Оливия молча смотрела на Кинкейда, перекатывая в пальцах бриллиантовые подвески ожерелья.

– Знаешь, я думаю, ты не хотела, чтобы они просто пристрелили меня… Скажи мне, чего ты хотела?

– Ты ничего не докажешь! – Оливия уперла руки в пышные бедра.

– Да я и не буду. – Спенс аккуратно поставил яблоко на середину стола и поднялся на ноги. – Я не могу полагаться на закон, когда речь идет о сведении счетов!

– Не трогай меня! – Оливия, взвизгнув, попятилась.

– И не собирался. – Спенс пошел к двери. – Просто хотел, чтобы ты знала. Знала, что я собираюсь уничтожить твой бизнес.

– Вот как? Ты слишком откровенен! – Вид у нее был рассерженный и удивленный, но в голосе явственно прозвучал страх.

Спенс улыбнулся:

– Будет так, как я сказал. Вчера вечером пострадала молодая леди… Это меня разозлило.

– И что ты собираешься делать?

– Пусть это пока будет моим секретом.

– У меня есть друзья – очень важные люди! – Оливия вышла за Кинкейдом в коридор. – Кое-кто из них занимает высокое положение в обществе, и им не понравится, если мой бизнес пострадает.

– Посмотрим. – Спенс даже не обернулся.

– Ты делаешь большую ошибку, объявляя мне войну! – бросила она ему в спину.

Гарри двинулся было к Кинкейду, чтобы перекрыть ему дорогу к выходу, но Кинкейд бросил на него ледяной взгляд и негромко приказал:

– Стоять!

«Бульдог» нерешительно замер на месте, тихо ворча.

– Кинкейд! Не смей уходить, когда я с тобой разговариваю!. – крикнула Оливия.

– Развлекайся, дорогая, пока можешь. – И он вышел из дома, так и не оглянувшись.

Кинкейд спускался по ступеням к ожидавшему его экипажу, а вслед ему неслась отборная брань. Наконец дверь захлопнулась и стало тихо. Спенс несколько раз глубоко вздохнул, чтобы очистить легкие от тяжелого аромата жасмина, которым пропитался дом Оливии, и подумал, что у него еще куча дел. И самое важное среди них – навестить одну милую раненую леди.

Глава 7

Кинкейд понял, что его ждет не самая теплая встреча, когда шел за дворецким в будуар миссис Лилиан Грейнджер. Пока Брамби объявлял хозяйке о приходе гостя, Спенс задержался у порога и успел бегло оглядеть будуар. Стены его были сплошь покрыты картинами в роскошных позолоченных рамах. По большей части это были пейзажи и натюрморты. Некоторые были хороши – творения великих мастеров. Но здесь, в небольшом помещении, они явно выполняли роль декора, а потому и смотрелись всего как пестрая обивка стен. Практически каждый предмет мебели в комнате мог рассматриваться как самостоятельное произведение искусства, не уступающее по иене и качеству картинам. Но мебели тоже было слишком много. Она занимала почти все пространство и оставляла взгляду лишь небольшой кусочек роскошного обюссонского ковра. Солнце отражалось от полированных поверхностей и идеально натертых зеркал. Спенс принюхался: так и есть – в воздухе витал запах лимонного масла и воска. Потом он заметил в углу пианино, покрытое белым шелковым кружевом, и невольно улыбнулся, представив себе маленькую девочку, которую каждый божий день в три часа усаживали за этот инструмент.

– Мистер Кинкейд, я так и думала, что вы навестите нас сегодня. Входите, прошу вас. – Царственным жестом Лилиан указала Спенсу на стул. Она восседала в резном кресле орехового дерева, и хотя костюм ее был скромен, как и подобает леди, – крахмальная белая блузка и серая юбка, – держалась она словно императрица на троне. – Присядьте.

Кинкейд занял место на указанном ему стуле с прямой спинкой и поставил на пол коробку, которую принес с собой. Лилиан взглянула на коробку так, словно серебряная оберточная бумага могла испачкать ковер. Потом взяла чашку с чайного столика, стоявшего справа от нее, и спросила:

– Молоко, сахар?

– Нет, благодарю вас. – Кинкейд принял из рук хозяйки изящную чашечку и попытался поудобнее устроиться на ужасно жестком стуле.

– Похоже, вы не знаете, что леди не может принимать подарки от мужчины, с которым она не помолвлена. – Лилиан бросила еще один недовольный взгляд на серебряную коробку.

– Даже если леди спасла этому мужчине жизнь?

– Не нужно вспоминать об этом досадном случае. И хочу добавить, что с вашей стороны было дурно посылать моей дочери красные розы.

Лилиан говорила ровным, лишенным эмоций голосом, но Спенс без труда разглядел гнев под маской сдержанности. Он никак не мог понять, что так рассердило эту женщину.

– Виктория не любит красные розы? – решил уточнить он.

– Моя дочь обожает красные розы. Но, несмотря на свой возраст, бывает иногда очень наивной, – Теперь леди смотрела на Спенса как на бестолкового нашкодившего мальчишку. – Мистер Кинкейд, вам известно, что Сара Бернар принимает красные розы только от своих любовников?

«И она говорит это вполне серьезно!» – подумал Спенс. Ему пришлось покашлять, чтобы скрыть рвущийся из горла смех. Особенно забавно, что Сара любит розовые розы – он-то знал это наверняка.

