— Я СДЕЛАЛ это, Саймон Наваррский!

Убить Ричарда не составило бы особого труда. Несмотря на свой огромный вес, он успел обрасти жирком, и мускулы его одрябли от вина и пива. Кроме того, он заметно уступал Саймону и в росте, и особенно — в искусстве боя. Однако убийством Ричарда Элис не спасешь, и это Саймон хорошо понимал.

Да, если бы не Элис, все было бы совсем просто. Свернуть Честному Ричарду его толстую шею и бежать.

Впрочем, если бы не Элис, он вообще не попал бы в эту ловушку. Если бы не Элис, у Ричарда не было бы никакой власти над своим чародеем.

Саймон присел на стул, продолжая с деланым равнодушием посматривать на своего лорда.

— И чего же вы хотите от меня, милорд? — спросил он, заранее зная ответ.

— Того же, что и всегда. Преданности. Помощи в моих делах, в которые ты посвящен.

— Вы хотите, чтобы я убил короля.

— Как грубо! — протестующим тоном крикнул Ричард и тут же добавил совершенно спокойно:

— Одним словом — да.

— Что заставляет вас думать, будто я не намерен помогать вам в этом деле? — спросил Саймон. — Ведь ваши интересы — это и мои интересы. Согласитесь, куда почетнее быть слугой английского короля, чем какого-то ничтожного графа.

На секунду лицо Ричарда потемнело от гнева, но он тут же заставил себя рассмеяться.

— Твоя прямота, Грендель, просто очаровательна! Поверь, я нисколько не сомневаюсь в твоей преданности. Просто лишний раз хочу убедиться в том, что не нажил себе тайных врагов среди своих единомышленников.

— А я хочу узнать, будет ли леди Элис казнена за преступление, которого она не совершала.

— Вот как? — с любопытством переспросил Ричард. — Ты ОЧЕНЬ хочешь это узнать?

— Да нет, не то чтобы очень. Элис достаточно умна, но не очень красива. Главное ее сокровище — родство с вами, Ричард. Если вы объявите о разрыве родственных связей с Элис, она потеряет для меня всякую привлекательность. Я же поступлю так, как вы прикажете.

— Я почти полностью верю тебе, Грендель. Но ты должен признаться, что слишком долго тянул с приготовлением зелья, слишком долго. И вел себя при этом как-то… странно, что ли. Рассеянно. Тогда я было подумал, что сердце моего чародея лежит у ног моей сестрицы.

Саймон просто посмотрел на Ричарда, и тот расхохотался.

— Дурачил меня, — сказал он. — Но я должен был сам догадаться, что ты не подвержен этой слабости. Единственное, чего я не могу понять до сих пор, — почему ты все-таки выбрал Элис, а не ее сестру-красавицу. Вот рядом с той любой может потерять голову, это уж точно.

— Оставил ее для вас, милорд, — бархатно сказал Саймон.

— Теперь я точно уложу ее в свою постель, — самодовольно заявил Ричард. — Сразу же, как только она оправится от своей желудочной болезни. Терпеть не могу, когда женщину тошнит. Вот у покойной Хедвиги желудок был что надо. Уж как я боялся, что яд в нем не удержится, но ничего, господь оказался на моей стороне.

— В самом деле, — пробормотал Саймон. Ричард сказал, наклоняясь к нему через стол:

— А знаешь, что оказалось самым ужасным во всем этом деле? Ее вдруг обуяла похоть! — и он передернулся с явным отвращением.

— Да, это одно из проявлений действия яда, — кивнул Саймон, чей мозг в эти секунды работал необычайно быстро.

Итак, Ричард не знает о том, что Клер сбежала. На этом можно сыграть, хотя Саймон еще не представлял как.

— Я уже собирался придушить ее, но тут она, по счастью, пустила пену изо рта и умерла.

— Очень удачно, — согласился Саймон, поправляя спрятанную под плащом правую руку, пальцы которой судорожно сжались в кулак от ярости. — Когда мы едем ко двору короля, милорд?

На лице Ричарда появилась лучезарная улыбка.

— Узнаю моего Гренделя. Сейчас, как ты знаешь, я нахожусь в трауре по своей жене. Но покойная Хедвига приходилась кузиной Его Величеству, и юный король вместе со своим регентом наверняка согласятся принять мои соболезнования.

— А что будет с Элис? — спросил Саймон как можно более беззаботным тоном. — Если она вам больше не нужна, может быть, лучше будет отпустить ее на все четыре стороны?

— Как ты трогательно заботишься о своей женушке, Грендель!

— Я надеялся, что вы меня достаточно хорошо знаете, милорд. Элис не нужна мне. Это лишняя помеха. Отправьте ее назад, в монастырь, и пусть она замаливает там свои грехи. За стенами монастыря она не будет представлять для вас никакой опасности.

— А что, если она ждет ребенка? — ласково спросил Ричард. — Или она по-прежнему девственница?

Саймон не имел ни малейшего желания отвечать на этот вопрос. Но деваться некуда.

— Она больше не девушка, — слукавил Саймон, — но что касается ребенка, то я не думаю, чтобы она успела забеременеть.

— Арабские штучки, да, Грендель? — ухмыльнулся Ричард. — Знаю, знаю, сам их не раз применял.

— Значит, вы освободите ее из подземелья? — небрежно спросил Саймон. Как же тяжело ему было делать вид, что судьба Элис его совершенно не заботит!

