– Да. Он пошел поить лошадей, сэр.

Хью кивнул и, взяв кружку, быстрым движением вылил ее содержимое под стол на траву.

– Скажите ему, что сегодня он будет спать с дружинниками. – Уверенный, что Джиневра не заметила, как он вылил вино, Хью поднес кружку к губам. – Я сегодня буду долго работать, а свет фонаря помешает ему спать. – Он внимательно посмотрел на Джиневру. Кажется, эта новость не тронула ее.

– Слушаюсь, сэр. – Дружинник ушел. Хью взял флягу и наполнил свою кружку.

– Я надеялась, что завтра вы устроите день отдыха, – сказала Джиневра, отправляя в рот ягоду клубники. – Девочки очень устали.

– А вы? – Хью будто зачарованный следил за тем, как она кладет в рот следующую ягоду, как ее длинные, изящные пальцы касаются пухлых губ, как ее белые зубы надкусывают алую мякоть и как она прикрывает глаза от удовольствия.

– Я совсем не устала. Я привыкла подолгу скакать верхом. Охота – одно из моих любимейших занятий. Я получаю от нее истинное наслаждение.

– И вы делили это наслаждение, по крайней мере, с двумя мужьями.

– Мой первый муж никогда бы не взял на охоту женщину, – безразличным тоном произнесла Джиневра.

– Ах да, я забыл, что у вас были роды, когда он упал с лошади.

– Именно так, милорд.

Хью опять наполнил кружку. Он не принадлежал к любителям выпить, Джиневра же успела повидать немало тех, кто жить не мог без вина, однако она уже обратила внимание, что за ужином Хью обычно выпивал несколько кружек вина. Сегодня, слава Богу, он не изменил своей привычке.

– А вот мой второй муж был совершенно другим. Мы часто охотились вдвоем. – Она открыто посмотрела Хью в глаза. – Что вы, как я полагаю, уже выяснили, побывав в Мэтлоке.

– Да, кто-то упоминал об этом, – проговорил Хью.

Он ничего не расскажет, подумала она, пытаясь сдержать гнев. Если он что и обнаружил, завтра это уже не будет иметь значения. Завтра она сбежит от него и спрячется, так что он вправе верить во что угодно.

Стемнело, и в лагере зажглись фонари. Хью взял кремень и зажег фонарь на столе. В его желтоватом свете кожа Джиневры казалась прозрачной.

– Ой, я почти все съела! – воскликнула она, потянувшись за клубникой и обнаружив, что в корзинке почти не осталось ягод. Ее удивление было настолько забавным, что Хью едва не рассмеялся. – А вы съели хоть одну?

– Да.

– Какая же я жадина, – сокрушенно качая головой, проговорила она. – Признаюсь, клубника – моя слабость.

– Я заметил.

Джиневра засмеялась, и им снова показалось, что они перенеслись в мир, где нет места вражде. Между ними возникла прочная связь. Казалось, им было предназначено сидеть друг напротив друга при свете фонаря и смеяться над любовью Джиневры к клубнике.

Внезапно Джиневра встала, и очарование момента пропало.

– Милорд, уже поздно. Я вынуждена покинуть вас.

«Да я так и думал». Хью тоже встал. В его глазах появился циничный блеск.

– Утром мы выедем поздно и будем ехать только полдня. Такого отдыха для девочек достаточно?

– Вы чрезвычайно заботливы, сэр. – Хью поклонился:

– Пока вы находитесь под моим покровительством, мадам, я блюду ваши интересы.

Джиневра присела в реверансе. В каждом ее изящном движении сквозила насмешка.

– Вы очень добры, сэр.

– Иногда мне кажется, что это действительно так, – холодно заметил Хью и взял фонарь. – Пойдемте, я провожу вас к палатке.

Дойдя до палатки, Хью пожелал Джиневре спокойной ночи.

– Спокойной ночи, лорд Хью. – Она подала ему на прощание руку и скользнула в палатку.

– До скорой встречи, – тихо пробормотал Хью.

Дремавшая в кресле Тилли мгновенно проснулась, как только Джиневра вошла в палатку.

– Ты подсыпала валериану? – шепотом спросила она.

– Он выпил вино, – тоже шепотом ответила Джиневра. – Я всыпала немного, так как боялась, что он почувствует ее вкус. Надеюсь, этого ему хватит.

– Ну а я дала часовому целую миску особой пшеничной каши на молоке, – заявила Тилли. – Чтобы ему было тепло во время дежурства. Он был очень благодарен. Сказал, что обычно такой кашей его кормила мама.

– Кстати, Грин берет часового на себя, – сказала Джиневра. – Он нас подстрахует. Так что можно быть уверенными в том, что сегодня ночью часовой будет спать.

– Да, лучше лишний раз подстраховаться, – согласилась Тилли и указала на девочек. – Малышки заснули, едва голову донесли до подушки.

– Очень хорошо. Ты тоже поспи, Тилли. Я разбужу, когда придет время.

Джиневра села на свою кровать и принялась вынимать шпильки, державшие оба чепца, – зачем ей длинная вуаль, она будет только стеснять ее. Затем она надела под платье шерстяные штаны и заправила в них нижнюю рубашку. Все, она была готова.

Время еще раннее – лишь начало десятого. Надо бы поспать пару часов. Но Джиневра была слишком возбуждена, чтобы уснуть.

