И Саймон вознесся вместе с нею.

Глава 21

Саймон обернул маленькое ослабевшее тело жены мокрым платьем и легко поднял на руки. Она слабо прижалась к его груди, но глаза так и не открыла.

Он отнес ее вниз, в их комнату, где ярко пылал камин, наполняя воздух теплом и ароматом горячей смолы, и нежно уложил Элис на постель, бросив на пол ее промокшую одежду. Потом он укутал Элис меховыми одеялами, наклонился, поправил мокрую, упавшую на лоб прядь, обхватил ее лицо ладонями и заглянул ей в глаза. Элис не знала, что он сможет прочитать в них. Раскаяние? Осуждение? Смущение?

Она выпростала из-под одеяла руки, накрыла пальцы Саймона своими ладонями. Их руки легли друг на друга так легко и привычно, словно были созданы для этого самой природой.

— Ты мой, — прошептала Элис.

Эти слова поразили Саймона — настолько они не вязались с его представлением об Элис как о девушке, одержимой страстью к самопожертвованию.

«Ты мой», — сказала она, и Саймон знал, что так оно и есть.

— Спи, Элис, — прошептал он, нежно проводя кончиком пальца по ее припухшей губе.

«Я слишком сильно целовал ее», — подумал он.

Наверное, он должен был чувствовать себя виноватым и за припухший рот Элис, и за те метки, которые оставили на ее теле его руки, но он не сожалеет ни о чем. Была лишь радость оттого, что между ними произошло, оттого, что отныне Элис принадлежит ему, а он — ей. Сколько бы ни продолжалось их счастье, они должны благодарить за него судьбу.

Саймон хотел подняться, но Элис схватила его за руку.

— Не уходи, — сказала она.

Он посмотрел в лицо Элис — бледное, усталое, обрамленное влажными прядями. Она выглядела так, как и должна выглядеть женщина, досыта упившаяся любовью.

Эта любовь окажется для него губительной.

Сейчас он мог осторожно освободиться от рук Элис, нежно поцеловать ее и уйти. Он вступал в этот брак по расчету, собираясь расторгнуть узы, как только все задуманное будет выполнено. Когда наступит решающая минута, ему придется действовать быстро. Он должен будет исчезнуть отсюда, бросив не только жену, но и массу необходимых вещей. Он сможет взять с собой только Годфри да то, что поместится в дорожный мешок.

А Элис из Соммерседжа, или, точнее, Элис Наваррскую, в мешок не положишь да и на лошадь не усадишь. Лошадей она панически боится и ездить верхом не умеет, а ведь скорость, с которой Саймону удастся бежать отсюда, будет залогом успеха всего дела. Элис свяжет ему руки. Так что чем скорее он избавится от нее, тем лучше.

Она все еще держала его за руку, и Саймон чувствовал, что если ему и удастся порвать с Элис, то не сегодня, не сейчас.

— Я не уйду, — сказал он.

Потом лег рядом и заключил Элис в свои объятия.

Когда Элис проснулась, комната была пуста.

Ее мокрое платье валялось на полу, а сама она, совершенно обнаженная, лежала под меховым одеялом. Угли в камине тускло светились, а проникавшие в окно лучи холодного солнца ложились на пол узким квадратом. Гроза кончилась, но небо оставалось хмурым и неприветливым.

«Я не уйду», — сказал он вчера и не ушел, и ночь превратилась в любовный пожар. Саймон открывал ей такое, о чем Элис не могла и подумать. Оказалось, что в любви позволительно буквально все. Они до самого утра ласкали и любили друг друга, укрывшись в чудесном мире, который принадлежал только им двоим.

Но вот настало утро, и Саймон все же ушел, и Элис осталась одна.

Она села на постели, прислушиваясь к своему телу, наполненному новыми ощущениями. Вдруг она почувствовала, что происходит неладное. Страшное и опасное. Элис скатилась с кровати и принялась искать, чем ей прикрыть свою наготу. Кроме мокрого платья, лежавшего на полу, ничего не подвернулось ей под руку, и Элис закуталась в накидку Саймона. Она оказалась слишком велика, низ волочился по полу, но, по крайней мере, Элис оказалась хотя бы не голой в тот момент, когда в комнату ворвались вооруженные люди.

— Вы пойдете со мной, миледи, — сказал один из них. Она смутно припомнила лицо этого рыцаря, которого встречала в Большом зале.

Она задавала вопросы, но они оставались без ответа. Ее попытки протестовать или вырываться, разумеется, оказались безуспешными. Элис просто подхватили под руки и поволокли прочь из комнаты.

Она пыталась кричать, пыталась звать на помощь Саймона, но кто-то грубо зажал ей рот ладонью, и Элис примолкла. Она пыталась лягнуть кого-нибудь из своих похитителей, но что толку колотить босой ногой о высокие жесткие сапоги. Она попыталась укусить державшую ее руку, и тогда Элис рванули за волосы так сильно и так больно, что у нее потемнело в глазах, и она потеряла сознание.

Очнулась Элис в темноте и в первый момент решила, что уже умерла и находится на том свете. Ей было нестерпимо холодно, где-то рядом раздавалось противное шуршание. Должно быть, мыши, которых она, кстати говоря, тоже боялась.

