– Да-да, мисс Маргарет.

– А, так вы ее мама, – сказала старушка и понимающе закивала, беря из рук Кейт сверток.

– Нет, – смущенно произнесла Кейт. – Ведь ее мама…

– Сейчас с ангелами, – продолжила старушка, прижимая сверток к груди. – Я знаю. Я говорю о другой…

Кейт потеряла дар речи.

– Вы видели ангелов? – склонив голову набок, спросила старушка.

Ошеломленная Кейт отрицательно покачала головой.

– О нет, вы видели. Вы их, конечно же, видели. Это милые девочки, которые ушли раньше нас… Это наши любимые сестры. Разве они не ангелы?

– Вы говорите о Вилле? О моей сестре Вилле?

– Да, – сказала старушка. Она подняла к небу свои голубые глаза, перекрестилась и снова посмотрела на Кейт. – Ведь ты Мария, правда? Пресвятая мать…

– Мария? Да нет, я… – начала Кейт и замолчала, внезапно все поняв.

Очевидно, старушка страдала болезнью Альцгеймера или чем-то в этом роде, и она думала, что к ней явилась Дева Мария. Возле ног старушки проскользнул Брейнер, и Кейт с облегчением обняла его.

– Ведь ты обязательно позаботишься о них, Пресвятая Дева? О моих сыновьях? И о наших сестрах? И обо всех ушедших от нас девочках? Об убитых девочках? И обо всех злых, жестоких мальчишках… – глаза женщины светились лихорадочным, восторженным огнем.

Одной рукой она стискивала запястье Кейт, а другой прижимала к груди сверток.

Кейт не знала, что следовало сказать или сделать в такой ситуации. Она была ученым и не особо интересовалась религией. Однако, как не раз повторяла ей Вилла, она была чрезвычайно жалостлива и сострадательна, и теперь, вспомнив слова сестры, Кейт поняла, как должна поступить. Она улыбнулась, глядя в глаза старушке, наклонилась к ней и поцеловала ее в лоб. В воздухе распространился аромат пудры, пахнущей розами.

– Конечно, – прошептала Кейт, и у нее сдавило горло при воспоминании об убитых девушках.

Потрепав на прощание Брейнера, Кейт сбежала по ступенькам вниз. Она все еще чувствовала сладковатый запах пудры, и от этого у нее немного кружилась голова. Кейт не ходила в церковь, никогда не молилась, и в том, что невольно сыграла сейчас роль Девы Марии, она не видела ничего плохого. Напротив, на душе у нее было светло и радостно, как будто она сама только что получила благословение.

Помахав на прощание старушке, Кейт выехала с подъездной дороги. Она надеялась, что женщина не забудет передать сверток Мэгги. Бонни стояла на заднем сиденье и лаяла, прощаясь с Брейнером, пока дом не исчез из виду. Кейт вывела машину на шоссе и поехала на восток, по направлению к Ньюпорту, на поиски своей пропавшей сестры.

Для Мэгги субботний день оказался настоящим испытанием.

Ей удалось уговорить отца провести весь день вместе. Она надеялась, что они пойдут по магазинам, а потом в кино или в парк Фокстэйл, но в результате ей пришлось все утро скучать в офисе.

Иногда Мэгги удавалось вполне весело провести время у отца на работе. Там можно было пообщаться с секретаршами и помощниками юристов. В большинстве своем это были молодые дружелюбные женщины: они разрешали Мэгги сидеть за своими столами, печатать на компьютере и рисовать картинки на фирменной бумаге.

Но в тот день была суббота, да еще и Хэллоуин, и поэтому секретарши, старающиеся поскорее выполнить свою работу, и уйти домой, выглядели сердитыми и неприступными. Даже добрейшая Дамарис, секретарь отца, не захотела в то утро уделить внимание Мэгги.

– А мы пойдем в копировальную комнату? – заискивающе спросила Мэгги, надеясь, что Дамарис разрешит ей, как в прошлый раз, сделать снимки рук на цветной копировальной машине.

– Только не сейчас, солнышко. Твой папа хочет, чтобы я побыстрее сняла копии с этих документов, и тогда он сможет уйти домой и провести праздничный день с тобой и твоим братом.

– А мой брат сейчас с друзьями, – заметила Мэгги. – Он придет домой только пообедать, а потом пойдет на празднование Хэллоуина.

– Ну, тогда вы будете вдвоем с папой, – сказала Дама-рис, ни на секунду не переставая стучать по клавиатуре. – Это тоже хорошо.

– Сегодня вечером я оденусь для маскарада Эмилией Эрхарт, – доверительно сообщила Мэгги.

– Как здорово ты придумала, – произнесла Дамарис, не отрываясь от своей работы.

Мэгги разочарованно вздохнула: вероятно, если бы она сказала сейчас, что оденется Элейн, начальницей почтового отделения, или даже самой Дамарис, она услышала бы точно такой же ответ.

Поняв, что поговорить ей сегодня не удастся, Мэгги отправилась бродить по коридорам офиса. По субботам здесь было гораздо тише, чем в будние дни. Однако кое-кто работал и в выходные. Юристы, сняв пиджаки и засучив рукава, сидели за своими письменными столами и читали, читали, читали.

