Неожиданно пришедшая ей в голову мысль заставила сильнее забиться ее сердце. Ну конечно же, Сигурд известит Дага о смерти старого ярла. Будучи одним из его ближайших родственников, Даг обязательно вернется, чтобы присутствовать на похоронах Кнорри. Надежда влила новые силы в усталое – тело Фионы. Снова оказаться в его объятиях, услышать под своей щекой ровное биение его отважного сердца, вдохнуть завораживающий аромат его кожи – при одной только мысли об этом у нее перехватило дыхание и на глаза навернулись слезы. «Святая Бригитта, дай мне прожить еще немного, только чтобы сказать ему, как я его люблю!»

На рассвете заметно подморозило. Несмотря на то, что рабы в бараке сбились в кучу, чтобы подольше сохранить тепло, холод, проникший сквозь щели в стенах, заставил всех подняться раньше обычного. Сев на подстилке, Фиона огляделась. Те, кто был в сарае, понемногу одевались, готовясь приступить к порученным им делам. Все были напуганы случившимся и прикидывали, чем это несчастье может обернуться для них в будущем.

Фиона постаралась отрешиться от своих страхов и сосредоточиться на своей единственной зыбкой надежде. Скорее бы снова увидеть Дага, поговорить с ним…

Стон Бреаки вернул ее к суровой действительности.

– Ох, Фиона, дай мне какую-нибудь посудину… Меня снова мутит…

Бросившись к очагу, чтобы разыскать там что-нибудь подходящее, Фиона едва не споткнулась о чью-то постель, а когда вернулась к Бреаке, было уже поздно: девушка, согнувшись, извергала прямо на грязный пол содержимое своего желудка.

– Ох, – простонала она, выпрямляясь. – Теперь уж нет листьев ивы, чтобы сделать отвар для меня. Все припасы Мины погибли в огне.

Вспомнив, сколько всего еще пропало, Бреака снова расплакалась.

И тут Фиона решила, что наступило время для других слов.

– Послушай, Бреака, сейчас не время плакать. Да и ребенку это может повредить… – Девушка посмотрела на еще остававшихся в сарае рабов.

– Да, наступили суровые времена, – сказала она. – Но никто не погиб, кроме ярла, а он бы и так недолго протянул. Чтобы заново отстроить дом, потребуется много труда, но зато все съестные припасы сохранились. Этой зимой мы не будем голодать.

– Хорошо сказано, ирландка.

Фиона повернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Сорли. Лицо его было, как всегда, угрюмо, но Фионе показалось, что она заметила одобрение в его взгляде.

Войдя в сарай, старый викинг заговорил отрывисто и резко:

– Дел очень много. Во-первых, надо готовить еду для родных ярла, и еще госпожа Мина хочет, чтобы мужчины поискали среди руин то, что еще можно спасти.

Выслушав слова Сорли, рабы разошлись – женщины отправились за продуктами, а мужчины – рыться в развалинах.

– Я могу заняться едой для Мины и детей, – вызвалась Фиона.

Сорли отрицательно покачал головой.

– Пока обвинения Бродира не сняты, ты не должна приближаться к семье нового ярла.

Ярл. Так теперь будет называться Сигурд. Когда Фиона осознала это, ее приподнятое настроение тут же улетучилось. Когда Даг вернется, позволит ли ей Сигурд хотя бы повидаться с ним?

– Вы нашли какие-нибудь следы нападавших? – спросила она.

– Как посмотреть, – буркнул Сорли. – Поджог был явно делом рук человеческих, а не колдовством – иначе откуда взялся пустой бочонок из-под рыбьего жира около одной из торфяных стен? Мне представляется, что кто-то сперва облил дом снаружи этим жиром, а потом поджег.

– И теперь все убедились, что Бродир просто сумасшедший?

Сорли угрюмо покачал головой.

– Я говорю тебе то, что я думаю, но я не стану спорить с Сигурдом, если он рассудит иначе. Твою судьбу будет решать ярл, не забывай об этом.

Фиона поежилась. Что, если Даг не успеет вовремя?

– Когда возвращается Сигурд? – спросила она.

– Я послал человека в поселение Отара найти нашего ярла. Если Сигурд со своими воинами не гоняется за братьями Агирссон, они должны получить известие еще сегодня. Тогда, вероятнее всего, ярл вернется завтра к вечеру.

– А Даг? – Фиона затаила дыхание. – Вы не известили его – ведь Кнорри приходился ему дядей… Он тоже должен узнать о смерти своего родственника.

– Ты надеешься, что брат ярла придет и замолвит за тебя словечко? – Сорли грустно покачал головой. – То, что Даг любит тебя, не ослабит ярость Сигурда, а только еще больше разожжет ее.

– Но что же мне делать? – Фиона всхлипнула. – Как я могу доказать свою невиновность?

– Если ты предстанешь перед ним исполнительной рабыней, это может расположить Сигурда в твою пользу. Ты должна проявить рвение. Готовь пищу для рабов, как и прежде, и еще начни ткать что-нибудь, ведь кроме того, что на нас, в Энгваккирстеде не осталось никакой одежды.

– Но есть ли хоть один ткацкий станок?

– Я уверен, у какой-нибудь из жен издольщиков обязательно найдется. А ты это и правда умеешь?

