Конар честно признался себе в том, что не сможет жить без нее. В ней заключалась его преисподняя, в ней же цвел и его райский сад.

Потому что он любит ее. Ее облик давно сроднился с его душой. Даже когда она отвергала его, погружая в безнадежное отчаяние, твердость ее духа и отвага несвойственная другим женщинам, покоряли его сердце.

. «Безрассудная, опасная отвага», — подумал он в который раз.

Однако теперь, кажется, нет больше оснований для страха. Ей ничего не может грозить за стенами крепости хотя по окрестным лесам все еще рыщет Жоффрей. Конару просто надо повнимательнее относиться к ней и почаще вывозить ее на прогулки, чтобы она не чувствовала себя пленницей в собственном замке. А временами они смогут вместе отправляться в плавание по морю.

И все же, к своему удивлению, в глубине души продолжал испытывать смутное беспокойство, не в сила понять его причину. Она была, есть и будет его женой, и он до конца дней своих будет заботиться о ней. И он любит ее.

Возможно, что в один прекрасный день он скажет ей об этом.

Мелисанде? Нет, кажется, он слишком далеко зашел в своих мечтах. Эта дама постоянно ищет возможность взять над ним верх. Не стоит давать ей в руки такой оружие, которое будет разить его в самое сердце.

«Лучше пусть повелевает своими слугами», — поду мал он.

И все же он продолжал смотреть на нее с великой нежностью, страстно желая, чтобы поскорее кончилась вся эта суета, чтобы поскорее наступила ночь.

Сдержит ли она данное ему обещание? Так или иначе, он не силах больше позволять ей держать его на расстоянии. Он без конца грезил о ней все эти ночи, страдая от неразделенной страсти и одиночества.

Но тут он почувствовал некоторую вину. Ведь он дал ей совершенно ничего не стоившее ему обещание, а она с таким жаром добивалась его. И все же то, что она ревнует его к Бренне, не могло не порадовать Конара.

«Ох, леди!» — думал он, ловя взгляд ее глаз-фиалок и ощущая в себе столь сильный порыв страсти, что, не стой он на коленях, его могли бы заметить и окружающие.

Наконец-то церемония подошла к концу. Они встали, и к восторгу толпы зевак он на миг позволил прорваться наружу снедавшему его нетерпению и так жадно обнял свою супругу, что та отшатнулась, а потом запечатлел у нее на губах долгий страстный поцелуй, выдавая кипевшие в нем чувства. Когда он оторвался от нее, все еще не сводя взгляда с ее припухших губ, в ее широко распахнутых глазах загорелся тайный огонь.

— Сегодня ночью, — тихонько шепнул он, и почувствовал, как она вздрогнула.

Но она ничего не ответила ему, и пока они шли через праздничную толпу к выходу, принимая поздравления от друзей и союзников, упорно смотрела в сторону. Однако Конар не мог не обратить внимания, что их свадьба соберет за пиршественный стол множество влиятельных феодалов с побережья и из глубины страны — все получилось так, как того хотел граф Одо.

На какое-то время они с Мелисандой были разлучены. По пути из церкви до самого дома Одо Конар все время был окружен толпой рыцарей, с искренним интересом выспрашивавших у него подробности его похождений в Ирландии и в краю викингов. Они хотели, чтобы он без конца рассказывал о битвах, в которых сражался верхом на верном Торе, о своих боевых приемах и тактике ведения боя. Всякий раз, когда он отыскивал взглядом свою жену, он видел, что ее окружает точно такая же толпа. Бароны не желали упускать случая лишний раз поболтать с такой обворожительной красавицей, а поскольку многих из них связывала с графом Мэноном старая дружба, они с удовольствием старались заверить ее в том, каким чудесным человеком был ее отец. Временами до Конара доносились обрывки ее разговоров. Бароны не скрывали, насколько их благополучие зависит от защиты, которую гарантирует им ее крепость. Они дружно восхищались тем, что ей удалось найти себе в мужья такого доблестного воина.

— Увы, миледи, — говорили они. — Нынче мы можем полагаться лишь на себя да на соседей, ведь из Парижа помощи ждать не приходится!

Речь Мелисанды не уступала им в находчивости и остроумии. Она на равных обсуждала с баронами, какие места на побережье наиболее уязвимы для нападения с моря и какую опасность могут представлять для местных жителей достаточно полноводные реки.

Позже он увидел ее в обществе Одо и Жоффрея и в сердце его вспыхнула жгучая ревность. Нет, он не сомневался, что Мелисанда ненавидит Жоффрея всей душой. Она поздоровалась с ним, поскольку Одо не допустил бы сегодня свары в своем доме, но Конару были понятны и ее ледяной тон, и гордо поднятый подбородок.

Он даже подумал с иронией, что сей муж, по всей видимости, вызывает в ней все же большее отвращение чем он сам.

Но вот пришло время трапезы, и новобрачные рука руку уселись во главе стола. Они почти не разговаривали друг с другом, так как все их внимание было поглощено окружающими. Одо щедро заплатил сенешалям из Ирландии, которые в подробностях рассказали присутствующим славную историю породнившихся сегодня семейств, а после них публику развлекали певцы, жонглеры, шуты и даже дрессированные медведи.

