Мастер поощрительно кивнул, вытирая грязные руки.

— Дублирование или перенос[32] делать приходилось?

— Пока нет, но все впереди — консервация здесь неудовлетворительна, — заметил он больше для Софии, чем для нее. — Общее вздутие, осыпание грунта нас минуло, как и более тяжелые случаи. Пока минуло, — добавил он для хозяйки.

Кажется, та убедилась в познаниях Адель, поскольку не собиралась более задерживаться в реставраторской. Но теперь Адель не торопилась, медленно переходя от полотна к полотну. С парадного портрета одного из шведских монархов снимали верхний слой пожелтевшего лака. София тут же просветила гостью, что перед ней лик основателя династии Бернадоттов, короля Карла XIV Юхана, в миру Жана-Батиста Бернадотта.

— Французское имя? — Адель позволила взять себя под руку и увести.

Оказалось, первый Бернадотт был французом, к тому же не дворянином от рождения, а всего-навсего солдатом, дослужившимся в королевской армии до звания сержанта. Но Французская революция одарила его погонами генерала, а Наполеон — погонами маршала. После смерти бездетного шведского принца, Бернадотта пригласили занять трон Швеции и не ошиблись в выборе кандидатуры. Карл Юхан много сделал для поощрения образования, развития сельского хозяйства, укрепления финансов и восстановления престижа страны.

— Когда он умер, на его груди обнаружили татуировку: «Смерть монархам!», — София улыбнулась. — Эрик сказал мне, что одну из своих картин ты продала музею.

— Это был Шагал, а не я. Лилово-оранжевый петух и люди, — солгала Адель.

— Петух у евреев символ искупления. Откуда она взялась у тебя?

— Нашлась на войне, — еще раз солгала Адель.

Наконец, они отправились в жилое крыло.

— В людях искусства есть что-то детское. Они живут по своим законам, совершенно бесполезно взывать к их разуму, — вздохнула София. Видимо, пыталась определить, с какой стороны подойти к Адель, как заставить ее уйти из жизни Эрика.

В маленькой уютной столовой был сервирован обед, и они отведали горохового супа, сельди и картофельного салата. К чаю на скатерти разместились вазочки с конфетами и отваренными сухофруктами: курагой, черносливом и изюмом, среди которых попадались обжаренные дольки грецких орехов.

— Я коллекционирую чаи, какой будешь? С бергамотом, шиповником, липой…

— Зеленый, — неожиданно для себя попросила Адель.

София взглянула на нее внимательней.

— Давно у меня никто не спрашивал зеленого, — казалось, ей хочется о чем-то узнать. — Я разделяю твое желание. Пойдем в гостиную.

В коридоре Адель заметила прикрученный над входом в спальню турник, его можно было принять за пустующий карниз для портьеры.

После чаепития София указала ей на диван с кучкой разнообразных подушечек, вышитых гладью. Адель чувствовала себя насытившейся и с удовольствием устроилась на мягком ложе, где так сладко было бы уснуть.

— Этот диван волшебный, мои гости его обожают, он усыпит любого, — достав с полки фотоальбом, она присела рядом.

Первые страницы были посвящены ее покойному мужу. Казалось, София могла часами рассказывать о его пейзажах, участии в шахматных соревнованиях, увлечениях радиотехникой и плотницким делом — комнату украшали изумительные шкафчики работы деда Эрика. Не собственные успехи, руководство замком составляли предмет ее гордости, а муж. Быть может, в этом истинное счастье женщины?

— Он обожал дочку.

И Адель сразу вспомнила невзрачное существо Ингрид, ее обиженно надутые губы, при разговоре обнажающие неправильный прикус больших зубов. Та о муже упорно умалчивала.

Далее следовал разворот, отданный снимкам старого короля. По словам Софии, когда-то он был прекрасным игроком в теннис. На новом листе появился утренний знакомый Густав, с засученными рукавами копающийся в земле.

— Раскопки в Италии, — прокомментировала София. — Как-то, ему уже исполнилось пятнадцать, он провел лето с киркой и лопатой в пригороде и обнаружил гробницу железного века.

Она с грустью разглядывала лица на следующей фотографии — погибших в разбившемся самолете кронпринца и его жены Сибиллы. Рассказала о бедняжке Леннарте, лишившегося права на престол из-за женитьбы на плебейке Карин. Ему запрещалось появляться на официальных семейных торжествах, как и Сигварду, окольцованному дочерью немецкого торговца. Они прошли через множество унижений. Чего только стоила замена королевского паспорта на обычный, где вместо «Его королевское высочество принц Швеции Сигвард» стояло слово «господин»! В Каннах «господин» Сигвард случайно встретился со своим дедом-королем и сестрой, те отвернулись, будто не заметили его.

София перевернула страницу.

— Фольке… был…

Адель знала о погибшем в Иерусалиме Бернадотте все. Президент «Красного Креста» во время войны организовал обмен военнопленными и спас около двадцати тысяч заключенных из немецких концлагерей. Переговоры с Гиммлером, дипломатия в Палестине сделали его чрезвычайно популярным, настоящим героем.

— Убийство приписывают экстремистам из группировки Исхака Шамира, — вздохнула София.

Адель спрятала ироничную улыбку.

На снимке играющие мальчик и девочка… И София пристально смотрит на нее. Значит, на фотографии маленький Эрик и его будущая жена. Любовь началась в песочнице. Но что это за персонаж на третьем плане, изучает парочку из-за дерева? Не отводя взгляда от лица соглядатая, Адель спросила:

— Когда умер отец Эрика?

— Восемь лет назад.

София оставила Адель дремать на диване, а сама отправилась в кабинет, в другую часть замка. Вечером она повела Адель в расположенный в крыле Дроттнигхольма старинный театр. Оперные спектакли начнутся через несколько дней, а пока велись репетиции. В зале горел приглушенный свет, хозяйка и гостья спустились мимо пустых зрительских кресел к сцене.

— Этим декорациям двести лет, — София по ступенькам взошла на деревянный помост и исчезла за полотном с перспективой уходящей вдаль средневековой улицы. Вдруг живописная картина, словно фусума, отодвинулась, представив пейзаж — в глубине сцены выросли настоящие деревья.

Адель прошла туда, где сложное переплетение подъемных и рычажных механизмов напоминало внутренности гигантских часов.

— Это машина «ветра», а это — «гром», — знакомила ее София с древними театральными эффектами.

У Адель не выходила из головы фотография с детьми. Она осознала, что в этой пьесе ей отведена посредственная роль. Сюжет определен давно, и не она его автор. Каждый знает свои реплики, а ее слова — невпопад. Она с усмешкой дернула свисающий канат, опрокидывая спрятанный под колосниками длинный дубовый ящик с перекатывающимися внутри чугунными шарами. Ба-бах! Они получат свой гром!

17


Algiz — тростник.