Хизер Грэм - Повелитель волков

О, эти бессчетные вражеские рати на горизонте! Как ужасно началось нынешнее утро!

А потом наступил день. Ей вновь пришлось облачиться в золоченую кольчугу. Она начала сражение с Жоффреем — а потом оказалось, что Рагвальд был прав, а она ошибалась.

Со стороны открытого моря появились грозные ладьи Конара. Словно ураган, он смел войско Жоффрея, атаковавшее стены крепости.

Он явился к ней, заговорил с ней как со своей женой, они выехали с ним рука об руку к ликующему народу.

И, тем не менее, она заявила, что ненавидит его, хотя сама любила его.

А он все равно обнимал и целовал ее, и они любил друг друга, и снова вознеслись на вершину блаженства.

«Я ни за что не расстанусь с тобой». Сколько рал он повторял ей это. Интересно, что он может предпринять теперь?

Мелисанда поплотнее запахнула на плечах свое платье. Ее бросало в дрожь при одной мысли о том, какая толща земли разделяет ее с внешним миром. Зачем ей стараться сдерживать слезы, крики? Разве кто-нибудь увидит, что она плачет, услышит, что она зовет на помощь?

Она зажмурила глаза, молясь о том, чтобы Жоффрей еще долго, долго не приходил сюда опять. Она скорее умрет, чем позволит ему прикоснуться к себе.

Нет, она не может умереть. Она ждет ребенка.

Не стоит ли сказать об этом Жоффрею? Может, это удержит его от насилия?

Нет, тогда он страшно перепугается и наверняка постарается ее как можно быстрее умертвить.

Она вскочила, не в силах вытерпеть эту непроницаемую тьму. Тщетно попытавшись укутаться потеплее, она попробовала согреться ходьбой. Ее ноги были босы, избиты, покрыты кровоточащими ссадинами. Она едва сумела сделать один болезненный шаг, опираясь рукой на стену.

Где-то совсем рядом раздался крысиный писк, и она в ужасе отдернула руку.

Надо бежать, во что бы то ни стало бежать. О, если только Господь будет милостив к ней, она…

Что?..

Вот именно, что? Тогда она признается ему в любви, скажет ему про ребенка. Скажет, что была такой упрямой и своенравной потому, что он не понимал одной вещи: она не могла сдаться ему без боя. Она и сама не понимала, как нуждается в нем, в его любви.

И она вспомнила, как он был нежен с ней, как он ласкал ее.

Если сейчас явится Жоффрей, ей останется лишь одно — погибнуть!

Дура! — прикрикнула она сама на себя. Ты должна бороться, ты должна найти путь к бегству, не может быть, чтобы отсюда не было выхода…

Но тут она обмерла от испуга. Раздался скрип ржавых дверных петель. Находясь так долго в кромешной тьме, она, похоже, обрела какое-то шестое чувство, она могла ощущать предметы, находившиеся в этой камере.

Вытянувшись в струнку, она распласталась по склизкой стене, прислушиваясь. Она боялась даже дышать. Ей казалось, что удары ее сердца слышны на всю камеру.

Она была не одна в темном каземате.

Кто-то притаился возле двери.

Кто-то осторожно прикрыл за собою дверь, отрезав их двоих от остального мира…

Весна, 885 от Р. X.

Берег Франции

«Стены крепости понесли сегодня тяжелейший урон», — думал Конар, обходя укрепления при свете факелов в наступивших сумерках.

И стены, и люди — подсказала ему память. Боже праведный, что за ужасный был сегодня день. Мерзкий страх, охвативший все его существо при виде атаковавших крепость вражеских полчищ, ярость которой он никогда прежде не знал в себе.

Это страх так разжег его ярость.

Как он разозлился на нее, еще там, в Ирландии. И разозлился еще больше, обнаружив, что она чуть было не проиграла бой Жоффрею, такому же низкому предателю, каким был его отец.

А что, если бы Конар опоздал?

При одной мысли об этом на его лбу выступил крупными каплями холодный пот, и он на мгновение прикрыл глаза, стараясь овладеть собою. А его жена? Ведь теперь пропасть между ними стала еще глубже!

Он отдал приказания, чтобы еще до рассвета были доставлены камни для ремонта стен, и повернулся, чтобы возвращаться в замок. Внезапно он почувствовал, что кто-то пристально смотрит ему в спину и обнаружил, что это была Бренна.

— Чего тебе? — раздраженно спросил он, скрестив руки на груди.

Бренна медленно покачала головой. Тяжело вздохнула.

— Ты не должен быть с нею столь жестоким.

— Бренна, — едва сдерживая гнев, тихо ответил он, — она нарушила мой приказ и заявилась сюда, чуть не испортив все дело.

— Но ведь она знала, что крепости угрожает опасность…

— Да что может повредить этой куче камней и бревен? — взорвался он. — Ну захватили бы ее, ну разрушили бы — мы отстроили бы ее заново.

— Но ведь в крепости живут ее подданные, — напомнила Бренна.

Он резко отвернулся, не зная, что сказать в ответ.

— Она предала меня. И мне непонятно, с какой стати ты пытаешься заступиться за нее — миледи относится к тебе с явным недоверием.

