова у нее шла кругом.

– Уинтер…

– Сиди тихо и слушай. Я не могу подобрать других слов, которые звучали бы не как избитые клише, но по-другому не скажешь: я никогда не чувствовала себя настолько настоящей, настолько самой собой, как с тобой сегодня ночью, и это очень много для меня значит.

И для меня. Пирс уже знала об этом, но не имела ни малейшего понятия, что с этим делать. Она покачала головой, не узнавая себя.

– Ты, наверное, думаешь, что я ненормальная, потому что злюсь на то, что уже в прошлом.

– Не совсем, – с улыбкой сказала Уинтер. – Мне кажется, ты очень сексуальна, когда ревнуешь.

– Ха-ха.

Пирс почувствовала, как обруч, который стиснул ей грудь, стал слабеть. Это очень много значит для меня. Пирс много раз доводилось слышать самые разные признания после страстной ночи, но еще ни одна женщина не говорила ей слов, от которых бы ей сделалось так хорошо, как сейчас. – Я собираюсь вернуться в больницу попозже, осмотреть новую пациентку и отвести тебя поужинать…

– Черт, – пробормотала Уинтер, прочитав сообщение, пришедшее ей на пейджер. Она подняла взгляд на Пирс, которая тоже получила сообщение, и, увидев, как та помрачнела, Уинтер сразу все поняла. – Завотделением?

– Да, – подтвердила Пирс и поднялась с места. – Тебе тоже пришло от него сообщение?

Уинтер кивнула.

– Ты же не думаешь…

– Он бы не смог ни о чем узнать, но даже если б и узнал, он не станет вмешиваться, пока это не мешает работе – Пирс улыбнулась и пожалела, что не может взять Уинтер за руку. – Пойдем, нужно выяснить, чего он хочет.

Уинтер поглубже вдохнула, чтобы успокоиться, и кивнула.

– Есть, шеф!

Увидев усмешку на лице Пирс, она добавила:

– И не вздумай к этому привыкнуть.

* * *

В восемь утра в кабинетах в отделении хирургии еще никого не было. Дверь в личный кабинет Эмброуза Рифкина была открыта, место секретарши, которая обычно защищала доступ в святая святых, пока пустовало.

Несмотря на то, что дверь была не закрыта, Пирс постучала.

– Войдите.

Эмброуз Рифкин, одетый в хирургическую форму, сидел за столом, откинувшись в кожаном кресле. На коленях у него лежала какая-то папка. Хотя вид у завотделением был неофициальный, ни Пирс, ни Уинтер не проронили ни слова, пока он не закончил что-то писать на полях какого-то снимка. Наконец, он закрыл папку и бросил ее на стол. После этого Эмброуз Рифкин выпрямился в кресле и перевел взгляд с одной девушки на другую.

– Присаживайтесь.

Пирс и Уинтер опустились в стоявшие перед столом кресла.

– Я только что разговаривал с Томом Ларсоном из Харрисбурга. Пациентку уже отправили к нам, они должны прибыть в течение часа. Сразу везите ее на компьютерную томографию. Операционную уже готовят.

– Я бы сама могла об этом позаботиться, сэр, – тихо сказала Пирс.

– Я оказался поблизости и все устроил.

Пирс промолчала.

Эмброуз Рифкин немного откинулся назад и посмотрел на Уинтер. Он начал нейтральным тоном, словно ведя приятельскую беседу:

– Пятьдесят лет назад в хирургии было мало узких специальностей. В ту пору отделение хирургии возглавлял Исаак Рифкин. Однажды он собрал всех старших ординаторов у себя в кабинете.

Эмброуз Рифкин бросил взгляд на фотографию в рамке, которая висела на дальней стене: шестеро мужчин в белых врачебных халатах стояли перед одним из старых зданий больничного комплекса. Уинтер проследила за его взглядом. Все эти врачи были ей незнакомы.

– Он хорошо разбирался в людях и не только открывал их таланты, но и сумел предугадать будущее хирургии. Одного из ординаторов он отправил во Францию учиться у известного специалиста по черепно-лицевой хирургии. Другого послал в Сент-Луис обучаться у очень одаренного хирурга общего профиля, но с уклоном в педиатрию. Этот ординатор вернулся сюда и основал детскую больницу. Еще один ординатор поехал исследовать тонкости сосудистой хирургии, следующий – изучать раковые заболевания и так далее.

Эмброуз Рифкин положил руку на пресс-папье, словно охватывая пальцами весь мир, а потом в упор посмотрел на Уинтер.

– Том Ларсон сообщил мне, что его старший ординатор был вынужден уйти в шестимесячный отпуск по… состоянию здоровья. Эта вакансия пока открыта, но у него нет человека с достаточным опытом.

Желудок Уинтер сжался в комок, а сердце бешено забилось. Она постаралась, чтобы на лице ее не дрогнул ни один мускул, однако со всей силы вцепилась в деревянные подлокотники кресла. Она слышала про ординаторов, которых отправляли на другие программы, не спрашивая при этом их мнения.

