– Чем могу вам помочь, молодой господин?

При звуке незнакомого голоса Робин вздрогнул и устремил взгляд на Тайлера.

– Я за чем-то пришел сюда, но забыл за чем. Ой, вспомнил. Зерно. Мне нужно зерно для голубей. – И он направился в кладовую, мечтая только о том, чтобы поскорее покончить с делами и лечь.

Тайлер последовал за ним.

– Позвольте, я возьму, мастер Робин. – Он закинул мешок на плечо и вышел из кухни.

Робин старался не отставать от него.

– Поставь его здесь, спасибо. – Робин указал на две высокие голубятни, стоявшие в центре садика с лекарственными травами. – Как, ты сказал, тебя зовут?

– Тайлер, сэр. Вы уверены, что мне не надо помочь вам насыпать зерно?

– Абсолютно, спасибо, Тайлер. – Робин разрезал мешок ножом. – Я знаю, сколько надо сыпать.

– Хорошо, молодой господин.

Тайлер пошел прочь, но направился не на кухню, а к боковой двери, ведущей в дом. Проскользнув внутрь, он замер на мгновение в темном коридорчике рядом с лестницей и прислушался. Убедившись, что вокруг тишина, он бесшумно поднялся наверх и отодвинул задвижку на двери, которая открывалась в коридор. В коридор выходило три двери.

Его заданные как бы, между прочим, вопросы о планировке дома принесли свои плоды. Теперь он знал, что за одной из этих дверей находится комната мальчика.

Войдя в коридор, Тайлер снова прислушался, а потом на цыпочках двинулся вперед, останавливаясь у каждой двери. За первыми двумя была тишина, из-за третьей доносились детские голоса.

Тайлер вернулся к первой двери, приоткрыл ее и сразу понял, что в этой комнате с огромной кроватью никто не живет. Видимо, это гостевая, решил он и переключил свое внимание на следующую дверь.

Комната оказалась небольшой, с узкой кроватью. Он вошел внутрь и, закрыв за собой дверь, тотчас понял, что попал куда надо: на стене в ножнах висел детский меч, а на крючке за дверью – плащ, слишком маленький для взрослого мужчины. Покопавшись в ящиках комода, Тайлер еще раз убедился в правильности своей догадки: перчатки, чулки и другая одежда – все было небольшого размера, как раз по мальчишке.

После этого Тайлер действовал быстро. Свечи в двух оловянных подсвечниках он заменил на те, что достал из своего ранца, который ни разу не снял с момента появления в доме. В масляную лампу влил содержимое пузырька, который тоже выудил из ранца, потом достал оттуда кулек и посыпал каким-то порошком одежду. Остатки порошка он высыпал на простыню и подушку.

Закончив, он огляделся по сторонам. Все выглядело как обычно, ничто не указывало на то, что теперь в комнате таится смерть. Вдруг в коридоре послышались шаги, и Тайлер, метнувшись к двери, буквально распластался по стене. Его рука легла на рукоятку ножа.

Дверь открылась.

– Робин?

В комнату вошел мужчина. Он огляделся и, убедившись, что там никого нет, отступил в коридор и закрыл за собой дверь.

Тайлер облегченно вздохнул. По одежде и по манерам он догадался, что это был Хью де Боукер. А он в отличие от некоторых не имеет привычки недооценивать свою жертву. При мысли о неудавшемся покушении на Хью де Боукера Тайлер пренебрежительно поморщился. Убийца не знал, на что идет. К счастью для него, он умер, иначе ему бы несдобровать: хранитель печати умеет наказывать неудачников.

Выждав несколько минут, Тайлер выскользнул из комнаты, спустился вниз и направился в конюшню. Там действительно много работы, лишние руки не помешают.

Не найдя Робина в комнате, Хью отправился искать его. Он уже сожалел о том, что так сурово обошелся с мальчиком, вытащив его из кровати и заставив работать. И в то же время он радовался, что Робин проявил волю и, несмотря на страшную слабость, выполнил указания отца. Хью показалось, что он слышал какой-то шум в комнате сына, и был безмерно счастлив, когда обнаружил, что ошибся. Мальчик отлично знал, что отец смягчится, если он очень попросит. Значит, им движет не страх, а гордость.

Довольно улыбаясь, Хью спустился в зал. Джиневра стояла у камина, в руке у нее было письмо. Услышав шаги Хью, она подняла голову и протянула письмо ему.

– Адресовано тебе. Если я не ошибаюсь, на нем печать Кромвеля.

Хью взял письмо и спокойно ответил:

– Нет, ты не ошибаешься. – Взломав печать, он развернул лист и вдруг присвистнул. – Сегодня вечером мы приглашены на прием, который хранитель печати дает в честь короля и королевы. А праздновать будут приближающиеся роды королевы.

– Думаю, в такое время королева предпочла бы праздновать приближение этого события в обществе своих фрейлин, – насмешливо заметила Джиневра. – Когда женщина на сносях, ей меньше всего нужно общество веселящихся мужчин.

– Королю приятно, что королеву так почитают.

– Зато не дают покоя. – Джиневра пожала плечами. – Мы должны идти?

– Нельзя отказываться от приглашения хранителя печати.

– А я бы отказалась, – сказала Джиневра. – Нижайше просим простить, молим о снисходительности, безмерно благодарны за оказанную нам честь.

