У машины ее никто не ждал, разве что парочка парней на тротуаре, которые разглядывали глянцевые боковины и блестящие хромированные детали автомобиля.

– Здрасьте, леди, – сказал один из них, – какая машинка, просто загляденье.

Уинтер открыла водительскую дверь.

– Да уж.

– Ваш папаша реставрировал?

– Не совсем.

Уинтер уселась за руль и потратила несколько секунд, чтобы привыкнуть к незнакомому автомобилю. К счастью, никакие механизмы ее не пугали, и хотя она ни разу не ездила на подобной машине, Уинтер знала, что у нее получится. Она выехала при первой же возможности, когда в тянущейся веренице машин образовался разрыв, и быстро поехала в сторону одной из менее загруженных улиц, по которой можно было вернуться в Западную Филадельфию. Уинтер не хотелось, чтобы с автомобилем Пирс что-нибудь случилось.

Освоившись, Уинтер достала из кармана пальто свой сотовый, куда был вбит номер Пирс, равно как и остальных ординаторов, у которых точно так же был номер Уинтер. С бешено бьющимся сердцем Уинтер набрала номер. Пирс не взяла трубку, и телефон переключился на голосовую почту, но Уинтер не стала оставлять сообщение. Что она могла сказать? И что вообще она стала бы говорить, ответь ей Пирс? Прости, я не хотела тебя целовать? Но Уинтер не могла произнести этих слов, потому что это было не так. Она не собиралась этого делать, она не принимала осознанного решения, но она действительно хотела поцеловать Пирс.

Уинтер разъединилась и по быстрому набору позвонила по самому важному номеру в ее жизни – оператору в больнице. Когда ей ответили, Уинтер назвалась и попросила позвонить по домашнему номеру доктора Пирс Рифкин.

– Я могу, конечно, это сделать, но доктор Рифкин сейчас в больнице. Отправить для нее сообщение на пейджер?

– Да, пожалуйста, – сказала Уинтер. Она не удивилась. Пирс редко проводила время дома, даже когда была не на дежурстве. Уинтер почувствовала необъяснимое облегчение оттого, что Пирс не отправилась в бар «О’Мэлли» или куда-нибудь еще, чтобы развлечься, и рассмеялась от этой попытки обмануть себя: Пирс могла найти себе компанию и в больнице, если б захотела. Словно в доказательство этих слов к телефону подошла какая-то женщина, и это была не Пирс.

– Вы отправляли сообщение на пейджер доктора Рифкин? – властным тоном спросила она.

Уинтер отчаянно пыталась не допустить дрожи в голосе. Ей показалось, что с ней говорит Тэмми, с которой она довольно часто пересекалась в комнате отдыха. Но она не была уверена и в том, что распознает голос Андреа.

– Да, отправляла. Это доктор Томпсон.

– Доктор Рифкин моет руки в операционной. Хотите что-нибудь ей передать?

– Нет, спасибо, – Уинтер отключилась и положила телефон обратно в карман.

Она потерла рукой глаза, чувствуя, как их жжет от усталости и бессилия. Что бы она ни собиралась сказать Пирс, она должна была сделать это при личной встрече. Пирс этого заслуживала.

Глава 21

Спала Уинтер плохо, то и дело просыпаясь. В новом доме было слишком тихо без Ронни, которая на ночь осталась у соседей. Теперь, когда они жили вдвоем, Уинтер оставляла двери спален открытыми, чтобы по ночам прислушиваться к дыханию дочери. В ее спальне было жарко и душно, и раздраженная Уинтер в полудреме отбросила покрывало. Кожа у нее горела, хотя ее тело покрывал пот. Она привыкла к тревожному сну на ночных дежурствах, когда каждая ночь была похожа на эту, но дома Уинтер обычно спала как убитая. Сейчас же она не могла остановить непрекращающийся поток мыслей. В ее голове непрестанно прокручивалась каждая минута вечера, и Уинтер снова и снова вспоминала, как они с Пирс слились в страстном поцелуе. Каждый раз при этом воспоминании Уинтер охватывало возбуждение, ее бедра самопроизвольно сжимались, а мышцы на животе скручивались от неудовлетворенного желания.

В пять утра она, наконец, поднялась с постели, приняла душ и пошла на соседскую половину дома. Уинтер тихонечко поднялась по лестнице в комнату Уинстона, где обычно спала Ронни, когда оставалась ночевать у Кена и Мины. Заглянув в детскую, Уинтер увидела знакомую картину: Ронни уже проснулась и оживленно беседовала с плюшевым кроликом. Уинстон, очевидно, уже привыкший к этим утренним монологам, продолжал спать. Аккуратно ступая между игрушек, Уинтер подошла к кроваткам, взяла Ронни на руки и на цыпочках вышла из комнаты. Она оставила записку для Мины на кухне. По пути на свою половину Уинтер спросила у дочки:

– Хочешь, мы с тобой позавтракаем в кафе, солнышко?

Ронни с кроликом ответили, что это отличная идея. Через полчаса Уинтер усадила умытую и одетую дочку, прихватившую с собой кролика, в детское кресло на заднем сидении своего «вольво-универсала» и поехала в «Мелроуз дайнер» в Южной Филадельфии. Кафе работало круглосуточно и без выходных и как нельзя лучше подходило для того, чтобы перекусить и заодно поразмыслить. Однако когда спустя полтора часа они с Ронни вернулись домой, в голове у Уинтер не прояснилось, хотя ее желудок был полон.

