Мэри Спенсер - Поверь в любовь

Боже! Боже!

Только когда легкие, казалось, уже вот-вот разорвутся на части, он вынырнул на поверхность и отряхнулся.

Боже! Что он наделал?!

Если бы только она не коснулась его! Он так отчаянно желал ее, что невольно привез жену на то самое место, где они обычно купались вдвоем с Мэгги. Туда, где он бесчисленное число раз любил ее!

Он слышал, как тяжело вздыхала Элизабет, собирая раздавленные цветы. И в то же самое время видел перед собой Мэгги – ее сияющие золотистые волосы, обрамлявшие бледное лицо, всегда искрившиеся весельем голубые глаза и лукавое лицо эльфа.

– Хочешь меня? – как-то жаркой летней ночью поддразнила его она. – Ну так возьми же! – И с размаху прыгнула в ту самую заводь, где сейчас плавал он. Ее белокурые волосы в свете луны переливались как жемчуг.

Скинув с себя одежду, он кинулся за ней. Они барахтались как расшалившиеся дети, а потом, взявшись за руки, долго лежали на спине, глядя в небо. «Какие у нее были маленькие руки! – с тоской подумал он. – Такие нежные, такие женственные...»

И вдруг горе скрутило его с такой силой, что Джеймс, застонав, прижался лбом к выступу скалы.

«Мэгги, я люблю тебя!»

Несколько минут назад он почти выкрикнул это, занимаясь любовью с Элизабет.

Слава Богу, в последнюю секунду ему удалось проглотить роковые слова. Если бы только она не коснулась его! Ведь она никогда раньше так не делала, во всяком случае, по своей воле. И хотя Джеймс только об этом и мечтал, он оказался совершенно неподготовленным к тому ошеломляющему впечатлению, которое произвели на него робкие прикосновения жены. Тем более здесь, где еще живы воспоминания.

Джеймс еще долго лежал так, прижимаясь лбом к холодному камню и дожидаясь, пока стихнет боль в груди.

Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем он нашел в себе силы вернуться и встретиться лицом к лицу с Элизабет... наверное, немало. Конечно, ему надо извиниться, как-то объяснить свое поведение. Его тихая невинная Элизабет! Как же он мог?! Взял ее в гневе, без любви, без единого ласкового слова, будто она была последней шлюхой! Джеймс сгорал от стыда и раскаяния. Он все уладит... расскажет ей все, как есть.

Джеймс выбрался на берег, но не нашел там ничего, что бы напоминало об их пикнике: ни одеяла, ни корзинки, ни даже самой Элизабет. Джеймс в ужасе огляделся – коляска стояла там, где он ее оставил, корзинка и одеяло были внутри, и... никаких следов Элизабет!

– Бет! – закричал он, собирая разбросанную по траве одежду. – Бет, милая, где ты?

Куда, ради всего святого, она могла исчезнуть?! Не сказав ему ни слова! Натягивая брюки, Джеймс свирепо выругался.

Он нагнал ее на полпути к дому.

– Элизабет! Элизабет, Бога ради, подожди! Она остановилась и обернулась.

– Бет, ради всего святого! – выкрикнул Джеймс, натягивая поводья. – Почему ты меня не дождалась?!

Она не отвечала, только тупо смотрела на него, словно не узнавая. Но стоило только Джеймсу протянуть к ней руки, как она отшатнулась.

– Милая, прошу тебя, позволь мне объяснить...

– Мне нужно домой, – пробормотала она. – Пора ставить тесто в печь.

– Дорогая, я понимаю, как ты расстроена. – Джеймс сделал еще один шаг, и она опять отпрянула от него, как испуганное животное. Острая боль пронзила его сердце. – И ничуть тебя не виню. Это я должен просить у тебя прощения, милая. Поверь, мне очень жаль, что так вышло. Будет лучше, если я все объясню. Проклятие, Бет, да не шарахайся ты от меня! Неужто думаешь, я тебя ударю?!

Элизабет вздрогнула и послушно застыла. И тут он вдруг заметил, какие у нее пустые глаза. У Джеймса опустились руки. Она была точно такой же, как в тот день, когда он увидел ее впервые, – ни гнева, ни обиды... ничего.

– Милая, поверь, я нисколько не сержусь на тебя... да что там, я готов удушить себя голыми руками за ту боль, что причинил тебе. Ты тут ни при чем, поверь. Все дело во мне. Когда ты ласкала меня, это было...

– Мне нужно домой, – перебила Элизабет, – нужно. Сейчас!

– Сейчас, Бет, подожди. – Руки его тряслись от желания прижать ее к себе, утешить, как обиженного ребенка. «Она должна выслушать меня», – подумал Джеймс.

– Нет. Я и так потеряла весь день. И теперь не намерена ждать ни единой минуты.

– Но я хочу извиниться! – Да что с ней такое, черт возьми?! Насколько он знал женщин, все они обожали, когда мужчины униженно посыпали себе голову пеплом. Мэгги была прямо-таки помешана на этом. – И ты называешь это «терять время»?

– Мужу нет нужды извиняться! – с горечью возразила она. – Да и к чему? Ведь он глава семьи, так?

Стало быть, на все Божья и его воля! А теперь мне надо домой, готовить ужин. – И Элизабет торопливо зашагала вперед, оставив совершенно ошеломленного Джеймса растерянно смотреть ей вслед.

В этот вечер Элизабет поднялась к себе раньше обычного, едва управившись с посудой. Она не солгала Джеймсу, сказав, что смертельно устала.