Хью рассмеялся и погладил ее по голове в том месте, где разделенные на прямой пробор волосы не были скрыты под белым чепцом.

– Я бы предпочел провести эту ночь с женой.

– А это не серьезный предлог для отказа? – Хью отрицательно покачал головой:

– Нет. Надо идти.

– У меня такое чувство, будто мы постоянно находимся под пристальным вниманием хранителя печати, и это мне не нравится. Он считает, что мы в его распоряжении, – медленно проговорила Джиневра. – Неужели нельзя уехать из Лондона? Вернуться в Дербишир?

Хью опять покачал головой:

– Надвигается зима. Придется отложить путешествие, тем более такое долгое, до весны. К тому же я слуга короля.

Мне нужно разрешение, чтобы покинуть Лондон.

– Я и не знала, что твоя жизнь так четко расписана. – Она повернулась к огню. – А теперь и моя тоже.

– Я служу королю, – напомнил Хью.

– Но не хранителю печати.

– Да, – согласился он, – но поскольку хранитель печати является старшим слугой короля, я неизбежно поступаю в его распоряжение, как ты выразилась.

– Ладно, – махнула рукой Джиневра. – Но мне не по душе такой порядок вещей. Он вызывает у меня тревогу.

Хью ничего не сказал. Он был полностью согласен с ней и поэтому не мог придумать, чем бы успокоить ее. Ему не нравилось быть на поводке у хранителя печати, однако оставалось только покориться, так как Томас Кромвель являлся любимцем короля. Конечно, король лишает своего благорасположения так же часто и произвольно, как дарует его. Одна ошибка Кромвеля – и Генрих отвернется от него. И Хью бы не хотелось, чтобы в тот момент, когда это произойдет, его считали ставленником хранителя печати – ведь при дворе Генриха слуги попадают в опалу вместе со своими хозяевами, так что действовать надо очень осторожно.

– Прошу прощения, сэр.

Хью повернулся, услышав голос Робина.

– А, вот ты где. – Он оценивающе оглядел сына. – Тебе лучше?

– Нет, – ответил Робин, потирая покрасневшие глаза. – Я закончил на конюшне. Что еще мне делать?

– Иди в кровать. – Хью похлопал его по плечу. – Надеюсь, урок о том, что умеренность имеет свои прелести, пошел тебе на пользу.

Робин осторожно, чтобы не усилилась головная боль, кивнул.

– Робин, хочешь, я приготовлю тебе питье? – предложила Джиневра.

– То, что вы дали мне утром, немного сняло головную боль, – ответил мальчик. – Но потом она опять разболелась.

– Я принесу его тебе наверх.

Робин забормотал слова благодарности, а Джиневра поспешила на кухню. Там дела шли на лад: на вертеле жарилось мясо к обеду, кастрюли и сковородки висели на своих местах, пол и столы были вычищены до блеска.

Приготовив питье, Джиневра поднялась наверх. Робин уже лежал в кровати, подтянув одеяло до подбородка.

– Ты будешь обедать? – Она помогла ему сесть и сунула в руку кружку.

– Вряд ли я смогу что-нибудь съесть, мадам. Я голоден, но мысль о еде вызывает у меня тошноту.

– Тогда не думай о ней. – Джиневра направилась к двери. – Через пару часов ты будешь чувствовать значительно лучше.

Она прошла в соседнюю комнату, где девочки занимались с магистром. Увидев мать, они с надеждой взглянули на нее:

– Уже пора обедать? Можно сделать перерыв?

– Нет еще. Я бы хотела, чтобы вы почитали мне.

– Мадам, они многое позабыли со своего отъезда из Мэллори-Холла, – с сожалением проговорил магистр Говард. – Нам пришлось начать с повторения времен во французском.

Расположившись на приоконной скамье, Джиневра слушала, как ее дочери, запинаясь почти на каждом слове, читают французский текст, и удивлялась их равнодушию к учебе, сравнивая их с собой – ведь ей так и не удалось утолить жажду знаний.

Джиневра просидела с ними до тех пор, пока гонг не возвестил, что пора обедать, и они все вместе спустились вниз.

– А на приемах у хранителя печати еду подают? – спросила Джиневра у Хью, усаживаясь за стол.

– Кромвель славится пышностью своих банкетов, – ответил тот. – Я гарантирую тебе наивульгарнейшую демонстрацию богатства.

– Тогда сейчас придется не есть, – вздохнула Джиневра. Предстоящий прием вызывал у нее неосознанное чувство тревоги. – А куда нам ехать?

– В особняк хранителя печати в Остин-Фрайарз. Туда лучше добираться верхом.

– Что ж, хоть какое-то преимущество. Я уже сто лет не ездила на Изольде. – Она отпила вина и отказалась от баранины, которую ей предложил Хью.

– Где Робин? – обеспокоенно спросила Пен.

– В постели, – ответил Хью. – Спит без задних ног, наверное.

На лице Пен отразилось облегчение.

– Ненавижу болеть, – заявила Пиппа с полным ртом. – Терпеть не могу, когда меня заставляют днем лежать в постели. Пен, давай принесем ему котят! Чтобы ему не было скучно.

– Я бы не стала ему мешать, – посоветовала Джиневра и взяла ломтик сыра. – Когда нам ехать, Хью?

– В начале четвертого.