– Я не очень понимаю, какое отношение Сара Бернар имеет к цветам, которые я послал мисс Грейнджер.

– Да, похоже, вы действительно не понимаете. Это все осложняет.

Видя, что Лилиан поправила идеальный воротничок и набрала побольше воздуха в легкие, Спенс напрягся. Почему-то он был уверен, что услышит нечто неприятное.

– Я не люблю ходить вокруг да около, мистер Кинкейд.

– Похвальная черта. – Спенс сделал глоток чая и с интересом посмотрел на чучело совы под стеклянным колпаком, стоящее за правым плечом хозяйки.

– Поэтому я хочу знать, каковы ваши намерения относительно моей дочери?

Спенс чуть не поперхнулся чаем.

– Э-э… я думал, такой разговор – прерогатива отца девушки.

– Когда дело касается Виктории, мистер Грейнджер иногда проявляет непростительную слабость. – Взгляд леди был по-прежнему твердо устремлен на гостя.

Несколько секунд в комнате царила тишина. Слышалось только тиканье часов с каминной полки, Кинкейд так удивился, что просто не знал, что сказать.

– Итак, молодой человек?

– Я хотел бы сначала получше узнать вашу дочь, – Он даже сумел улыбнуться, хотя чувствовал себя паршиво.

– Должна заметить, мистер Кинкейд, что мне не понравилось, как моя дочь вела себя вчера вечером. Подумать только – отправиться в город с незнакомым мужчиной! Подобное поведение недостойно леди.

Спенса покоробило от этих слов – леди следовало бы в первую очередь пожалеть свою дочь.

– Признаюсь вам, что мисс Грейнджер меня не приглашала, это была моя инициатива…

– Не важно. Ее поведение было недостойно.

Кинкейд не мог не заметить, что вчера вечером, пока врач осматривал Тори, Лилиан была озабочена не столько здоровьем дочери, сколько мнением гостей. Да, эту женщину трудно назвать любящей матерью. Он всегда принимал безграничную любовь родителей как нечто само собой разумеющееся. «Каким бы я вырос, если бы меня воспитывала такая Женщина?» – подумал он.

– Ваша дочь никоим образом не нарушила правил приличия, миссис Грейнджер, – заявил он, водружая чашку на столик. – Мне просто показалось, что она была чем-то расстроена и ей требовалось немного времени и уединения, чтобы прийти в себя. Думаю, она вернулась бы домой целой и невредимой, если бы я не отправился вслед за ней. Так что вся вина за случившееся лежит на мне.

– Вы очень галантны, мистер Кинкейд. – Лилиан сделала глоток чая. – Возможно, вы поймете меня правильно, если я скажу, что не хочу, чтобы вы встречались с Викторией.

Сиене не привык, чтобы матери отказывали ему от дома. Как правило, обычно бывало наоборот – каждая старалась заполучить столь небедного джентльмена в женихи для своей дочери.

– А что по этому поводу думает Куинтон? – растерянно спросил он.

– Как я уже сказала, мистер Грейнджер не всегда рассуждает разумно, когда речь идет о Виктории. – Голос миссис Грейнджер стал на несколько градусов прохладнее.

– Возможно, это потому, что он считает Викторию достаточно взрослой и позволяет ей самостоятельно принимать решения.

– Мистер Кинкейд, вы человек светский, не лишены привлекательности и можете легко вскружить голову женщине.

«Что-то сейчас мое очарование и умение кружить головы не помогают», – мрачно подумал Спенс. – Я не позволю, чтобы Виктория потеряла шанс устроить свою судьбу и выйти замуж за достойного человека из-за вас, раз вы не собираетесь на ней жениться.

– А почему вы так уверены, что я не собираюсь на ней жениться?

– Я не могу представить, чтобы моя дочь заинтересовала такого человека, как вы, мистер Кинкейд, Я трезво смотрю на вещи и понимаю, что Виктория не красавица.

– Возможно, она не вполне соответствует модным стандартам, миссис Грейнджер, но должен сказать, что ваша дочь – очень красивая девушка. – Спенсер встал, с трудом удерживая на лице маску вежливости, в то время как гаев кипел в его груди. – У нее есть душа, чего не скажешь о многих светских красавицах. И есть храбрость, ибо она не побоялась рискнуть своей жизнью ради меня. Может, вам стоит как-нибудь выбрать время и повнимательнее присмотреться к ней?

– Я не позволю, чтобы со мной говорили подобным тоном, мистер Кинкейд. – Губы Лилиан сжались в тонкую линию.

– Прошу меня простить. – Спенс отвесил преувеличенно галантный поклон. – И благодарю за чай. – Он подхватил коробку и направился к двери.

– Я не разрешаю вам видеться с моей дочерью! – услышал он вслед.

– Вам никогда не приходило в голову, что, возможно, вы не знаете, что для нее лучше? – спросил Спенс, задержавшись на пороге.

– А вы знаете?

– Думаю, да.

– Виктория не одна, мистер Кинкейд.

– Я не против веселой компании, миссис Грейнджер. Спенс пересек прихожую, где звук его шагов казался вызывающе громким. Вот и лестница. Гнев его рос по мере того, как он приближался к комнате Тори. Несколько раз он даже выругался – правда, про себя.