В глазах у Виктории появились слезы.

— Хорошо. Я снимаю это обвинение. И все же то, что вы готовы на мне жениться из сочувствия или для того, чтобы сохранить мое доброе имя, тоже не слишком меня вдохновляет. Я знаю, что обе семьи — и моя, и ваша — требуют, чтобы вы, как выражается моя мачеха, поступили со мной «честно», но мне это не нужно. Нельзя идти замуж за человека, который женится на тебе из одной только жалости или ложно понимаемого чувства долга!

— Кто это вам сказал, что я вас жалею? — грозно осведомился Майлз, отшвыривая обглоданную куриную ножку в сторону. — Мне хочется одного — чтобы вы сбросили маску старой девы, с которой свыклись, словно с собственной кожей, и стали наконец собой — очаровательной, умной и такой красивой, что у меня дух захватывает. Сказать по правде, я проникся к вам нежными чувствами с той самой минуты, как мы впервые встретились на конюшне!

Услышав это признание, Виктория не знала, смеяться ей или плакать — до того ее поразили эти страстные слова. С минуту помолчав, она сказала:

— Похоже, конюшня всегда действовала на нас особым образом, не правда ли?

Майлз поднял стакан с вином и осушил его единым духом.

— Это так. Наверное, нам следует впредь держаться подальше от конюшен и стойл.

С этими словами он вдруг привлек девушку к себе и так крепко поцеловал, что у нее закружилась голова. Отстранившись, он хрипло прошептал:

— Послушай, Тори, выходи за меня! Клянусь, ты не пожалеешь!

— Я не могу, — едва слышно шепнула Виктория, пытаясь высвободиться из его объятий.

Молодой человек с силой сжал ее плечи.

— Но почему?

— Ну… прежде всего потому, что мы не любим друг друга, — пробормотала она, хотя знала, что это утверждение — по крайней мере с ее стороны — чистейшей воды ложь.

— Со временем все образуется. Любовь придет, вот увидишь…

— Откуда ты знаешь?

— Откуда? — глухим от желания голосом переспросил Майлз, пожирая ее взглядом. — Да потому что рядом с тобой я теряю голову!

В это время Виктории удалось наконец освободиться из плена и отодвинуться к краю пледа. Оказавшись на приличном расстоянии от Майлза, она вздохнула свободнее.

— Я не могу выйти за тебя, Майлз. Спасибо за предложение — это честь для меня, но стать твоей женой я не могу.

У Майлза упало сердце. Теперь, когда предложение было наконец сделано, он ощутил, как важно было ему услышать от нее «да». Покачав головой, он сказал:

— Я не приму твоего отказа, Виктория, до тех пор, пока ты не скажешь мне четко и ясно, почему не можешь выйти за меня замуж.

— Потому что… — проговорила она, запинаясь, — потому что… из меня хорошей жены не получится.

Несчастное, потерянное выражение на лице Майлза сменилось глубочайшей задумчивостью.

— Почему ты так о себе говоришь?

Виктория покраснела до корней волос, поскольку продолжать разговор ей не хотелось. Она была бы счастлива, если бы Майлз просто принял ее ответ и вопросов больше не задавал. Тем не менее отвечать следовало. Промолчи она сейчас — вопросы посыплются как из рога изобилия.

Глядя в сторону и усиленно теребя сорванную травинку, она пробормотала:

— Дело в том… что в браке есть… гм… некоторые стороны, которые для меня… скажем так… могут оказаться трудными и даже неприемлемыми.

Это было произнесено таким тихим голосом, что Майлз, желая разобрать хоть слово, вынужден был наклониться к самым ее губам.

— Не могу взять в толк, к чему ты клонишь, — сказал он. — Не думаю, что жизнь в браке будет так уж отличаться от того существования, к которому ты привыкла. Как вести дом, ты знаешь, а если возникнут затруднения, поверь, я всегда буду рад прийти тебе на помощь.

— Я вовсе не об этом… — прошептала Виктория, терзая несчастную травинку.

— Говори громче, я ничего не слышу! — потребовал Майлз.

Виктория на миг подняла на него взгляд, заметила в его голубых глазах недоумение и сразу же отвернулась.

— Я сказала, что это совсем не то, о чем ты… подумал.

Не сразу, но до Майлза все же дошло, на что она намекает.

— Ты имеешь в виду интимную сторону семейной жизни? Ты не хочешь выходить замуж, потому что боишься близости с мужчиной — так, что ли?

Виктория лишилась дара речи — она никак не ожидала, что Майлз так открыто заговорит об этом. Никто и никогда не затрагивал этой темы во всеуслышание — тем более когда рядом находилась женщина. Придя в себя, девушка заговорила сурово, словно учительница, отчитывающая нерадивого ученика:

— Мистер Уэлсли! С вашей стороны крайне неуместно и невежливо…

— Может, хватит, а? — попросил Майлз, у которого лицемерие и напускная скромность английских дам, и Виктории в том числе, давно уже вызывали сильнейшее раздражение. — Неуместно называть меня мистером Уэлсли, в то время как мы с тобой говорим об интимной близости! И не пытайся меня уверить, что прежде ты никогда не слышала таких разговоров, поскольку всякий разумный человек, доживший до двадцати трех лет…

— Откуда вы знаете, что мне двадцать три? — замогильным голосом перебила Виктория, сраженная открытием, что Майлз прознал-таки о ее не столь уж юных годах.