Элис не закричала. Она заставила себя стиснуть зубы и сосредоточиться. Кричать в подземелье опасно, ведь эхо будет повторять крик вновь и вновь, до бесконечности, и тогда легко можно сойти с ума.

Элис заставила себя дышать глубоко и ровно, чтобы успокоиться. Надо подумать. Поразмыслить холодно и трезво. Элис отлично понимала, где она находится, хотя была до этого в подземельях Соммерседж-Кип всего только раз. Вполне достаточно, чтобы навсегда запомнить такое местечко.

Кто бросил ее сюда? Тоже не вопрос. Такой приказ мог отдать только один человек — ее собственный сводный брат. Но вот зачем — непонятно. Ведь Элис не сделала ему ничего дурного.

Причина была совершенно непонятной для Элис. Не мог ли Ричард бросить ее в темницу по просьбе своего чародея? Может быть, Саймон разочаровался в Элис и решил таким образом от нее избавиться? Мог ли он пойти на такое? Кто его знает? Но если Саймон уговорил Ричарда упрятать потерявшую всякую ценность в его игре Элис в этот темный подвал, тогда ей предстоит оставаться здесь до конца жизни.

Она села, обхватила себя за плечи, пытаясь хотя бы немного согреться, и вдруг увидела слабый свет, исходивший от дальней стены. Она пошла навстречу мерцанию и уткнулась в железную решетку, отделявшую ее темницу от соседней. Та оказалась слабо освещена пробивавшимися откуда-то лучами солнца и больше походила на склеп. И склеп этот был обитаем.

На каменном полу по ту сторону решетки лежала женщина, и Элис с одного взгляда определила, что та мертва. Телом покойница была куда крупнее, чем Клер, и у Элис невольно вырвался вздох облегчения.

Она подтянулась на руках, и, рассмотрев черты мертвого лица, вскрикнула от ужаса.

Леди Хедвига никогда больше не прочтет ей лекции о христианских обязанностях жены и никогда больше не отправится в паломничество по святым местам. Ее последнее путешествие закончилось здесь.


— Все очень просто, — негромко сказал Ричард.

На нем было траурное одеяние, в котором он принимал соболезнования от своих приближенных. Красные воспаленные глазки буравили придворного чародея, а когда Ричард наклонился вперед, на лице его сквозь маску притворной печали прорвалось ликование.

— Просто, милорд? — переспросил Саймон. Он был настороже, как всегда в те минуты, когда его жизни грозила смертельная опасность. Сейчас она вновь совсем рядом. Он понял это ранним утром, как только узнал о том, что леди Хедвига, жена Честного Ричарда, скончалась во сне.

— Не нужно недооценивать меня, Грендель, — ответил Ричард, разглаживая толстым пальцем слипшиеся от пива усы. — Я не глупее тебя. Хедвига всегда была камнем на моей шее, а твое зелье нужно было испробовать. К сожалению, моя миледи жена оказалась слабее, чем я ожидал.

— Вы убили ее, — сказал Саймон, стараясь сохранить спокойствие.

Произошедшее не стало для него слишком большой неожиданностью. Ричард был способен и не на такое. Однако Саймон не любил сюрпризов, особенно теперь, когда в его жизни появилась Элис.

— Была ли она убита или нет, покажет будущее, — сказал Ричард и широко улыбнулся.

— Что вы хотите этим сказать, милорд. — Саймон не понимал, в чем дело, и непонимание это могло оказаться смертельно опасным.

— Это вполне могло быть просто роковой случайностью, ошибкой. Может быть, Элис просто не рассчитала силу снадобья, которое она дала моей слабой, больной жене. Хочу надеяться, что все обстояло именно таким образом. Не могу же я считать свою сестру хладнокровной убийцей!

— Элис? — переспросил Саймон, прилагая все усилия к тому, чтобы не выдать своего волнения. — С чего это Элис было убивать вашу жену?

— Этого я не знаю, и это меня мало интересует, — признался Ричард. — Почему такая практичная, серьезная женщина, как Элис, решила убить Хедвигу? Наверное, причины для этого у нее были. Но факт остается фактом: несколько моих слуг и охранников готовы подтвердить, что видели, как Элис входила в комнату Хедвиги с кубком в одной руке и флаконом в другой. Элис была последней, кто видел Хедвигу в живых.

— Элис все время была в моей комнате…

— А вот ЭТОГО не видел НИКТО, Грендель. И никто не поверит тебе. Поверят мне и моим слугам.

— У нее не было никаких причин…

— Колдовство, Грендель. Она попала во власть демонам, и они заставили ее совершить это богопротивное дело, — и Ричард лениво отхлебнул из кубка, наполненного элем.

— Тогда это нельзя ставить ей в вину.

— Да, но как в таком случае можно изгнать демона? Только уничтожив того, кем он овладел. Тебе известно, что закон предписывает делать с женщинами, уличенными в колдовстве и убийстве? Их сжигают живьем на костре.

— Где она? — спросил Саймон хриплым голосом, совсем непохожим на его обычный, наводивший ужас на окружающих.

— В подземелье. В клетке рядом со склепом, в котором покоится тело леди Хедвиги. Пусть она видит дело рук своих и трепещет от страха и раскаяния.

— Вы не могли сделать этого.