— После этого вина ты уснешь, — спокойно заговорил Саймон, надеясь в глубине души, что сказанное им окажется правдой. — Я составлял сонное снадобье для леди Хедвиги.

Довольно топорная ложь, но сейчас ничего лучшего не пришло ему в голову. Не говорить же Элис, ЧТО это на самом деле за снадобье и для КОГО оно предназначено?

— Зачем ты налил его в кубок?

— Я хотел проверить его на себе, прежде чем давать другим.

— На себе?

Голос ее прозвучал приглушенно, и по остановившимся зрачкам Саймон понял, что проклятое зелье начинает действовать. Через несколько минут она крепко уснет, а проснувшись, не вспомнит ни единого слова из их разговора.

— Я подумал, что так будет лучше. Принять снотворное — это единственный способ уснуть, так и не притронувшись к тебе.

— А разве ты не хочешь притронуться ко мне? — прошептала Элис.

Она хотела его. Маленькая девственница, выросшая в монастыре, боявшаяся лошадей и грозы, она хотела его, колдуна и черного мага из Соммерседжа!

Голова Элис откинулась назад, и его взору открылась ее длинная лебединая шея. -

«Что будет, если я прикоснусь к ней сейчас губами?» — подумал Саймон.

Элис упала на подушки, чувствуя, каким тяжелым и неподвижным становится ее тело. Яд медленно растекался по жилам, опутывал Элис своей паутиной.

— Я боюсь тебя, — сказал Саймон, зная о том, что, проснувшись, она не вспомнит ни единого слова. — Боюсь любить тебя.

Слипающиеся веки Элис чуть дрогнули.

— Боишься заняться со мной любовью? — чуть слышно спросила она.

— Нет, — грустно ответил Саймон. — Боюсь, потому что мое сердце отвыкло от любви. Оно не выдержит такого переживания. Я боюсь, что любовь погубит меня.

Глаза Элис уже закрылись, но губы еще нашли силы, чтобы улыбнуться.

— В таком случае, — прошептала она, — тебя нужно погубить.

Она уснула. Это был не обычный сон, а тяжелое наркотическое забытье на грани жизни и смерти. Саймон был бессилен. Он мог лишь сидеть и смотреть на спящую Элис. Она лежала неподвижно и тихо дышала. Мерно поднималась и опускалась под тонкой тканью ее маленькая грудь, легко трепетали опущенные веки с просвечивающими голубыми ниточками вен.

Саймон вытянулся на кровати рядом с Элис, прижимаясь к ней всем телом. Несколько раз Элис принималась что-то говорить во сне. С ее языка срывались бессвязные слова, — очевидно, такие же бессвязные, как и ее сновидения, навеянные наркотиком. Вдруг она открыла глаза и какое-то время слепо всматривалась в лицо Саймона. Потом, облегченно закрыв их, снова откинулась на спину и погрузилась в забытье.

Элис выглядела сейчас трогательно-доверчивой, но Саймон ненавидел ее. Ненавидел свою слабость по отношению к ней. Ненавидел себя за то, что сидит возле этой женщины словно верный пес, в то время как мог бы поручить это Годфри. Его слуга был опытным человеком и вполне мог бы понаблюдать за тем, как организм Элис сражается с отравой. Но Саймон не мог позвать Годфри, не мог позволить ему занять место возле спящей Элис.

И сам не мог отойти от нее ни на шаг. Саймон обнял Элис, и когда его изуродованная правая рука легла возле лица Элис, он поразился контрасту.

Он не мог даже подумать о том, что с ним будет, если Элис умрет. А ведь за свою жизнь он повидал немало смертей. Видел, как умирают женщины и дети, молодые, полные сил мужчины и убеленные сединами старики. Сколько смертей! Если к этому ряду добавится еще и смерть Элис, чаша его страданий переполнится.

Ближе к утру Элис еще раз открыла глаза, и взгляд их был глубок и спокоен. Саймон всмотрелся и понял, что она умирает: именно такой взгляд бывает у человека перед тем, как его душе предстоит покинуть бренное тело. Гнев и отчаяние охватили Саймона, и он застыл словно изваяние, неподвижно и неотрывно глядя в лицо Элис.

Она потянулась вперед, коснулась своими пальцами щеки Саймона и тихо прошептала:

— Я умираю?

— Нет, — солгал Саймон.

На лице Элис появилась легкая улыбка.

— Хорошо. Мне не хотелось бы умереть девственницей.

И она поцеловала Саймона.

Пока он приходил в себя от неожиданности, Элис вновь прилегла и спросила, слегка приподняв брови.

— Я все сделала правильно?

Саймон почувствовал, что начинает терять рассудок. Он упал на Элис сверху, прикрыв ее всю своим большим телом, подложил руку ей под голову и прошептал:

— У тебя мало опыта, но это поправимо.

С этими словами он припал к губам Элис — мягким, горьковато пахнущим травами и вином. Как желанна была ему эта женщина, как нужна она была ему! Саймон безумно хотел Элис, хотел ее нежное мягкое тело. Плоть его затвердела, подчиняя своему дикому желанию волю Саймона.

Саймону хватило одного движения, чтобы спустить платье Элис до самого пояса. Обнажилась грудь — два маленьких упругих полушария. Саймон обхватил их своими ладонями, лаская, сжимая, чувствуя, как твердеют ее соски под его пальцами. Он поднял голову и посмотрел в лицо Элис. Оно было по-прежнему безмятежным, сонным, мечтательным.