И сейчас Элизабет мечтала только об одном: забыться сном. Она едва не сошла с ума, весь день ломая себе голову, пытаясь понять, что же произошло. Имя. Имя, которое выкрикнул Джеймс...

Мэгги.

Когда оно сорвалось с его губ, он все еще был внутри ее. И прозвучавшая в его крике боль сказала ей больше, чем любые слова.

Ей следует быть очень осторожной, чтобы это не повторилось. А все из-за того, что она коснулась его, и не важно, что по неведению. Происшедшее затем Элизабет могла и понять, и простить, она ведь и сама немало выстрадала.

Да, хороший урок для нее, Элизабет никогда его не забудет.

В эту ночь Джеймс даже не пытался прикоснуться к ней. На сердце у него было тяжело. К тому же его ласки сейчас наверняка будут ей просто противны. Весь вечер его терзали угрызения совести. «Как же я виноват перед ней!» – с горечью думал Джеймс.

Украдкой покосившись на лежавшую в постели Элизабет, он вдруг поразился ее молодости. Семнадцать! Ей всего лишь семнадцать! Она всегда казалась такой разумной, что он почему-то забыл об этом. А она ведь совсем ребенок, несмотря на весь тот ужас, который ей пришлось пережить. Сам-то он старше ее почти на десять лет!

«Элизабет, моя маленькая жена! Что я наделал?! Простишь ли ты меня когда-нибудь?»

Он вспомнил, как обещал, что будет заботиться о ней, о том, что она никогда не пожалеет, что стала его женой. И тут же в его памяти всплыли те клятвы, что он так недавно давал Мэгги, – что будет вечно любить ее и хранить в сердце ее образ. Но Мэгги больше нет. Она умерла. А рядом с ним, в постели, Элизабет, теплая, живая.

Подумать только, в первый раз она решилась коснуться его и что же получила в ответ?! Ему еще очень повезет, если она согласится снова принять его. Что ж, подумал Джеймс, если понадобится, он сделает все, чтобы завоевать ее снова. Как Бог свят, сделает!

Погасив лампу, он забрался в постель и осторожно коснулся ее.

– Милая, – тихо прошептал он, чувствуя, как Элизабет вся сжалась, – я только обниму тебя, и все.

Повисло тягостное молчание. В тишине раздавалось лишь тяжелое дыхание обоих.

Наконец Джеймс, обняв жену за талию, крепко прижал ее к себе и только сейчас почувствовал, что тело ее холодное как лед. Почти накрыв ее собой, он отчаянно надеялся ее согреть.

– Ты, конечно же, считаешь, что муж не должен извиняться, – начал вдруг он, – но раз он виноват и сам все понимает, думаю, это будет только справедливо. И я хочу, чтобы ты знала, Элизабет, мне и правда ужасно стыдно за то, что произошло. Такое никогда больше не случится. Никогда, клянусь тебе! – Она не ответила. – Ты меня слышишь, Элизабет?

– Да, Джеймс.

Привычный ответ нисколько его не успокоил, и Джеймс крепче прижал жену к себе, снова и снова повторяя, что через несколько дней все образуется.

С того самого дня они стали отдаляться друг от друга. И все это время Элизабет трудилась как одержимая.

Никогда еще дом не блистал такой чистотой, и никогда еще Джеймс не чувствовал себя таким умиротворенным. Он, в свою очередь, старался не надоедать ей. Даже во время ужина, сидя напротив Элизабет, не пытался втянуть ее в разговор. Сидя каждый на своем конце стола, оба молча ели, не поднимая глаз от тарелок.

По вечерам все как будто осталось по-прежнему: Джеймс либо возился со счетами, либо читал ей вслух, пока она шила или штопала. Тем не менее он все чаще и чаще поднимался к себе в кабинет: ему казалось, что Элизабет его избегает, и он охотно шел ей навстречу. Пройдет время, и все уладится, думал Джеймс.

Только в постели у него не хватало ни сил, ни решимости сдерживаться – Джеймс по-прежнему сгорал от желания. Не проходило и ночи, чтобы он не овладевал ею. Сказать по правде, его страсть к жене с того самого дня стала еще сильнее, но он не мог не заметить, что Элизабет больше не делает попыток ответить на его ласки.

Прошло уже около двух недель, и вот в понедельник Джеймс сообщил, что едет в город – повидать своего адвоката.

– Мне бы хотелось, чтобы ты поехала со мной, Бет. Походишь по магазинам. А потом пообедаем в отеле.

– Мне и вправду нужно кое-что купить, – кивнула она, – только пообедаем мы дома. Нечего тратить деньги, когда дома полным-полно всего.

Джеймс подавил вздох.

– Что в этом дурного? К тому же я давным-давно не обедал в ресторане! – Он окинул ее задумчивым взглядом. – Да и тебя никуда не брал с тех самых пор, как мы поженились.

– В этих самых ресторанах только одни траты! – с ханжеским видом проворчала Элизабет. – Да и покупать мне особенно нечего. Лучше поезжай один, а когда вернешься, обед будет на столе.

– Ну ладно. Раз уж ты так настроена, Бог с ним, с рестораном, – раздраженно буркнул Джеймс, гадая, чем бы порадовать эту непостижимую женщину. – Но я хочу, чтобы ты была со мной, так что будь любезна, ступай надень шляпу.

«Как странно! – удивился Джеймс всего пару часов спустя. – С тех пор, как я стал женатым человеком, мне вдруг стало нравиться то, о чем я раньше и не задумывался». Например, смотреть, как жена ходит от прилавка к прилавку и делает покупки. Он мог бы поклясться, что ни одна женщина в мире не делает это так, как его Бет.