– Меня учили, когда я еще была маленькая, – гордо ответила Фиона.

– Никогда нельзя быть ни в чем уверенным с вами, принцессами. Ладно, я раздобуду для тебя ткацкий станок, – Сорли беззлобно усмехнулся и вышел из сарая.

Вздохнув, Фиона вернулась к своим делам по хозяйству. Отчаяние охватило ее, когда она подумала о домотканом полотне и кипах шерсти, которые хранились в кладовых у Мины. Чтобы наработать такое количество, домашние Мины трудились бог знает сколько времени не разгибаясь, а теперь все это богатство превратилось в пепел! Будь прокляты придумавшие войну, подумала она.

Как и предсказывал Сорли, Сигурд возвратился уже на следующий день; Фиона поняла это по буйным крикам, проникшим сквозь тонкие стены сарая. Выйдя наружу, она с замиранием сердца наблюдала, как новый ярл со своими дружинниками въезжает в поселение. Женщины и дети, рабы и издольщики сбежались, чтобы приветствовать его криками, и которых отчаяние смешивалось с надеждой.

Сперва Сигурд холодным кивком приветствовал жену, а потом нежно обнял бросившихся к нему детей. Враждебность Фионы на какое-то время улетучилась, когда она увидела, какие сильные чувства отразились на обычно бесстрастном лице воина: этот человек питал откровенную слабость к своим детям и, она была уверена, вознес молитвы Одину за их спасение.

Отпустив женщин, детей и рабов, Сигурд принялся допрашивать мужчин, которых оставил охранять поселок. Спрятавшись за одним из амбаров, Фиона с замиранием сердца наблюдала за происходящим, в то время как Бродир повторял свои обвинения. Сигурд какое-то время молча слушал; потом он прервал своего воина резким движением руки и повернулся к напарнику Бродира, Утгарду.

Фиона даже задержала дыхание, пытаясь не пропустить ни одного его слова. В ночь пожара Утгарда так и не нашли, но на следующий день он сам приковылял в поселок и рассказал, что кто-то ударил его по голове, связал и оттащил в расположенный неподалеку лесок.

Хотя Фиона сама видела синяки у викинга на запястьях, ей показалось очень странным, что нападавшие не убили его.

В конце разбирательства вперед снова выступил Бродир, который на этот раз рассказал не менее странную историю: он заявил, что в выпитое им вечером пиво было что-то подмешано, так что он сразу же заснул и проснулся, только «услышав крики этой ведьмы». Слушая его, Фиона никак не могла понять логику своего гонителя: неужели он и в самом деле считает, что, свалив вину на нее, спасет себя от гнева Сигурда?

Когда последним заговорил Сорли, Фиона принялась молиться про себя, чтобы надсмотрщику удалось убедить нового ярла в ее невиновности. Она знала, что Сигурд уважает старого воина и скорее прислушается к его доводам, чем к безумному бреду полусумасшедшего.

Пока Сигурд слушал рассказ Сорли, его громадные кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. Наконец он заговорил. Фиона услышала, как над собравшейся толпой разнесся его густой бас:

– Приведите сюда женщину.

Дрожа всем телом, девушка вышла из-за скрывавшего ее строения и медленно двинулась навстречу своей судьбе.

Пока она приближалась, Сигурд молча следил за ней; взгляд его был полой ненависти. Фиона расправила плечи и вскинула голову – теперь она снова была похожа на настоящую принцессу. Как она хотела сейчас иметь на плечах что-нибудь более изысканное, чем замызганное платье, которое носила на тинге, – но тут уж ничего нельзя было поделать.

Приблизившись, Фиона слегка поклонилась.

– Приветствую тебя, ярл, – произнесла она звонким голосом.

Глаза Сигурда, более темные, чем у брата, с пренебрежением скользнули по ней. Фиона догадалась, что он прекрасно понимает, сколь мала и хрупка она по сравнению с ним, овечка перед громадным волком.

– Фиона из Дунсхеана, ты обвиняешься в предательстве и убийстве, – прогремел над толпой зычный голос ярла.

Фионе показалось, что сердце ее на мгновение остановилось, но все же она не отвела взгляда.

– Сорли утверждает, что ты невиновна, – продолжал Сигурд, – и, несмотря на то, что ты постыдно использовала моего брата, я должен признать, что ты была добра к нашим женщинам и детям. Я не верю в то, что ты хотела убить мою семью, мирно спящую в своих постелях.

Фиона с трудом перевела дыхание.

– Но, – глаза ярла грозно сверкнули, – так мне будет проще убрать тебя со своего пути, и я не могу сказать, что мысль о твоей смерти огорчит меня. Ты причинила мне много хлопот, и еще больше – моему брату. Сейчас Утгард отправился в путь, чтобы известить Дага о смерти его дяди. За эти два дня я решу, как мне лучше приветствовать брата – представив ему тебя живой или мертвой.

При этих словах голова Фионы закружилась, и она без чувств рухнула на землю.

– Ничего не слышно про Дага?

В ответ Бреака только вздохнула, и Фиона, отвернувшись, снова начала мерить шагами маленькое строение. Каждая клеточка ее тела была напряжена – в любой момент мог появиться Сигурд, чтобы возвестить ей свой окончательный приговор.