Впрочем, до расторжения брака еще далеко, а ей необходимо было подумать о самых насущных вещах, в частности, о деньгах. К сожалению, продать в деревне драгоценности матери не удалось, но Лондон — другое дело. Там можно продать и купить все, что угодно.

Виктория криво усмехнулась. Даже если ей и удастся продать драгоценности матери, вырученная сумма будет не столь уж велика. Ювелир, к которому она обратилась, заявил, что этих денег ей едва хватит, чтобы прожить в Лондоне хотя бы месяц: цены в столице не в пример выше, чем в провинции. Впрочем, если разумно распорядиться временем, месяца на то, чтобы подыскать приличную работу, ей должно хватить.

Но как быть, если у нее ничего не получится? Вскинув руки, чтобы поправить волосы, девушка невольно задержала взгляд на дорогом обручальном кольце.

Вот оно! Она продаст это кольцо! Если ее брак — фикция, стало быть, и обручальное кольцо ей ни к чему.

Сняв кольцо, Виктория внимательно его осмотрела. Бриллиант в три карата да еще изумруды! Если ей попадется ювелир, знающий толк в камнях, он даст за кольцо хорошие деньги. С их помощью она продержится, пока не найдет приличное место.

Виктория подошла к резному дубовому гардеробу, распахнула дверцы и заглянула внутрь. К сожалению, большая часть ее платьев все еще в Пемброк-хаусе. Однако же она обнаружила в гардеробе дорожный костюм, пару дневных платьев и костюм для верховой езды.

Открыв дорожный саквояж, Виктория уложила свои пожитки. Платьев было немного, а главное, они не слишком подходили для будущей гувернантки. Впрочем, за неимением другой одежды, для начала сойдет и эта.

Виктория повесила роскошное платье в гардероб и со вздохом сожаления коснулась на прощанье гладкого атласа.

Духи, пудру и лосьоны она оставила на туалетном столике, прихватив с собой только гребень и щетку для волос. К чему ей духи и лосьоны? Кто, спрашивается, будет теперь вдыхать аромат ее кожи, восхищаться им? «Некому», — сказала себе Виктория, вспомнив, как восхищался запахом ее кожи Майлз в тот злополучный день, когда Хэррисон Гилфорд застал их в двусмысленном положении на конюшне.

Чтобы не расплакаться, Виктория зажмурилась и с силой замотала головой, отгоняя от себя призраки предыдущей ночи.

С какой стати она напилась и заявила Майлзу, что его прикосновения ей отвратительны? Ничего удивительного, что сегодня, встречаясь с ней взглядом, он всякий раз отводил глаза! Ее же грубые и бездарные попытки замолить грехи ни к чему не привели. Вечером Майлз отвернулся от нее, будто от зачумленной, и предложил отцу — подумать только! — сыграть в шахматы.

Виктория опустила голову. Теперь ничего уже изменить нельзя, и остается одно — бегство. В конце концов, кто знает? Возможно, когда она объявит Майлзу о том, что начала процесс о признании их брака недействительным, он даже обрадуется…

Вернется в любезную своему сердцу Америку, женится на американке и заживет привычной жизнью среди Колорадских гор, которые он так любит.

Самое интересное, что Майлзу, скорее всего, удастся сохранить при себе Кингз Рэнсома. Пока их злосчастный брак является реальностью, пусть даже только на бумаге, жеребец по закону принадлежит ему. Если Майлзу удастся вывезти жеребца из страны до того, как их брак будет аннулирован, тогда пиши пропало: ей, Виктории, никогда не удастся вернуть Кингз Рэнсома.

В этом случае Майлз получит то, за чем, собственно, и приезжал в Англию, — Кингз Рэнсома.

Виктория вдруг поняла, что потеря любимого коня не так уже сильно ее и опечалит. Сидя на кровати в ожидании, когда в доме все отправятся спать, она горюет не о Кингз Рэнсоме, но о мужчине, разлука с которым разрывает ей сердце.

Виктория прикрыла глаза, досконально — вплоть до мельчайшей черточки — вспоминая лицо Майлза, чтобы потом — всю дорогу до Лондона, а может быть, и всей оставшейся жизни — хранить этот дорогой образ в своем сердце.

Майлз мог бы дать ей все: любовь, счастье, иную, нежели прежде, светлую, радостную жизнь, а она была настолько глупа, что все это отвергла из-за ничтожной прихоти, глупого женского каприза…

Сказала ему, что его прикосновения отвратительны, а сам он вызывает у нее омерзение.

Хрупкие плечи Виктории стали сотрясать рыданья.

Ну почему она такая глупая?

Почему?


Виктория ненадолго задремала — борьба с собой изрядно измучила ее. Когда она открыла глаза, стрелки часов, стоявших на ночном столике, показывали третий час ночи.

Девушка охнула, соскочила с постели и стала лихорадочно собираться. В соответствии с планом, она должна была выехать из дома в полночь и к рассвету быть уже далеко. Так далеко, чтобы Майлз не смог ее догнать. И вот теперь потеряла два часа драгоценного ночного времени!

Подхватив саквояж, она выскользнула из дома и устремилась к конюшне. По счастью, конюх Сэмюэль был туговат на ухо и к тому же сильно храпел. Как бы ни шумела в стойле Виктория, можно было не сомневаться, что Сэмюэль ничего не услышит.