Уинтер устроила дочку на кровати с ее любимыми игрушками и книжками, а сама прилегла рядом с газетой. Чтение было лишь видимостью, потому что Уинтер ни на чем не могла сосредоточиться. К счастью, с Ронни не нужно было поддерживать сосредоточенную беседу. Когда зазвонил ее сотовый телефон, Уинтер судорожно его схватила и, увидев, что это Мина, постаралась сдержать разочарование в голосе.

– Привет, Мина.

– Так это ты похитила нашу крошку еще до рассвета?

Уинтер не могла не улыбнуться от этих слов.

– Да, это я. Хотите узнать условия выкупа?

– Конечно. Сколько ты мне заплатишь, чтобы я забрала ее обратно?

– Кажется, всех моих денег не хватит, – в этот момент Ронни забралась к Уинтер на колени и закрыла глазки. – Впрочем, сейчас она настоящий ангел. Может, мы с тобой и договоримся.

– Должно быть, она спит.

– Как ты догадалась, – Уинтер уткнулась в макушку Ронни, наслаждаясь запахом шампуня «Джонсонс бейби» и детской невинности.

– Почему вы не позавтракали с нами?

– Было еще слишком рано, мы бы перебудили весь дом.

– Вы поели?

– Да, съездили в «Мелроуз».

На другом конце повисло молчание.

– Значит, вы завтракали в «Мелроуз», и это субботним утром, – произнесла, наконец, Мина.

– Ага.

– Что-нибудь случилось, о чем я еще не знаю?

– И как это тебе удается? – Уинтер закрыла глаза и погладила дочку по мягким волосам.

– Врачи, особенно хирурги и анестезиологи, – люди привычки. У вас есть устоявшиеся реакции на стресс. Кен, например, ест мороженое ведрами и забывает про секс, а ты ездишь в «Мелроуз» и сидишь там в тяжких раздумьях.

– Кен и впрямь забывает про секс?

– Уложи Ронни, я сейчас приду.

Уинтер заваривала чай, когда Мина пришла к ней на кухню. Обернувшись через плечо, Уинтер спросила:

– Тебе сделать тосты?

– Нет, спасибо. Давай рассказывай, что стряслось, и не ходи вокруг да около.

– Мы пошли на концерт, – начала Уинтер, неся две кружки с чаем к столу. – Это, конечно, было что-то, там был такой разгул страстей. Не знаю, то ли место на меня так подействовало, то ли музыка, то ли то, что я уже сто лет не ходила на свидание, но я… – Уинтер запнулась и посмотрела на Мину. Свидание, она сама сказала – свидание. – Что ж, кажется, это ответ на твой вчерашний вопрос.

Мина молча отпила из чашки.

– Мне было так хорошо, что я немного потеряла голову. Она обняла меня сзади – и каждый нерв в моем теле зажегся, словно бикфордов шнур. – Уинтер улыбнулась, вспоминая свои ощущения: в тот миг она чувствовала себя живой как никогда. – Я повернулась к ней и поцеловала. Я никак не могла ею насытиться. – Уинтер вдруг умолкла, поняв, что не узнает саму себя. В полном смущении она встретилась взглядом с Миной – та смотрела на нее с теплотой. – Мне кажется, я напугала ее до смерти. Она в спешке ушла, и с тех пор мы с ней не разговаривали.

– А ты сама испугалась?

– Испугалась? – Уинтер словно попробовала это слово на вкус и покачала головой. – Нет, я не испугалась, я даже не смутилась. Я просто… сильно ее хотела.

Мина легонько побарабанила пальцами по столу и задумалась. Ее гладкий лоб прорезали легкие морщинки.

– Забавно, иногда мы совсем не знаем своих друзей. Я с тобой знакома сколько, уже лет восемь?

Уинтер кивнула и отставила кружку с чаем. Ее живот сжался в комок от волнения.

– Ты когда-нибудь была с женщиной? – спросила Мина.

– Нет, – тихо ответила Уинтер.

– А тебе хотелось?

– Спроси ты меня об этом три месяца назад, я бы сказала, что нет.

Уинтер смотрела на Мину рассеянным взглядом, копаясь в своем прошлом.

– В детстве у меня было много друзей, наши семьи были тесно связаны. В школу мы ходили все вместе, мальчики и девочки. Мы не разделялись по половому признаку. Я воспринимала мальчиков сначала как друзей, а потом уже как бойфрендов, и подруги были мне ближе.

– Так ты никогда не чувствовала, что подруги могут значить для тебя что-то большее?

– Нет, – сказала Уинтер, но ее голос прозвучал неуверенно.

– Что такое?

– Я рассказывала тебе про день распределения. Я врезалась в Пирс, – здесь Уинтер улыбнулась, – в буквальном смысле врезалась. Тогда она была чуть моложе и жестче, но такая же красивая, как сейчас. Мне кажется, я сразу пропала, – Уинтер снова посмотрела на Мину и покачала головой, не в состоянии подобрать подходящих слов. – Мне просто захотелось быть с ней. Когда она наклонилась поцеловать меня, я хотела этого больше всего на свете. В этом не было никакого смысла, но я никогда в этом не сомневалась.