– Это прекрасная возможность получить опыт, необходимый ординатору для дальнейшей научной карьеры, – Эмброуз изучающим взглядом смотрел на Уинтер. – Мне бы хотелось, чтобы вы поехали туда.

– Насколько… – голос у Уинтер дрогнул, и она прокашлялась, – на какой срок, сэр?

– На шесть месяцев. Потом мы снова оценим ситуацию.

Уинтер заметила, как Пирс заерзала в своем кресле.

– Спасибо, доктор Рифкин. Я очень польщена, правда. Но боюсь, что не смогу принять это предложение.

В кабинете повисла гробовая тишина. Лицо Эмброуза Рифкина оставалось бесстрастным, но его взгляд – столь же острый, как у Пирс, хотя глаза у него были не такие темные – медленно ощупывал лицо Уинтер.

– По какой причине?

– У меня есть дочь, и я не смогу быстро устроить ее в садик. Мы только что переехали сюда и едва начали осваиваться.

– Вы ведь в разводе?

Уинтер почувствовала, как к ее лицу приливает кровь, но выдержала взгляд завотделением.

– Да.

– Но ведь здесь за вашим ребенком кто-то присматривает?

– Да, – быстро сказала Уинтер. – Жена одного из ординаторов-анестезиологов… – до нее дошло, что подробности завотделением совсем не интересуют. – Здесь мой ребенок под очень хорошим присмотром.

– Сколько ей лет?

– Ей три года, – Уинтер не удержалась от улыбки.

– Три года. Что ж, даже если вы будете отсутствовать все это время, я не вижу большой разницы, поскольку вы позаботились о ее присмотре здесь.

Уинтер краем уха услышала, как резко вдохнула Пирс, но больше всего ее сейчас заботили слова Эмброуза Рифкина. Сначала ее окатила волна жара, а затем – волна холода.

– Вы хотите сказать, что я должна буду оставить ее здесь?

– Именно.

– Сэр, – вступила Пирс. Чувствовалось, что голос у нее очень напряжен. – Я не думаю…

– Мне жаль, – спокойно сказала Уинтер, – но это невозможно.

Эмброуз Рифкин по-прежнему демонстрировал невозмутимость всем своим видом, словно Уинтер только что не ответила ему отказом.

– Поскольку она еще не ходит в школу или…

– Сэр, не важно, сколько ей лет и какова ситуация. Я не оставлю ее на полгода. Даже сейчас все не так просто, учитывая, сколько времени я не вижу ее.

– Ясно. А каковы ваши планы на будущее, доктор Томпсон?

– Изначально я собиралась специализироваться на хирургии молочной железы. Я приступлю к поискам места для этой специализации после того, как закончу ординатуру по общей хирургии.

– Какой прекрасный выбор для женщины, – произнес Эмброуз Рифкин с едва заметной ноткой снисхождения. – Можно не слишком напрягаться, да и экстренных случаев крайне мало.

Уинтер промолчала. По-своему он был прав. Работа такого хирурга обычно укладывалась в нормальный график с понедельника по пятницу с семи до пяти, что позволило бы Уинтер уделять время дочери. Кроме того, это было одно из ключевых направлений с точки зрения охраны здоровья женщин, а для Уинтер это всегда было важно.

На переднем плане медицинской науки, конечно, была хирургия в области онкологии. Уинтер прекрасно понимала, что ее выбор не самый амбициозный, но она знала и то, что он будет вознагражден. Объяснять это такому человеку, как Эмброуз Рифкин, было бесполезно, потому что с его точки зрения такая награда будет слишком скромной.

– Вы начинаете завтра, доктор Томпсон, – объявил Эмброуз Рифкин. – Я назначаю вас старшим ординатором на сосудистую хирургию.

– Понятно, сэр, – сказала Уинтер. Это был, конечно, не самый лучший вариант, но и не самый ужасный. С технической точки зрения, сосудистая хирургия была интересным и трудным направлением. Она будет скучать по совместной работе с Пирс, в то же время у нее будет больше ответственности. Все это было частью игры.

– Я решил вытащить доктора Дзуброва из лаборатории, – продолжил завотделением, теперь обращаясь к Пирс, которая с прямой спиной застыла в кресле. – Он станет старшим ординатором в моей смене. Таким образом, ты сможешь поехать в Харрисбург прямо сегодня.

* * *

По пути в женскую раздевалку Уинтер и Пирс не обмолвились ни единым словом. Войдя в раздевалку, Пирс сразу направилась к своему шкафчику. Она достала несколько пар медицинской формы и положила их на скамейку. После этого Пирс собиралась достать из шкафчика свой халат, но вместо этого со всей силы хлопнула дверцей так, что задрожал весь ряд металлических шкафчиков.

– Твою мать! – Пирс прислонилась спиной к своему шкафчику и закрыла глаза.

Уинтер села на скамейку и положила ладонь на стопку медицинской формы, хотя на самом деле ей хотелось дотронуться до Пирс.

– Что происходит?

– Не знаю, ты сама слышала, что он сказал. Он сплавил меня на другую программу, а на мое место поставил Дзуброва.

– Это из-за меня? Потому что я отказалась туда ехать?