Она потушила фонарь, легла на кровать и еще раз проанализировала свой план. Часовой не проблема. Лошади рядом. Упряжь на них, потники тоже. Джиневра и Пен спокойно поедут некоторое время без седел и уздечек. Они с собой ничего не возьмут, чтобы ехать налегке. А потом их встретит Грин. Он посадит к себе Тилли, и тогда они поскачут значительно быстрее. В их распоряжении будет пять часов до рассвета. И шесть, если повезет, до того как обнаружится их отсутствие. Возможно, даже больше, если учесть, что Хью, как он сказал, собирался выехать позже.

Глаза Джиневры привыкли к царившему в палатке мраку. По плотно натянутой ткани стучали редкие капли дождя. Ночь будет темной. Что ж, это к лучшему, однако ехать под дождем не очень-то приятно. Но у них есть подбитые мехом плащи с капюшонами.

Она встала с кровати и подошла к сундукам.

Тилли уже выложила плащи, и все же Джиневра еще раз встряхнула их, разложила на сундуках и расправила складки – ее мучило бездействие, и это занятие помогло ей хоть немного отвлечься.

Дети спали. Пен что-то бормотала во сне. В ее голосе слышалась тревога, казалось, она задыхается, как от быстрого бега. Джиневра склонилась над ней. Брови девочки были сдвинуты. Что-то беспокоило ее. Интересно, спросила себя Джиневра, а не связаны ее сны с Робином? Пен не упомянула его имени ни разу с тех пор, как узнала об их намечающемся бегстве. И это было характерно для нее. Она бы никогда не заговорила о собственных тревогах, зная, что у матери и так полно проблем.

Джиневра наклонилась над Пиппой, которая спала, заложив руки за голову.

«Господи, помоги мне спасти их!»

Она подошла к пологу и прислушалась. Дождь усилился. Она расшнуровала полог и выглянула. В воздухе пахло мокрой травой. Костер все еще горел и шипел. Выйдя наружу, Джиневра увидела, как факел часового медленно движется по кругу. Она взглянула на часы. Одиннадцать. Ждать еще целый час.

Тилли проснулась незадолго до полуночи. Она резко села и заморгала, прогоняя остатки сна.

– Ты спала, цыпленочек?

– Нет. Давай будить детей. – Джиневра набросила на плечи плащ. – Им понадобятся плащи. Дождь утих, но все равно сыро.

Она осторожно потрясла Пен и шепотом позвала ее. Девочка сразу проснулась, озадаченно огляделась по сторонам и села.

– Пора?

– Да, дорогая. Вот тебе плащ.

Тилли уже успела разбудить Пиппу. Та была готова засыпать няню вопросами, но старая камеристка предостерегающе прижала палец к ее губам. Девочки дрожали от холода, пока Джиневра и Тилли закутывали их в плащи.

Вдруг на палатку упал круг света, и чья-то рука принялась расшнуровывать полог.

Джиневра обреченно выпрямилась. Ее рука так и осталась лежать на плече Пен. В палатку проник свет, а затем вошел и сам Хью де Боукер. Его волосы, намокшие от дождя, потемнели.

Несмотря на гнев, несмотря на страх, что Джиневра действительно отравила его, он был полон сарказма и готовился победоносно заявить о провале ее плана. Но, увидев испуганные лица девочек, он понял, что сейчас не время праздновать победу. Ну что ж, он насладится своим триумфом, когда они с Джиневрой останутся одни.

– Мадам, – спокойно сказал он, – я хотел бы поговорить с вами. – Он повернулся к камеристке: – Женщина, уложи детей в кровать. Ночь слишком ветреная для путешествия.

– Мама? – в один голос проговорили девочки, озадаченные и испуганные.

Джиневра опустилась перед ними на колени и попыталась улыбнуться.

– Кажется, мы все же едем в Лондон, дорогие мои. Не беспокойтесь. Идите спать, я скоро вернусь.

Хью уже начал проявлять нетерпение. – Мадам, – повелительно произнес он.

Джиневра встала. Погладив дочерей по головам, она кивнула Тилли и вышла.

– Кажется, что-то мешает моему часовому исполнять свои обязанности, – заметил Хью, крепко беря Джиневру за руку и ведя ее к своей палатке. – Я уже пять минут не видел света факела.

– Вот как? – безучастно промолвила Джиневра. – Возможно, его погасил дождь.

– Возможно, – с деланным дружелюбием согласился Хью. – Скоро я это выясню. – Он отбросил полог своей палатки.

Джиневра вошла и откинула капюшон плаща. Хью поставил фонарь на стол. Без чепца Джиневра выглядела моложе. Она казалась чертовски невинной и ранимой.

– Чем вы пытались меня отравить? – сердито спросил он. Джиневра пожала плечами:

– Это не яд. Просто валериана. Вы бы хоть один раз хорошо выспались. И, наверное, были бы благодарны мне. Как я понимаю, вы не выпили вино.

– Вам придется вставать очень рано по утрам, мадам, чтобы обвести меня вокруг пальца. Предупреждаю вас.

Хью испытал облегчение, узнав, что она не желала ему смерти. Однако у него нет доказательств этому. Одни слова. Она могла всыпать яд с тем же успехом, что и валериану.

Святые Мария и Иосиф! Поймет ли он когда-либо, что она за человек!

Джиневра опять пожала плечами, выражая то ли согласие, то ли протест. Она посмотрела на освещенный фонарем стол и увидела, что на бумаге еще не высохли чернила – значит, Хью что-то писал.