Саймон понял, что теперь его ничто и никто не остановит, даже он сам.

Он прижался губами к груди Элис, к ее нежным соскам, и Элис негромко застонала от наслаждения. Что-то подсказало ей, как она должна действовать.

Элис покрепче обняла Саймона, прижимая его к себе, глядя на него неподвижными глазами, черными от заполнивших их зрачков. Он положил руку между ног Элис, и она испуганно вздрогнула. Но природа и тут взяла свое — бедра Элис приподнялись, словно говоря, что она хочет большего.

Саймон задрал ее юбки, и Элис негромко ахнула — такой звук, наверное, мог бы издать испуганный ангел. В замутненном ее взгляде промелькнул страх, смешанный с желанием. На какой-то миг Саймону показалось, что луч света прорвался сквозь туман, обволакивающий сознание. Саймон в эту секунду должен был бы остановиться. Но Грендель, живший внутри его, остановиться уже не мог.

Руки Элис скользнули вверх по телу Саймона, снимая с него рубашку. Она промелькнула в воздухе и упала на пол, белея в предрассветном сумраке, словно подстреленная птица. Глаза Элис были закрыты, от ее тела волнами распространялся жар.

Она больше не боялась Саймона, может быть, благодаря наркотику, а может быть, и нет. Сейчас ему было не до того, чтобы думать о таких вещах. Одурманенная травами или нет, в сознании или без сознания, но она принадлежала ему, и он желал взять ее сейчас, немедленно, не думая, чем этот поступок может обернуться завтра.

Он страстно хотел ее. Прикосновение пальцев Элис к его обнаженной груди делало желание нестерпимым, сводило с ума. Саймон исступленно целовал грудь Элис, ее обнаженную шею, все ее пылающее огнем нежное тело.

В глубине души Саймон понимал, что поступает не правильно. Он готов был отрубить себе руки, но оказался не в силах остановить их. Руки сами вели дело к неизбежной развязке. Ладонь Саймона словно сама собой оказалась между ног Элис, пальцы погружались все глубже, все дальше, во влажное лоно, хранящее свою девственность.

Элис стало больно, и она вскрикнула. Саймон поцеловал ее, и она ответила поцелуем. Элис прижималась к Саймону всем телом, распластавшись под ним, и отвечала на каждое его движение так пылко, что чувства Саймона окончательно пришли в смятение. Он чувствовал ее страсть и яростный пыл, и горечь.

Только одного чувства не хватало в этой гамме — чувства любви.

Лицо Элис стало мокрым от слез, и Саймон нежно стер их тыльной стороной ладони, безуспешно подыскивая слова, которые должен был бы сказать после всего, что случилось. Попросить у нее прощения? Или потребовать по праву мужа еще большего?

Элис открыла глаза, посмотрела в лицо Саймону и сказала:

— Я ненавижу тебя.

— Я знаю, — ответил он.

— Если ты снова притронешься ко мне, я решу, что ты и в самом деле не мужчина.

— Я знаю.

Элис нашла глаза Саймона своими глазами — широко раскрытыми, удивленными, разгневанными.

— Я люблю тебя, — низким голосом выдохнула она, и слова ее прозвучали как стон.

— Я знаю, — в третий раз ответил Саймон и поцеловал ее.

Глаза Элис закатились, и она снова погрузилась в сон, но на сей раз самый обыкновенный, и легко задышала, свернувшись клубочком рядом с Саймоном.

Саймон замер, не веря своим глазам, затем осторожно прилег рядом с Элис и наконец расхохотался — громко и свободно, так, как не смеялся уже много лет. Чего только не бывает в этой жизни! Всего лишь полчаса тому назад Элис умирала, и вот она уже спокойно спит, и совершенно очевидно, что больше ей ничто не угрожает.

Она не умрет, его маленькая, спящая возле него жена.

Он не убил ее — так же, как не сможет теперь убить и мальчика-короля. Он не сделает этого ни ради денег, ни ради власти, которую мог бы получить взамен. Нет, вместо этого он, воспользовавшись своим положением мага, объявит Ричарду о том, что убийство короля невозможно, ибо так говорят звезды. Главное — подвести Ричарда к отмене прежних планов таким образом, чтобы это выглядело его собственным решением. Что ж, до сих пор подобные трюки Саймону удавались. Как-то будет на этот раз…

Элис прижалась к Саймону еще теснее, бормоча что-то сквозь сон. Саймон нежно погладил ее по волосам. Она вздохнула. Саймон подумал о том, что наутро, проснувшись, она уже не станет так доверчиво прижиматься к нему. Она преисполнится к нему отвращением — как мог он так грубо и нелепо лишить ее девственности. Впрочем, не только Элис проснется наутро другим человеком, другим человеком стал в эту ночь и он сам. Ему никогда уже не быть прежним Саймоном Наваррским, придворным магом и чародеем Честного Ричарда, его Гренделем.

Клер лежала одна в комнате, которую до сегодняшнего дня делила с сестрой. Она страдала от собственного бессилия. Глаза ее оставались сухими. Сэр Томас давно ушел, сразу после того, как довел Клер до двери спальни, и с тех пор больше не возвращался. Не было никого из служанок, даже Мадлен куда-то запропастилась. Клер была предоставлена самой себе, и некому было прийти ей на помощь, вздумай ее похотливый брат повторить свою попытку силой овладеть ею, попирая все законы — и человеческие, и те, что даны нам самим богом.