— Не стройте из себя дурочку, Адель-сан. Вам это прекрасно известно, — судя по тону, спорить было бесполезно. — После я изъял пленку, — Эд отодвинул поднос, снял очки и стал медленно протирать стекла. Он будто не осознавал, чем заняты его руки. Мысли его были далеко, человечка даже не занимала собственная речь. — Женщины всегда доставляют боль, они садисты по природе, а у Кендзи нет времени на переживания. Его жизнь и так насыщена неприятностями.

Значит, умница-гномик сохранил негативы у себя и когда-нибудь использует их, во вред ей. А если он видел, как она вытащила из мусорного ведра немного ядовитой икры фугу? Возможно, что все в этом странном доме обладают искусством бесшумно передвигаться. Судя по всему, Эд не одобрял гостеприимства Кена в отношении нее. Не понимал Кена, отчасти воспитанного европейцами. Не мог взять в толк, что сближало его с немкой.

— Не обольщайтесь, на таких, как вы не женятся, — Эд бессмысленно ковырял палочками в тарелке.

Никогда Адель не думала о браке, но его фраза вызвала какую-то странную реакцию. Ей вдруг захотелось… Она представила себе кольцо, предложение супружества без шутовской улыбки, всерьез. Радость от сознания того, что ты нужна, необходима, тебя выбрали. Вот, что удовлетворяет миллионы. Тебя заметили, ты этим счастлив. Венец твоих стремлений.

Семья — прекрасное средство забыться. Погружаешься в домашние хлопоты, в совместные планы, радуешься общим увлечениям. Вот в чем счастье! В полной амнезии. А одиночество заставляет думать, думать без конца.

Эд медленно встал — странно, кривые ножки еле поддерживали его, усталость словно придавливала тело к полу. Он сел на корточки рядом.

— Вручить кому-то свою судьбу? — усмехнулась она. — Переложить на чьи-то плечи ответственность за свою жизнь, облегчить свою душу? Какое низменное счастье!

— Женятся на милых посредственностях… — на бескровных губах Эда появилась кошачья улыбка. — А от таких, как вы, — его холодная ладонь коснулась ее щиколотки, скользнула под ткань брюк, гладя кожу, — сходят с ума.

— Неплохой тест, — усмехнулась Адель. — Будем считать, я прошла и его.

Непредсказуемыми репликами Эд проверял ее реакции, пытался узнать, что она хочет от Кена, и что Кену ожидать от нее. Например, легкой измены. Проведал об Эрике?

Человечек пожал плечами и вернулся к подносу.

— Я вам говорил, отвечаю за безопасность семьи. Мне нужно быть в курсе.

— В курсе… Хороша ли я в постели? Спроси Кена.

— Зачем спрашивать, достаточно того, что он не повторил свой визит.

Адель улыбнулась, пусть язвительный Эд делал успехи, выискивая прорехи в ее доспехах. Она представила себя, облаченную в латы: ржавый шлем с грязными перьями, заштопанная кольчуга, гнилое древко копья. С каждым днем она становилась все более уязвимой. Почему ее ранят чьи-то слова? Ведь от соленой воды не простужаются, как говаривал Ник.

Зачем Эду, всегда скупому на слова, этот разговор? Адель не верила простому раздражению. Оберегает Кена от нового разочарования? Пустое. Томико уже подобрала ему женушку из своих узкоглазых знакомых, Адель немного мешает общим планам, путается под ногами, но не со зла, не всерьез. Неужели ей дело есть до этой семейки? Вряд ли.

Адель вышла и постучалась к Ясе — в компании ребенка можно немного отвлечься. В комнате оказался Кен, они играли в солдатики. На полу — война в миниатюре. Посреди баталии Адель опустила котенка. Тот сразу схватил в зубы деревянного индейца и уложил лапой фланги самураев.

— Это Блонди.

Яса сразу позабыл о сражении, и Кен покинул детскую вместе с ней. Адель с легким шорохом отворила скользящую дверь в свою комнату.

— Не хочешь ничего сказать мне? — прервала она молчание и отвернулась. Неужели она снова ищет его внимания? Ерунда! Просто на эту ночь ей нужен мужчина. Физиологическая потребность, не более.

— Хочу. Ты боишься спать. Если приснится что-нибудь страшное, попробуй соединить большой и указательный палец на обеих руках. Поможет быстро успокоиться.

Той ночью ей казалось, что он знает о ее теле все, каждую клеточку. Мог убить ее одним прикосновением и заставить упиваться истомой.

Вместо пожеланий доброй ночи Кен слегка склонил голову и закрыл дверь.

— Мата асита[17], - буркнула Адель вслед и подошла к окну. За стеклом властвовала осень. Ночи становились длиннее. Почему ей действительно не заняться по ночам переводами? Потому что. Осталось недолго. Чуть-чуть. У замершей в сугробе девочки из сказки Андерсена осталось только несколько спичек.

Взгляд упал на гитару, одиноко примостившуюся в углу. Теплый цвет дерева излучал невидимое сияние. Адель взяла ее, медленно и осторожно натянула на колки струны, прислушиваясь к звуку. Из бархатного мешочка достала медиатор черепаховой кости и попыталась повторить мотивы, услышанные в районе Маленькой Италии. После двух часов вариаций подушечки пальцев, удерживающих на ладах аккорды, болели с непривычки. Несколько дней музицирования, и они огрубеют. А у нее есть эти несколько дней?

8


Uruz — сила.

Жизнь переполнила старый сосуд, разбей его, и среди глиняных осколков окажется припрятанная драгоценность. Потеря откроет новые горизонты.


Эрик поедал мороженое — в стеклянной вазочке была целая горка с шоколадной глазурью и фисташковой россыпью. Адель от угощения отказалась, и он заказал себе. Смакуя, рассказывал про Макартура. Рой с утра заглянул к нему в гости вместе с девушкой. Та заметила рисунки Эрика и папку прозаических этюдов, увлеклась, а Рой взревновал и поспешил увести любимую. В прошлый раз Макартур невзначай познакомил его со своей подругой-психологом, так она решила писать об Эрике докторскую!

— Адель… — он пощелкал перед ее носом пальцами. — В каких облаках ты витаешь? Знаю, знаю, как тебя заинтересовать. Съездим в одно местечко?

Местечко оказалось в Куинсе, его трудно было найти непосвященному. В сумраке прихожей стоял диван и столик с кипой альбомов, из-за бамбуковой шторки просачивался неведомый запах — смесь застарелого табачного дыма, пивного духа и, возможно, наркотиков. Эрик стянул рубашку, он был неплохо сложен, но летний загар уже сошел, остались лишь пятнышки родинок. Он зашел внутрь, Адель тоже. Маленькую комнатку занимало похожее на стоматологическое кресло с подставкой для руки, табурет и кушетка. На полках выстроились баночки с красками. Из кармана Эрик достал листок тонкой бумаги и устроился в кресле.

— Я уже выбрал орнамент. Кельтский.

Это был крест, крест-лабиринт из одной переплетающейся в узор нити. Лабиринт символизировал Путь и вел к центру, в сосредоточие энергии — нелегкий маршрут к источнику Силы. Крест выражал союз неба и земли, а его лучи — бесконечное расширение сознания. Знал ли Эрик об этом? Или его привлекало только то, что: