Мы не столько те, кто делает, сколько те, кто решает. Когда решение чисто, действие не требует усилий, потому что его поддерживает и усиливает Вселенная.


В прихожей она встретила Ингрид, та со злорадным удовлетворением кивнула на свежие царапины, появившиеся на новых обоях. Ни о каком наказании киски, естественно, не могло быть и речи.

— За вами заезжал Эрик, планировал вечер в ресторане.

Почему же так глупа дочь, когда столь умна мать? Адель выглянула в окно. Сетка изогнутых ветвей исполосовала большую оранжевую луну. Отсюда Адель не могла увидеть, стоит ли у ограды преследовавшая ее от Бирки машина. Потом открыла дверь своей спальни — на полу лежал раздавленный сверчок Паганини, по ночам завораживающий Адель своей музыкой. Пока она отсутствовала, кто-то побывал в комнате и обследовал ее вещи. Адель подняла трупик насекомого, включила настольную лампу — в зазубренных угловатых лапках Паганини остался комочек свежего чернозема.

Ночь она посвятила мыслям об Эрике и его жене Кристине. Иногда казалось, что если бы рядом был Кен, он все просто объяснил бы ей. Во сне они играли в рэндзю, где в ряд белыми камешками становились погибший кронпринц, женатые Сигвард и Леннард, убитый Фольке. Пятым камнем, завершающим игру победой, был Густав.

В три часа ночи она вышла из спальни и пробралась в одну из комнат, превращенных в чулан. Здесь отводилось место для старых игрушек Эрика. Адель открыла первую коробку и стала выуживать на свет барабан, деревянное ружье, плюшевых зверей и клоунов, надеваемых на руку. Наконец, она нашла то, что искала. Самодельный автомобиль из жести, искусно выкрашенный, с позаимствованными у других гонок деталями. Машина будущего.

Утром позвонил Эрик — уговаривал не обижаться на выходки матери и остаться. Похоже, он всерьез испуган ее отъездом и долгим отсутствием. Боится потерять ее из виду?

Адель отправилась в Королевский замок. Она подмигнула провожающему ее взглядом садовнику и немного неуклюже, придерживая живот, забралась в такси.

Над дворцом развевался королевский штандарт, у дверей застыли гвардейцы в нарядной голубой форме с лампасами. Группки экскурсантов поднимались по ступенькам парадной лестницы, и Адель влилась в их разноцветную толпу. Их провели в библиотеку, где стеллажи и антресоли пополнялись веками. Шведские короли, люди весьма образованные, посещали ее ежедневно, и каждый день их ждал накрытый стол с кофе и печеньями.

— Как часто бывает здесь наследник? — спросила Адель.

— О, он сформировал свою коллекцию, в основном это известные научные труды по археологии.

— Можно взглянуть?

Ей указали на уголок близ окна, где на нескольких полках стояли книги Густава. Корешки некоторых были довольно потрепанны, их частенько открывали. Адель обернулась — экскурсовод была занята туристами, хранитель зала дремала, охраны не видать. Адель вытащила книгу и стала листать, засекая время. Когда ее проступок заметили, прошло две минуты. Вполне достаточно.

Далее зевакам предложили осмотреть Большой Зал Совета, где проходят совещания правительства с Его Величеством. Комнату по диагонали пересекал огромный стол, а его центр — ряд книг: конституция, своды законов, справочники. На стене Адель увидела знакомый портрет первого Бернадотта и вспомнила, что под парадным костюмом на его груди вытатуирован призыв «Смерть монархам!». Это показалось Адель символичным.

Она задержалась у картины, слушая разговор охраны.

— Ты слышал, Бертиль отравился. С утра его уже заменили новичком. А Леонида разжаловали. Причем, это явный заговор. Придрались к какому-то пустяку. Еще одного неопытного дуралея в Королевских покоях я не переживу. И любопытны, черт их возьми, изучают территорию!

Адель прошла в Галерею Карла XI, где организовывали торжественные обеды. Экскурсовод бегло объясняла, что подготовку к подобным церемониям начинают как минимум за неделю: расстилают ковры, сервируют стол на сто пятьдесят персон, расставляя приборы при помощи специальной линейки, выравнивают по веревке стулья. После обеда приглашенные отдыхают в соседней гостиной — незримая черта разделяет комнату на две части. В одной располагается король, в другой — гости, и дворецкий поочередно вызывает избранных для беседы.


— Исповедуйтесь, сын мой, — раздался из-за деревянной решетки знакомый бархатный голос.

— Отец, я совершил ошибку — привез эту женщину сюда. В тот момент мой разум помутился. Она опасна. Она что-то задумала. Я это знаю и прошу поддержки.

— Поддержка будет оказана тебе. Но до чего довела тебя жадность, Эрик! Ты поселил ее у матери, пренебрегая безопасностью.

— Только не в доме, отец. Дом неприкосновенен, пожалуйста. Вне дома.

— Все устроится, сын мой. Бог на твоей стороне.


На парковой скамейке Адель наблюдала за играющими у каруселей и песочницы детьми. Ее мальчик тоже будет дергать девчушек за бантики, следить за паровозиком, мчащимся по железной дороге, устраивать гаражи под стульями?.. Она предрекала ему высокую цель, а жизнь, подчиненная идеалу, лишена детства. Дисциплина не отводит на это времени.