— Только оттого, что она до сих пор в заблуждении, — улыбаясь, возразила Бренна. — Она никак не может понять, что ты не разрешаешь ей сопровождать себя в походах из-за смертельного страха за нее. А меня тебе не жалко пустить в расход.

— Бренна…

— Я всего лишь слуга тебе, равно как и Свен, равно как и другие.

Он молча ждал, зная Бренну, зная, что она еще не кончила.

— Ведь ты ни разу… ничего не сделал специально для нее, не так ли?

— Ничего не сделал! — передразнил он, и его голос, вроде бы все такой же спокойный, вот-вот был готов сорваться на крик. — Ты что, первый день со мною знакома? — спросил он. — Что же, по-твоему, я должен был для нее сделать?!

— Но за все время нашего знакомства я не видела тебя в таком гневе, — не унималась Бренна. — Ты же просто взбесился.

— Нет, не думай, — вздохнул он, — я не прикоснулся к ней и пальцем! Но боюсь, что больше я не выдержу. Ну что мне сделать для того, чтобы она стала осторожнее?! Запереть ее в башне замка? Как заставить ее понять, что она безрассудна, что многим рискует…

— Что многим рискует… — со значением повторила за ним Бренна.

— Что ты хочешь этим сказать? — внезапно нахмурившись, подозрительно спросил он. — О чем ты так беспокоишься и что я должен был сделать?

Бренна отвела взор, но сделала это недостаточно быстро.

— Скажи мне немедленно, — еле слышно произнес он.

— Так она ничего не сказала тебе?

Он в отчаянии взмахнул руками.

— Бренна, ты же видела, она вовсе не собиралась встречать меня с распростертыми объятиями…

— Равно как и ты не приветствовал ее нежным поцелуем.

— Она обманула и предала меня, Бренна.

— Но ведь она пыталась объяснить тебе, как необходимо было твое присутствие дома.

— Я не мог оставить свою семью в трудный час!

— А она не могла оставить своего народа.

— Ну, хорошо, Бренна, я все-таки хочу знать, что ты пытаешься мне втолковать, из-за чего эти сомнения и страхи? Я должен спустить с нее три шкуры за то, что она так глупо подвергала опасности свою жизнь. И если я почему-либо не могу этого сделать…

— Она носит под сердцем твоего ребенка.

Эти слова сразили Конара. О да, он всегда желал иметь ребенка, как же еще? Единственное, что до сих пор неплохо получалось у них с Мелисандой — то занятие, после которого, как правило, рождаются дети. Но он даже и не смел надеяться, что она понесет от него. Возможно, он думал так из-за ее постоянного сопротивления, из-за того, что она так неохотно шла на близость, так не хотела его.

Он еле перевел дух. Нет, она ничего не сказала ему, ни полсловечка.

Бренна, казалось, читает его мысли.

— Возможно, она долгое время сама не была уверена, возможно, она хотела удостовериться, что у нее не случится выкидыш…

— Или возможно, она так сильно ненавидела меня, что у нее не возникало надобности поделиться со мною.

— Она не ненавидит тебя.

— Ненависть, презрение, отвращение — вот набор ее чувств!

— Сударь, но ведь от ненависти до любви один шаг — ведь мы так часто меняем свое мнение о людях, которых поначалу считаем врагами!

Неужели Бренна знала о его истинных чувствах в тот момент, когда он соскочил с борта ладьи и ринулся в бой? Да, несомненно, она знает, как глубоко уязвлено его сердце этой французской красоткой.

— Ты можешь не опасаться, — наконец заверил он Бренну. — Я никогда не наказывал свою жену и никогда не обращался с ней грубо. Тем более теперь… — и он невольно вздрогнул. Дитя. Младенец. Очаровательный мальчик, как у его брата — Гарт. Или чудесная девчушка, как дочка Эрика.

Но это его собственный…

Его собственный, чтобы лелеять его, чтобы учить. Его ребенок, его наследник! Малыш, которого можно обнимать, баюкать, любить.

— Что же мне с нею делать? — спросил он у Бренны.

— Может, просто любить ее? — предположила она.

Он неловко улыбнулся, а потом обнял ее за талию.

— Я постараюсь, — пробормотал он, а потом пожал плечами. — Возможно, ты и права, кто знает? И созданное нами вместе существо станет мостиком через разделяющую нас пропасть? Ведь теперь у нас есть будущее, у нас есть ребенок! — он так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.

Но почему она не сказала ему? Что взбрело в ее взбалмошную головку? Ведь она любит детей, он прекрасно это знает, он видел, как она обращалась с ребятней в доме его брата, со своими племянниками и младшими кузинами.

Но это был и его ребенок.

— Ребенок викинга, — прошептал он. — Захочет ли она его?

— Он будет лишь на четверть викинг, сударь, — напомнила ему Бренна. — И еще на четверть ирландец, и наполовину чистый франк.

— Неужели?

— Хотя бывает и по-другому…

— Как?

— Ребенок, который родится у нас со Свеном, будет иметь половину крови викингов — от нас обоих — и половину крови ирландцев — от нас обоих.

— Вы со Свеном…