В библиотеке всегда были люди. Они сидели за длинными столами, в отдельных кабинах и работали на компьютерах. В основном это были стажеры – молодые люди, недавно закончившие юридические факультеты и помогающие в работе опытным адвокатам, таким, например, как Джон О'Рурк.

Бродя по офису, Мэгги решила раздобыть здесь какие-нибудь полезные мелочи для своего маскарадного костюма. Самого костюма, правда, еще не было. Отец обещал отправиться с ней после работы по магазинам, чтобы купить нужные вещи, но Мэгги не терпелось заняться своим костюмом прямо сейчас – хотя бы придумать эмблемы, символизирующие главные качества ее героини.

Она уже давно знала, кто такая Эмилия Эрхарт, но вчера вечером решила поискать о ней информацию в Интернете и нашла ее портрет. Эмилия оказалась очаровательной, симпатичной девушкой. На фотографиях она была в кожаной куртке, длинном белом шарфе и маленькой кепке. Кейт сказала, что Эмилия, прежде всего, была очень храброй, но, посмотрев фотографии, Мэгги увидела, что лицо летчицы излучало также жизнерадостность, любопытство и энтузиазм.

Для каждого из этих качеств требовалась своя эмблема.

Так, чтобы изобразить жизнерадостность, Мэгги решила надеть мамину золотую брошь в виде птички-колибри с изумрудными глазками. Эту брошку папа подарил маме на пятую годовщину их свадьбы в знак того, что мама была такая же веселая, быстрая и деятельная, как эта птичка. После смерти мамы эта брошка досталась Мэгги, и она дорожила ей больше всего на свете.

Символом любознательности, по замыслу Мэгги, должен был стать позаимствованный из библиотеки читательский билет. Он символизировал жажду познания и стремление человека к постижению наполняющих мир загадок. Разве не это побудило Эмилию Эрхарт совершить перелет через Тихий океан?

Энтузиазм должна была символизировать фотография, на которой они с Тедди находятся на вершине американских горок. Папа сфотографировал их с братом как раз перед тем, как их машина полетела в пропасть. Сердце Мэгги всегда обрывалось и летело вниз, когда она вспоминала этот момент.

Но вот храбрость…

Придумать эмблему для этого качества было сложнее всего.

Тем более, что сама Мэгги вовсе не была храброй. Напротив, она была ужасной трусихой. Она не выносила вида крови – ни своей собственной, ни чужой. Все дети обожали олененка Бэмби, но после гибели матери вид оленя вселял в нее ужас. Она подскакивала на месте от любого громкого звука. Ее отец прекрасно водил машину, но она всегда впадала в панику, если он превышал скорость. И, будь на то ее воля, американские горки были бы, по крайней мере, наполовину ниже.

Но теперь Мэгги должна была себе доказать, что она вовсе никакая не трусиха. Иначе она не имела бы права одеться на маскарад Эмилией Эрхарт.

Итак, прогуливаясь по офису, Мэгги высматривала, чем бы можно было проверить свою храбрость. Многие вещи в офисе нельзя было трогать: она это понимала и никогда бы не нарушила этого правила. Отец объяснил ей, что от юристов, работающих здесь, зависела жизнь и судьба многих людей и для успешной работы им была необходима строжайшая конфиденциальность. Поэтому он взял со своих детей клятвенное обещание, что они всегда будут хранить в тайне все услышанное и увиденное в офисе.

На работе у отца Мэгги было спокойно и уютно: здесь она всегда чувствовала себя в полной безопасности. Адвокатская контора размещалась в старинном кирпичном здании, построенном по проекту Стэнфорда Уайта – одного из лучших архитекторов XIX века, как говорил ей отец. Высокие окна смотрели на расположенное напротив гранитное здание суда. В офисе всегда было тихо и умиротворенно, но Мэгги ощущала важность всего происходящего здесь. Ее отец и другие адвокаты самозабвенно занимались своим делом, и офис казался священной обителью служителей Закона.

Мэгги слонялась по офису, разглядывая столы из орехового дерева, полки, заставленные книгами, и висящие на стенах пейзажи, принадлежащие кисти выдающихся художников девятнадцатого и двадцатого века и достойные украшать собой музеи и картинные галереи. В основном это были морские пейзажи, изображающие побережье Коннектикута и местные маяки. Мэгги бродила повсюду, водя пальцами по кожаной обивке стульев и гладко отполированной поверхности длинных столов, и размышляла о своем костюме для Хэллоуина, пытаясь придумать эмблему храбрости.

И вдруг ее осенила идея.

Отец работал в своем кабинете, изучая материалы по делу Меррилла. Повсюду были разложены различные документы: свидетельские показания, заключения психиатров, копии протоколов допросов. Желтоватая папка была засунута под стопку книг, но край ее предательски высовывался оттуда. Как только Мэгги увидела эту папку, сердце ее гулко заколотилось.

Отец что-то неистово выписывал из книги. Мэгги сделала глубокий вдох и подошла поближе.

– Папа, – позвала она.

– А, это ты, Мэгги, – отозвался он, не поднимая головы.

– Что ты делаешь? – спросила она, не сводя глаз с папки.

– Ну, ты же знаешь…

– А долго еще?

– Нет, недолго.

– Ты же говорил, что мы пойдем по магазинам.

– Пойдем, пойдем. Я управлюсь до обеда.