— Извини, дорогая, я не хотела тебя обидеть. Нет, правда, я вовсе не думаю, что в практичности есть что-то дурное. Просто я рассуждаю таким образом: поскольку ты — человек с логическим складом ума и напрочь лишена романтики, то не в состоянии воспринимать мир так, как воспринимаем его мы с Каролиной.

Виктория торопливо отвернулась от Джорджии, опасаясь, что выражение лица ее выдаст. Сказать по правде, мужские чары Майлза Уэлсли произвели на нее ничуть не меньшее впечатление, чем на сестер.

— Запомни, Джорджия, — не слишком уверенно сказала Виктория, — мужчина — это не только красивая внешность и проникновенный голос. И вам с Кэри, когда вы общаетесь с представителями противоположного пола, особенно такими, как Майлз Уэлсли, надо иметь это в виду.

— Ясное дело, — со смехом произнесла Джорджия, оттесняя Викторию от зеркала, чтобы бросить взгляд на собственную прическу. — Кроме внешности и голоса, следует принимать во внимание положение мужчины в обществе, его титул и, наконец, манеры и воспитание. Так вот, Майлз Уэлсли обладает всем этим в полной мере.

Виктория с сомнением на нее посмотрела.

— Возможно, богатство и титул у него имеются, но манеры? Сразу видно, что тебе не приходилось оставаться с ним наедине.

Джорджия бросила прихорашиваться и в изумлении воззрилась на Викторию.

— Почему ты мне все это говоришь? Он что же — обошелся с тобой грубо?

Перед взором Виктории предстали чувственные губы Майлза…

— Не то чтобы грубо, — пробормотала она, — но… как бы это сказать… он был дерзок, это точно.

— Дерзок? — воскликнула Джорджия, вздрогнув от приятного возбуждения. — Но я ничего не имею против мужской дерзости, если, конечно, она не направлена на… это самое…

— Что значит «это самое»? Джорджия вспыхнула.

— Неужели не понимаешь? Это когда мужчина покушается на главное достояние девушки… и позволяет себе всякое такое… Надеюсь, он ничего себе в этом смысле не позволял?

У Виктории перехватило горло.

— Разумеется, нет, — сказала она хрипловатым от волнения голосом. — С чего ты взяла?

— Я слышала сплетни, которые про него ходят, — призналась Джорджия.

— Я тоже кое-что о нем слышала… Но это все чушь — досужие разговоры, не более того.

— Не все чушь, дорогая моя, не все. Уверяю тебя, многое из того, что о нем говорят, — истинная правда. К примеру, Цинтия Хайкрофт мне рассказывала, что на бале у Хантфордов он пытался ее поцеловать.

У Виктории при этом известии вытянулось лицо, но, когда она заговорила снова, голос ее звучал ровно:

— Не стоит безоговорочно верить всему, что пытаются тебе втолковать. Все знают, что Цинтия Хайкрофт имеет обыкновение преувеличивать.

— Дыма без огня не бывает. Впрочем, я сомневаюсь, что Майлз Уэлсли мог позволить что-либо подобное по отношению к тебе.

— Это почему же? — с обидой в голосе осведомилась она.

— Ты хочешь сказать, что он к тебе приставал?!

— Я ничего не хочу сказать. Я просто спрашиваю, почему, по твоему мнению, Майлз Уэлсли не мог позволить по отношению ко мне какой-нибудь вольности?

— Ну… — протянула Джорджия, недоумевая, отчего всегда доброжелательная Виктория так взъелась, — ты не такого пошиба женщина, чтобы…

— Чтобы мужчина мог лезть ко мне со всякими глупостями? — закончила за нее Виктория. — Ну все, хватит этих глупых разговоров! Бог с вами, сестрички, делайте что хотите. Кстати, нам давно уже пора спускаться в зал. Фиона говорила, что отец все еще неважно себя чувствует и не сможет присутствовать на вечере, а ведь ты знаешь, как она всегда расстраивается, когда ей приходится одной принимать гостей.

— Уже иду, — согласно кивнула Джорджия, в последний раз поправляя и расправляя свои юбки перед зеркалом. — Тем не менее я до сих пор не могу взять в толк, отчего ты назвала мистера Уэлсли дерзким.

— Не стоит обращать на это слишком много внимания. Скажем так: я просто неудачно выбрала слово.

Джорджия одарила сестру столь нехарактерным для нее проницательным взглядом.

— По-моему, Тори, ты говоришь мне неправду. Что-то все-таки между вами было, когда вы были одни в конюшне. Жаль, что ты не хочешь со мной поделиться. Обещаю тебе — прежде чем закончится вечер, я выясню, что именно!


Майлз стоял в углу бального зала в доме Пемброков и бесстрастно наблюдал, как просторное помещение постепенно заполнялось гостями. Еще один бал. Или, может быть, званый вечер? Какая, в сущности, разница? Все равно придется пять или шесть часов улыбаться, танцевать, флиртовать и обмениваться ничего не значащими репликами с женщинами, которые рассуждают исключительно о погоде или о последнем достижении в области мужской моды — смешной шляпе под названием «котелок».

Неужели эти люди не в состоянии найти себе более интересное занятие, нежели посещение балов? Как, черт возьми, в этой стране делаются дела, если все эти господа и дамы проводят ночи на балах, а днем отсыпаются, чтобы набраться сил перед новым балом?

Майлз все еще хмурился и покачивал головой, когда к нему неожиданно подлетел его приятель Александр Шоу с двумя бокалами в руках.

— А ты сегодня отлично выглядишь, Уэлсли, — с улыбкой произнес он и протянул один бокал Майлзу. — Если не ошибаюсь, на тебе новый сюртук?

— Есть такой грех, — признал Майлз и застенчиво улыбнулся. — Когда я приехал, бабушка сразу поставила меня в известность, что мой «ковбойский гардероб» не подходит для приличного общества, и настояла на том, чтобы я немедленно заказал себе несколько костюмов у лучшего лондонского портного. Ума не приложу, что я стану делать дома со всеми этими вышитыми жилетами и шелковыми галстуками. Боюсь, мои младшие братья поднимут меня на смех.

— По-моему, британское общество тебе явно не по нраву.

— Это не совсем так. Я не прочь потанцевать и повеселиться, но когда это происходит каждую ночь… когда одни и те же люди каждый вечер разговаривают на одни и те же темы — это сведет с ума кого угодно. Скажи, Алекс, неужели тебе на этих балах не бывает скучно?

Алекс пожал плечами.

— Ну, когда с детства ко всему этому привыкаешь, бальный сезон воспринимается как нечто вполне естественное. Кроме того, надо же где-то знакомиться с женщинами. Вот у вас, в Америке, где знакомятся с девушками?

— Как где? На вечеринках, в церкви, иногда друзья родителей приводят с собой своих дочерей…

— Что-то я не вижу особой разницы, — заметил Алекс.

— То-то и оно, что особой разницы нет, — сказал Майлз. — Как я уже тебе говорил, я приехал в Англию за лошадьми, а не за женой, и у меня такое чувство, что я напрасно трачу здесь время. Отсюда, должно быть, и вся моя меланхолия.

— Ах да! Скажи, в таком случае, как подвигаются твои дела с Пемброком? Ты уже обошел его конюшни? Ну и как, подобрал себе что-нибудь?

— Присмотрел одну лошадь, только она не продается.

— Ты, конечно же, имеешь в виду Кингз Рэнсома.

Майлз с готовностью кивнул.

— Разумеется, кого же еще?

— Уж лучше тебе про него забыть, — посоветовал Алекс. — Пемброк с большим удовольствием расстанется с Джорджией или Каролиной, нежели с этой лошадью. — Помолчав, Алекс скривил в ухмылке губы и вполголоса произнес: — На этот счет, правда, у меня есть одна идейка. Почему бы тебе не взять эту лошадь в приданое, женившись на ком-нибудь из Штатов?

Майлз посмотрел на приятеля как на умалишенного.

— Нет уж, спасибо. Мне, конечно, нравится жеребец, но не до такой же степени. К тому же мне сказали, что лошадь принадлежит леди Виктории и близняшки никаких прав на нее не имеют.

— Я тоже об этом слышал, — произнес Шоу, — не знал, правда, так это на самом деле — или нет.

— Если верить Джону Пемброку, все обстоит именно так.

Алекс сокрушенно покачал головой.

— Не повезло тебе, старина. Господь свидетель, нет на свете лошади, ради обладания которой стоило бы провести остаток жизни в бесконечной сваре с такой фурией, как леди Виктория! Кстати, ты уже имел счастье с ней познакомиться?

Майлз утвердительно кивнул.

— Более того, я провел с ней все сегодняшнее утро. Поскольку сэр Джон неважно себя почувствовал, лошадей в конюшне Пемброков показывала мне она.

— Как, сэр Джон опять заболел? — с удивлением осведомился Шоу. — Тогда нечего удивляться, что я не встретил его, когда приехал. Бедняга, он и впрямь серьезно болен. Кажется, у него какая-то болезнь сердца.

— То же самое мне сказала Виктория.

— Ага! — с хитрой ухмылкой воскликнул приятель Майлза. — Стало быть, она уже для тебя «Виктория»? По-видимому, отношения у вас сложились куда лучше, нежели я ожидал!

— Не совсем так, — вынужден был признать Майлз. Допив бренди, он поставил пустой бокал на поднос проходившего мимо слуги и добавил: — Она настоящая ехидна — точь-в-точь такая, как ты говорил. Сказать по правде, когда я пару раз позволил себе не слишком лестно отозваться о ее лошадях, она едва ли не велела мне убираться к черту, а потом развернулась на каблуках — и была такова.

Глаза Алекса расширились от удивления.

— Да что ты? Неужели она и в самом деле послала тебя к черту?

— Вроде того. Ошибиться в смысле сказанного было просто невозможно.

— Что ж, это очень на нее похоже, — хохотнул Алекс. — Теперь ты понимаешь, надеюсь, почему леди Виктории двадцать три, а она все еще не замужем? Она всегда… — Неожиданно его внимание привлекло какое-то движение у больших, распахнутых настежь дверей бального зала.

— Кстати, о Снежной королеве: вот и она сама пожаловала.

Майлз проследил за взглядом приятеля и увидел Викторию, которая в это мгновение входила в зал в сопровождении улыбающихся двойняшек. По обыкновению, очаровательные Штаты были облачены в пышные платья теплых пастельных тонов, в то время как леди Виктория выступала в наряде серо-стального оттенка. Как и прежде, волосы у нее были собраны в тугой узел на затылке, и не было ни единого шаловливого локона, который оживлял бы эту весьма унылую картину. Губы леди напряженно улыбались, но даже из того угла, где стояли Майлз с Шоу, было видно, что в ее темных глазах нет ни искорки смеха.