Как-то Яса поделился с ней своими первыми воспоминаниями: ударяющуюся о стены люльку, страх и напряжение от сотрясений, лямки, на которые его подвешивали, и толкали… Чтобы не ушибиться о стену, он выставлял вперед ладони. Тяжелый шар, катящийся на него, и его руки уже готовы к защите от грозящего удара. Под водой… Он задерживает дыхание и по лицам наверху понимает, что выныривать еще не разрешено. Боль, его приучают выворачивать суставы. Когда погиб отец, заниматься с ним перестали. В Америке схватились за голову — Яса стал неуправляем, хулиганил, крал деньги, покупая несметные кучи игрушек, бегая по аттракционам, поглощая бесчисленные булочки и мороженое. И лишь строгий взгляд матери иногда напоминал о долге, который правит жизнью каждого японца. Кен никогда не предлагал ему тренироваться, но однажды Яса сам пришел в маленький зал. В школе с ним никто не мог справиться в мальчишеской драке, в бассейне говорили, что у него жабры, он легко лазил по деревьям, несмотря на вес.


— О вас справлялся Эрик, — уведомила ее Ингрид.

Эрик? Эрик начал догадываться, что за змею беспечно пригрел на своей груди. Она была довольно опасной и ядовитой, усмехнулась Адель.

— Как называется то дерево? — задержалась она у окна. — Красивое, листва распускается не зеленая, а рыжевато-бурая.

Одна из ветвей была сухой, ее длинные и тонкие белые прутья, словно волоски седины, облагородили рыжую шевелюру.

— Не знаю, спросите Эстена. Кстати, передайте, чтобы отпилил мертвую ветку.

После ужина, сервированного на потертом фарфоре — жалких остатках разномастных тарелок, Адель занялась книгой, одной из пылящихся в завалах Ингрид. Глухо прожужжали-прозвенели ходики, пустые качели бронзового маятника двигались за мутным стеклом. Серой кошке на диване виделись тревожные сны, она вздрагивала и тонко пищала. Адель приласкала ее на коленях, и киса тут же выпустила когти, не нарочно, чисто от удовольствия.

— Мы с тобой одной крови, — произнесла Адель.

Книга посвящалась истории шведской королевской семьи. На внутренней стороне обложки — гравюра с генеалогическим древом Бернадоттов, и Адель внимательно рассмотрела ее. Карандашиком она вычеркнула разбившегося в самолете кронпринца, женатиков Леннарта и Сигварда, из-за любви лишившихся права на престол. Заштриховав имя старого короля, она поставила крест на Густаве — тот сам подозревал о готовящемся покушении, но поделать ничего не сможет, как Фольке не успел предотвратить собственную гибель. Кто-то планомерно чистит королевскую семейку. Как это связано с охотой на нее? После смертей короля и наследника трон перейдет младшему сыну Густава Евгению, а если что-то случится — брату Густава принцу Вильгельму. Адель захотелось навестить их, и стоило только упомянуть имя Вильгельма, как Ингрид звонко затараторила.

В молодости флегматичного принца Вильгельма женили на русской княжне Марии Романовой, дочери князя Павла Александровича. Старый король подарил молодым супругам путешествие по Востоку, в одной из экзотических стран Мари встретила французского герцога Монпансье, опытного охотника на тигров, и увлеклась. Она оставила и мужа, и четырехлетнего сына Леннарта, попросту сбежала. Разразился большой международный скандал, окончившийся разводом. В Первую мировую войну Мари отправилась на фронт сестрой милосердия, а вернувшись в Петербург, обвенчалась с князем Путятиным. Вспыхнула революция, Мари чудом спаслась, ее отец был расстрелян, а родившийся от второго брака младенец умер в дороге. В Париже русская герцогиня стала вышивальщицей в доме моды Шанель. С Путятиным Мария рассталась, утомившись содержать и оплачивать карточные долги бездельника. Переехав в Нью-Йорк, она превратилась в советницу по моде в универмаге. Потом сделалась фоторепортером — купила автомобиль, исколесила всю Европу и стала снабжать французские журналы путевыми заметками. Мария опубликовала книгу мемуаров, в Буэнос-Айресе выпустила свои духи. В эмигрантских кругах ее величали «Золушка Романова». Ныне великодушный шведский король выплачивает ей пожизненную пенсию. Когда постаревшая сумасбродка впервые увидела сына, велела Леннарту называть себя Мари.

Подобная история не помешает занять трон бывшему супругу Мари.

— Леннарт, их единственный сын, кажется, женат неравным браком? — то есть у Вильгельма нет наследника. Вот что будет помехой. — А Карл, герцог Кристианстад? — прочла она имя третьего из братьев.

— Каждую среду он посещает гольф-клуб…

В назначенный день она отправилась в клуб, где потребовала на прокат набор клюшек и резиновые мячики. Судя по всему, ее приняли за эксцентричную богатую американку, поскольку разговаривали с ней исключительно по-английски. Возможно, они впервые видели беременную женщину в своих стенах и на лужайках. Тем не менее, ей пришлось непозволительно дорого заплатить за это впечатление.