— Уж и не помню, кто мне об этом сказал, — сварливо ответил Майлз, решив, что женщина пытается увильнуть от разговора. — Да и какая разница? Ведь не твой же возраст мы сейчас обсуждаем, в самом деле?

Майлз передвинулся поближе к Виктории, поцеловал ей руку и осведомился:

— Стало быть, Тори, ты боишься заниматься любовью?

Виктория вырвала у него руку и вскочила на ноги.

— Не желаю с вами разговаривать! — С этими словами она торопливо попятилась, прижимая ладонь к груди, чтобы унять неистовый стук сердца.

Но от Майлза не так-то легко было отделаться. Он тоже вскочил, в два шага преодолел разделявшее их расстояние и положил ей руки на плечи.

— Какими, интересно, страшными историями напугали тебя замужние подружки?

— Я не желаю об этом говорить, — упрямо повторила Виктория. И, заметив, что Майлз собирается отпустить на этот счет шуточку, торопливо добавила: — Прошу вас, Майлз, довольно об этом…

Он был убийственно прав. Замужние дамы не раз в частной беседе касались интимной стороны брака, утверждая, что единственной наградой за те унижения, которым их подвергали в темноте спальни обычно столь выдержанные и воспитанные мужья, являлись рождавшиеся после такой близости дети.

Самое ужасное, что избежать патологической тяги мужчин к совокуплению не удавалось никому, — даже всенародно любимой королеве Виктории, которая что ни год, производила на свет нового отпрыска королевской крови.

Слова девушки, казалось, не произвели на Майлза особого впечатления. Он лишь иронически усмехнулся:

— Хочешь заткнуть мне рот, Тори? Дудки! Эту тему нам обсудить просто необходимо. Не хочешь говорить сама — послушай, что скажу по этому поводу я!

Пряча глаза и содрогаясь от стыда, Виктория едва слышно произнесла:

— Я вас слушаю.

— Отлично.

Майлз бесцеремонно усадил спутницу на плед, втайне надеясь, что нужные слова сами придут ему в голову. Следующие несколько минут могут оказаться для него решающими, и по этой причине вдохновение нужно ему как никогда.

Сглотнув и выдержав паузу, он начал:

— В семейной жизни, Виктория, существует множество самых разных сторон, и интимная близость между мужчиной и женщиной — только одна из них. Очень важная, спешу заметить, но, как я уже сказал, далеко не единственная. Хочу заверить тебя… — Майлз помолчал, ожидая, когда девушка поднимет на него глаза, после чего продолжил: — Что я никогда не причиню тебе боль и не посмею принудить тебя к чему бы то ни было силой.

В глазах Виктории появился проблеск надежды.

— Вы хотите сказать, что готовы вступить со мной в брак даже в том случае, если я откажусь… гм… от интимной близости?

— Нет! — рявкнул Майлз, да с такой страстью, что сам подивился этой своей пылкости. — Ничего подобного я не говорил и никогда на это не пойду! Если ты выйдешь за меня замуж, то будешь мне женой, как говорится, в полном смысле этого слова. Другое дело, что я не стану требовать от тебя больше, чем ты сможешь или захочешь мне дать. Обещаю, что наведываться к тебе в спальню я буду исключительно с твоего согласия.

— Этому не бывать! — отчеканила Виктория и добавила: — И вот по этой самой причине я не выйду за вас замуж. Это будет несправедливо — прежде всего по отношению к вам.

Майлз скривил рот в иронической улыбке.

— Слушай, а ведь ты о себе очень высокого мнения, не так ли?

Виктория вопросительно вскинула брови.

— Ума не приложу, к чему вы клоните?

— Ладно, забудем. Впрочем, нет, давай прежде ненадолго вернемся в прошлое. Помнишь, какое удовольствие ты испытывала, когда целовалась со мной?

— Не думаю, что слово «удовольствие» в точности отражает мои тогдашние чувства.

Майлз постарался не показать Виктории, как его задели эти слова. В глубине души он недоумевал. Подумать только, всего два часа назад он даже не был уверен, что хочет жениться на этой девушке, а теперь из кожи вон лезет, чтобы сломить ее упорство! Узнай об этом его приятели, они, без сомнения, подняли бы его на смех.

Осознав окончательно, что он только что чуть не на коленях умолял старую деву-бесприданницу выйти за него замуж, Майлз поднялся с пледа и стал складывать в корзинку еду и посуду.

— Что вы делаете?

— Не видите? Вещи собираю. Пикник закончен. Вы просветили меня касательно чувств, которые ко мне испытываете, а потому я не смею обременять вас дольше своим присутствием.

С силой дернув за край пледа, он прибавил:

— Ну-ка отойдите — мне нужно уложить плед в корзину.

Виктория поднялась, недоумевая, отчего вдруг Майлз рассвирепел.

— Майлз, — негромко сказала она, робко тронув его за рукав, — простите, если я вас обидела, но мне казалось, что вы хотели услышать правду.

— Хотел, верно, и получил — даже с избытком, — буркнул молодой человек, складывая плед. — Думаю, пора положить конец всей этой затее с браком. Но прежде я поеду к Гилфорду и переговорю с ним. Вдруг мне удастся заставить его замолчать? Впрочем, даже если моя миссия потерпит неудачу, слух о том, что я сделал вам предложение, а вы его отвергли, наверняка заткнет рты сплетникам. Если же и это не поможет — останется мой отъезд.