— Конечно, нет, Грендель. Я опасаюсь за ее жизнь. Слухи среди слуг распространяются мгновенно, и нет сомнения в том, что большинство обитателей замка ненавидят Элис. Они считают ее ведьмой и убийцей моей жены, боятся ее так же, как и тебя. Только чародея они не посмеют тронуть, а вот ее могут и на куски разорвать. — Ричард снова улыбнулся и закончил:

— Кроме того, мне нужны гарантии того, что я сам не получу от тебя нож в спину. Решено: мы возьмем Элис с собой.

— Поверьте, мне совершенно безразлична эта женщина. Разумеется, я никогда не пойду против вас, но при чем тут Элис?

— Ты что-то слишком много спрашиваешь о ней? А, Грендель?

Саймон изобразил на своем лице холодную улыбку.

— Ведь, по правде говоря, Элис ни в чем не виновата. Должна же быть в мире какая-то справедливость?

— Зачем тебе это? У тебя нет совести, Грендель. Мне думается, что и сердца у тебя тоже нет. Все, хватит. Леди Элис последует вместе с нами ко двору короля, и мы представим ее Его Величеству.

— Боюсь, что это невозможно. Она не умеет ездить верхом. — Саймон изо всех сил старался скрыть свое отчаяние, но не был уверен в том, что ему удалось обмануть на этот раз бдительность Ричарда.

— Это не проблема, приятель. Она поедет в повозке с решетками на окнах.


Клер казалось, что этой ночи не будет конца. Наконец под утро ей удалось ненадолго задремать, свернувшись клубком под стволом поваленного дерева. Платье ее промокло от дождя и от мокрой травы. Рука распухла и причиняла адскую боль при каждом движении. Кроме того, Клер была зверски голодна.

Клер отлично понимала, что в этом огромном лесу она не одна, только не знала, кого ей больше бояться — диких зверей или человека. Встреча как с тем, так и с другим грозила смертью. Клер знала, что ни зверя, ни человека уговорить не удастся, да и не умела она уговаривать.

Когда она проснулась, было раннее утро. Дождь кончился, но небо оставалось хмурым, и рассеянные лучи солнца едва проникали сквозь густые переплетения ветвей. Клер хотела осторожно высунуть голову из своего убежища, но ее волосы запутались в сучках. Она дернулась посильнее и тут же взвизгнула от боли. Немедленно напомнило о себе поврежденное запястье, и боль стала просто нестерпимой. Клер освободила застрявшие волосы здоровой рукой. На сучках остались длинные золотистые пряди. Наконец ей удалось выбраться наружу.

Лошадь бесследно исчезла. Без седла, без всадника, она, наверное, носилась сейчас где-нибудь по лесу, упиваясь свободой после долгого пребывания в конюшне. Клер мысленно пожелала ей удачи, не сердясь за вчерашнее, хотя именно из-за своей любимицы она сломала руку.

Клер чихнула три раза подряд и подумала о том, что, кроме перелома, ей теперь обеспечена еще и простуда. Она мечтала о сухой теплой одежде, о горячем завтраке. Мечтала о том, чтобы рядом с нею была старшая сестра, которая сумеет унять боль в запястье, приложив к нему травяную мазь, а потом будет ухаживать за больной…

Увы, Клер была одна и ухаживать за ней было некому.

Она подобрала юбки и побрела вперед, надеясь, что идет она на северо-запад, туда, где за стенами монастыря Святой Анны живут добрые сестры-монахини.

По пути Клер срывала попадавшиеся ей ягоды, напилась воды из родника. Солнце поднялось выше, но так и не смогло подсушить грязь, оставшуюся после дождя. Клер приходилось тащиться по лужам, ступая по скользкой глине в своих безнадежно промокших туфлях. Дорогой она с тревогой думала об Элис. Сестра теперь в руках бессердечного злого колдуна. Оставалось лишь молиться за Элис.

Еще Клер молилась за себя, прося небеса послать ей спасение и указать верный путь к нему.

Она молилась и за своего сводного брата, хотя и подозревала, что эта молитва вряд ли будет услышана, разве только милосердие господне в самом деле безгранично.

Клер молилась даже за пропавшую лошадь, прося для нее надежного укрытия, и не в конюшне брата, но где-нибудь в другом месте, там, где ее будут любить и холить.

Как ей хотелось найти такое же убежище и для себя самой!

И была еще одна душа, о спасении которой она молилась, перебираясь через лужи и корневища деревьев, торчащие из грязи, — душа сэра Томаса де Реймера — стойкого, преданного рыцаря, уехавшего, чтобы оплакать свою жену.

Клер зацепилась ногой за торчащий корень, поскользнулась, упала на раненую руку и от боли у нее потемнело в глазах. На какое-то мгновение она увидела себя со стороны — несчастную, голодную, валяющуюся в грязи, и ей стало нестерпимо жаль саму себя. Клер заплакала навзрыд от боли, от страха и от раскаяния. Она плакала и звала сквозь слезы Томаса — единственного человека, который мог бы ее спасти.

Она лежала в грязи и отчаянно рыдала, сердито колотя по земле ногами. Томас услышал ее издалека.

С характером леди Клер Томас был уже знаком. Он знал, что она всегда добивалась своего, потому что умела очаровывать людей, и умело пользовалась этим. Со стороны она казалась капризной и упрямой, знающей себе цену красавицей, но немногие были способны понять, что у этой красавицы есть сердце.