Через четверть часа Виктория уже была в пути. Ее саквояж был надежно приторочен к седлу. Пару миль она гнала серую кобылку галопом, но потом перешла на рысь, не желая раньше времени утомлять животное — путь перед лошадью и всадницей лежал неблизкий.

Виктория решила, что будет ехать до рассвета, а затем остановится в какой-нибудь придорожной гостинице и день проведет там.

Даже Майлз — при всем его уме — вряд ли догадается, что она может снизойти до сельской гостиницы. Если он пустится за ней в погоню, то скорее всего решит, что она путешествует днем, а отдыхает ночью. Таким образом, они будут передвигаться в разное время суток, а потому не встретятся.

Виктория улыбнулась. Отличный она все-таки придумала план — вряд ли попытка Майлза ее нагнать увенчается успехом. В том, конечно, случае, если он такую попытку предпримет. Кто знает, возможно, он так будет рад от нее избавиться, что даже и не особенно расстроится.

У Виктории сжалось сердце. Отчего-то сама мысль о том, что Майлз не станет ее разыскивать, несказанно ее опечалила. Снова к ее глазам подступили слезы, и, чтобы не разрыдаться, она с силой прикусила губу.

— Ты поступаешь, как должно! — громко сказала она. — Твое бегство сослужит добрую службу всем.

Самое трудное впереди — оставалось убедить в этом саму себя.


— Кто-нибудь видел сегодня утром Викторию?

Мирно завтракавшие Джеймс и Мери разом оторвались от своих тарелок и в изумлении уставились на Майлза.

— Разве она не у тебя… не у себя в спальне? — спросила Мери.

Майлз покачал головой.

— То-то и оно, что ее там нет. Хильди говорит, что постель вовсе не разобрана.

— Что такое? — вскричал Джеймс, вскакивая на ноги. — Получается, что она даже не ложилась?

— Успокойся, Джеймс, — сказала Мери и, поднявшись, положила руку на плечо мужу. — Главное, не надо паниковать. Очень может быть, что она где-то рядом. Кто знает, вдруг она пришла к выводу, что эту ночь ей лучше провести у себя дома, в собственной постели?

Джеймс и Майлз обменялись взглядами, в которых ясно читалось сомнение.

— Кто-нибудь искал ее, скажем, в саду? — поинтересовалась Регина, входя в комнату.

— Хильди и Марта как раз этим сейчас заняты, — сообщил Майлз. — Кстати, о чем говорила Виктория вчера вечером, прежде чем удалилась в спальню? Может быть, у нее были какие-то планы на утро?

Регина окинула внука критическим взглядом.

— Это тебе, внучек, следовало бы знать о планах своей супруги. Если бы ты спал с ней, как то положено мужу, ручаюсь, она бы тебе обо всем рассказала.

— Матушка… — начал Джеймс, многозначительно поглядывая на виконтессу. — Сейчас не самое удачное время, чтобы…

— Погодите, — неожиданно вступила в разговор Мери, прищелкнув пальцами, — вчера за обедом Виктория говорила, что намеревается съездить в Пемброк, чтобы составить перечень подарков, которые ей преподнесли на свадьбу. В Пемброке — вот где она сейчас находится!

— Ты права, — поддержал супругу Джеймс. — Она и в самом деле что-то такое говорила.

Хотя родители, казалось, успокоились, складка, прорезавшая лоб Майлза, упорно не разглаживалась.

— Пойду-ка я поговорю с Сэмюэлем, — озабоченно пробормотал он. — Если Виктория отправилась утром в Пемброк, он наверняка седлал ей лошадь.

Майлз двинулся было к выходу, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвался красный от возбуждения конюх. Оказавшись в столовой, да еще и в присутствии хозяев, он в замешательстве огляделся, будто недоумевая, каким это ветром его занесло в господские покои, куда вход обслуживающему персоналу был разрешен только в случае крайней необходимости.

— Покорнейше прошу, значится, извинить за вторжение, ваше лордство, — проговорил он, отдуваясь и переводя дух, — но тут такое дело… Похоже, что кто-то ночью вломился в конюшню и украл одну из наших лошадей.

— Что-о-о?.. — изумилась Регина.

— Какая лошадь пропала? — вскричал Майлз, угрожающе надвигаясь на конюха. Тот струхнул и отступил на шаг.

— Кассандра, — торопливо забормотал он. — Такая хорошенькая серенькая лошадка. Мисс Виктория очень ее любила.

— Черт возьми! — выругался Майлз. — Я так и знал! Она уехала.

— Уехала? — удивленно переспросила Мери. — Что значит «уехала»? К чему ты клонишь?

— То и значит, что уехала, — сказал Майлз, направляясь в сторону лестницы. — Она меня бросила.

— Погоди, Майлз! — крикнул Джеймс, устремляясь вслед за ним к лестнице. — С чего ты взял, что Виктория от тебя сбежала? Может быть, она просто…

Майлз мрачно посмотрел на Джеймса.

— Она сбежала от меня — это ясно, как день. Но если она думает, что ей удастся от меня ускользнуть, то очень сильно ошибается.

Спустившись по лестнице в холл, он направился к двери.

— Ты собираешься пуститься за ней в погоню? — спросил Джеймс.

— Еще как собираюсь!

— Помощь нужна?

— Спасибо, нет.