Пир близился, к завершению, когда Мари де Тресси появилась позади кресла своей хозяйки; Мелисанда встала и покинула зал. Гости мгновенно заметили ее отсутствие, и в адрес Конара посыпались многочисленные шуточки, причем далеко не всегда пристойного содержания. Но они лишь подогревали в нем нетерпение. Он больше не в силах был ждать.

Когда он вошел в опочивальню, комната была погружена в полутьму. Лишь тускло светились угли в очаге.

В какой-то момент он с ужасом подумал, что ее здесь нет.

Но вот его глаза уловили легкое движение возле очага. Она сидела в кресле перед огнем, судорожно вцепившись в подлокотники. Она ждала его.

Он нарочито громко стукнул щеколдой, давая ей знать, что уже пришел, и прислонился к двери.

Он увидел, как Мелисанда поднялась с кресла. Она снова была в серебристых одеждах, но теперь эта тончайшая рубашка лишь едва прикрывала ее восхитительное тело. На мгновение она замерла, глядя на него с другого конца комнаты. Ему показалось, что ее все еще бьет дрожь.

Она грациозно изогнулась, собрав на затылке волосы. Он заворожено следил за каждым движением ее тела. Словно во сне она распустила узел на вороте своей рубашки, которая бесшумно соскользнула на пол.

Она перешагнула через нее и направилась к нему, в двух шагах от него она вдруг остановилась, но в следующее мгновение она уже прижималась к нему всем телом.

Он почувствовал, с какой ответной готовностью напряглось его тело, но постарался овладеть собой, сжимая ее в объятиях. Ее губы имели вкус сладчайшего вина.

Он с трудом оторвался от них.

— Сколько тебе пришлось выпить, чтобы решиться на это? — нежно прошептал он.

Она обожгла его огнем своих фиалковых глаз.

— Не так уж и много…

— Ну что ж, продолжай.

— Продолжать?

— Раздень меня.

Она заметно побледнела, но не собиралась идти на попятную. Он решил, что может немного облегчить ее задачу, и сам снял перевязь с мечом, мантию и рубашку. Затем он вновь прижал ее к себе, весь горя от страсти, ощущая такой же огонь в ее трепещущем теле. Она мягко высвободилась, помогая ему раздеться до конца. Она легко прикасалась к его телу, целовала его плечи, шею, ее нежные соски то и дело возбуждающе касались груди, вздымавшейся от участившегося дыхания. Ему казалось, что он не выдержит этой сладостной муки, что сердце вот-вот выскочит из груди. Едва сознавая что он делает, Конар сбросил сапоги и панталоны. Она замерла перед ним.

— Свежая, благоухающая, покорная и возбуждающая, — прошептал он.

— Я не могу…

— Леди, вы уже прошли половину пути!

Она стала нежно гладить его плечи, целовать лицо и грудь. Потом страстно прильнула к нему всем телом, не переставая ласкать его.

Когда пальцы ее нежно коснулись его мужского орудия, готового к любви, и осторожно сжали его, он не в силах был сдержать хриплого стона; его тело судорожно напряглось в ожидании приближающегося наслаждения. На мгновение она расслабила пальцы.

— Господи Иисусе, нет! — быстро шепнул он. Колени его стали ватными, ему пришлось прислониться к двери, чтобы не упасть. — Господи Иисусе, не останавливайся!

Ее темноволосая головка склонилась перед ним, она опустилась на колени. У него снова перехватило дыхание, он вздрогнул, словно пронзенный молнией когда ее губы нерешительно коснулись его напряженной горящей плоти.

— Боже!

Его пальцы погрузились в теплый шелк ее волос. Она больше не колебалась. Ее влажный, теплый язык скользил по его напряженной плоти, лаская и будоража.

Он наслаждался этими мгновениями любовного экстаза. Но вот наслаждение стало таким острым, что причинило ему боль — так сильно он желал ее. С хриплым диким криком он подхватил ее на руки и с силой опустил ее на свою пылающую жаждущую плоть. Она широко распахнула глаза, испугавшись его необузданной силы, и тихо вскрикнула, обхватив ногами его талию.

Она подчинилась…

Никогда в своей жизни он не испытывал такого всплеска страсти. Никогда еще он так остро не жаждал обладать женщиной, как сейчас. Никогда еще с таким наслаждением он не погружался в мягкую женскую плоть. Сжигавшая его лихорадка заставила забыть обо всем. Он стал двигаться, все яростнее проникая в нее, все настойчивее желая утопить разбуженное желание, которое, словно лавина, стремительно несло его неведомо куда. Но вот еще несколько мучительных судорог — и его семя извергается во влажную, теплую ночь Мелисанды.

Она бессильно замерла в его объятиях. Ему оставалось молиться лишь о том, чтобы он случайно не повредил ее, дав волю своим желаниям. Осторожно, словно ребенка, он подхватил ее и отнес на кровать.

— Я больше никогда не буду сомневаться в том, что ты держишь данное тобою слово, — нежно прошептал он.

— А как насчет вас, милорд? — спросила она, наконец открыв глаза.

— Я не откажусь ни от единого слова, данного тебе, Мелисанда. Я никогда не позволю тебе покинуть меня.