Дарья Федоровна, пережившая собственную личную трагедию и потерявшая мужа не на смертном одре, а в объятиях соперницы, к молодым женщинам относилась со смесью гадливости, недоверия и опаски. Женить сына она, конечно, хотела, но только на той, которая будет достойной парой. Таковых пока не нашлось не только в окружении Сергея, но и среди знакомых самой Дарьи Федоровны. Хотя подруги и пытались сосватать своих дочерей, но мама бдительно стояла на страже и отметала весь залежалый товар.

Имея такую родительницу, Сергей довольно быстро научился обходить все препоны и жил в свое удовольствие, изредка уступая особо симпатичным девушкам. Длительных романов он избегал, поскольку они неизменно приводили к конфликтам. Жизнь была простой и понятной ровно до прошлой недели. Довольно банальные и привычные слова старой песенки «Любовь нечаянно нагрянет, когда ее совсем не ждешь» вдруг стали реальностью, резко изменив его взгляды, желания и планы. Отчаянно хорохорившаяся пациентка, смущавшаяся до красных пятен на руках и трясшаяся как овечий хвост, но тем не менее разукрасившая себя как новогодняя елка, неожиданно задела что-то такое, о наличии чего в собственном организме тридцатилетний пульмонолог ранее не подозревал. Более того, в медицинских учебниках об этом не было ни слова. Не зная, как продолжить знакомство, и опасаясь болтливости своей медсестры, Сергей не придумал ничего лучшего, как назначить ей, как и всем остальным, встречу в кабинете через час после окончания приема. Действовал он стереотипно, но думал вовсе не о том, о чем обычно. И мягкая кушетка, притаившаяся за ширмой, в его планы не входила абсолютно.


«Почему со мной всегда так? – страдала Вера, тем не менее покорно семеня следом за уверенно, как ей казалось, посвистывавшим Сергеем. – Ведь использует, как туалетную бумажку, и забудет. Вот сейчас как скажу ему все, что думаю…»

– Прошу. – Сергей галантно распахнул дверь кабинета, словно приглашал девушку не в крашенную масляной краской комнату, а в номер люкс пятизвездочной гостиницы.

Как и следовало ожидать, вместо гневно-обличительной речи Верочка послушно шмыгнула в уютную темноту.

Свистел Сергей вовсе не от большой уверенности в себе, а совсем наоборот. Он вдруг понял, что совершенно не знает, о чем говорить с девушкой, наверняка убежденной, что ее позвали на обычный прием. Даже если она что-то и подозревала, но все равно пришла, то это, конечно, было хорошо, хотя уверенности в собственных силах не прибавляло.

Сергей зажег свет. Вера стояла посреди кабинета растерянная, немного испуганная и какая-то беззащитная, несмотря на свой выдающийся рост. В том, что он притащил ее сюда, Сергей увидел что-то постыдное.

«Тоже мне, доктор, – раздраженно подумал он. – Заигрался».

Ему было интересно, налепила ли она сегодня блестки, но спрашивать он не рискнул. Достаточно было и того, что на сей раз Вера пришла при макияже, что уже не могло не радовать.

– Раздеваться надо? – Голос ее прозвучал жалобно и сипло.

– Давайте, что ли, сходим куда-нибудь? – невпопад ответил он.

– Давайте. – Верочка обрадовалась и с трудом удержала рвавшийся с губ логичный вопрос: «А куда?» Какая разница – куда. Главное, что с ним, и что ничего такого, ради чего она надела парадный комплект белья, не произошло. От всего этого было так радостно, что хотелось летать. А вдруг сейчас все серьезно, не на пару дней, не ради спортивного интереса?

Они молча и сосредоточенно сбежали вниз по лестнице, так же молча одели Веру в гардеробе и выскочили на улицу. Промозглый январский вечер дышал весной, а озябшие пичужки орали и вовсе по-летнему. Не хватало только соловья, но и без него все было пронизано такой светлой и щемящей радостью, что сердце раздувалось праздничным воздушным шариком, а воздух звенел. Все слова были лишними. Вера и доктор Сергей молча шли и улыбались, не чувствуя ни неловкости, ни потребности испортить эту изумительную близость каким-нибудь ничего не значащим, банальным диалогом.

Глава 31

Радость всегда должна быть чем-то омрачена. Иначе просто не бывает. В жизни все уравновешивается, чтобы замотанные неурядицами и краткосрочными взлетами человечки не расслаблялись.

Больничный безжалостно закрыли, и Верочка должна была идти на работу. Больше всего ей хотелось уволиться, причем заочно, наплевав на ненужную ей трудовую книжку, благо стаж там был жалким и никакой роли в ее будущем пенсионном обеспечении не сыграл бы. Совещание с Сережей на эту тему было приятным, но непродуктивным.

– Делай, как сердце подсказывает, – проникновенно сказал он, на чем, собственно, тема и закрылась, перейдя в более приятное для обоих русло.

Мама считала, что бросать работу, на которой столько платят, да еще из-за какой-то невнятной истории, глупость несусветная.

– Пора уже повзрослеть, – назидательно бубнила Ярослава Аркадьевна. – Деньги – грязь, но они нужны, даже если тебе претит столь меркантильное отношение к жизни. Надо рассчитывать только на себя. А без хорошей зарплаты ты зависишь от всех, и от меня в том числе, а я, как бюджетница, завишу от нашего государства. То есть в любой момент могу получить пинок под зад и вылететь на пенсию. Тогда я нам не завидую.

Верочка все понимала, но мысль о том, что придется вернуться в коллектив, где ее считают воровкой, или просто подозревают, где за перегородкой сидит Филипп, с которым вообще неизвестно как общаться, приводила ее в содрогание.

Муськину никто не спрашивал, но она сама влезла с заботливым вопросом, как Вера собирается совмещать работу с сессией и плохим самочувствием. И что по этому поводу думает ее бойфренд? Аллочка, конечно, имела в виду Филиппа, но Вера теперь с чистой совестью, не оправдываясь хотя бы перед Муськиной, могла сказать, что бойфренд уважает ее мнение, какового на данный момент не имеется.


– Руся, – Вера печально продавливала диван в гостиной старшей подруги и жаждала руководства к действию или хотя бы подсказки, – чего делать-то?

– Я вообще не вижу проблемы в данном случае. Во-первых, задача номер «раз» – выяснить, что у нас с Алексеем Константиновичем. Это практически невыполнимо, поэтому и сосредоточься на этой важной для меня миссии. Совершать подвиги ради близких всегда легче, чем ради себя. А уж родина тебя не забудет. Во-вторых, умой своего Филиппа…

– Как? Чем?

– Своим равнодушием. Тем, что ты и без него неплохо устроилась. Даже если твой костоправ явление временное.

– Он не костоправ, он пульмонолог. И вовсе он не временно…

– Ты хватаешься за мелочи, не улавливая сути. Делай вид, что ничего не произошло, ничего не изменилось. И его предательство совершенно тебя не ударило и не подкосило. И не потому, что ты готова все ему простить, а потому, что тебе на него глубоко и откровенно плевать. Как на прохожего, наступившего тебе на ногу. Он в прошлом. И тебе не больно, тебе по барабану.

– Руся, как быть-то? – продолжала ныть Вера, разглядывая рисунок обоев. Как быть, было ясно. Просто хотелось перешагнуть этот неприятный отрезок жизни, чтобы потом остались о нем лишь светлые воспоминания. Пройти кусочек столь сложного в моральном плане пути не было ни сил, ни желания.

– Вера, я ж уже сказала!

– Сказать легко…

– Давай, давай, каждый хоть раз в жизни должен совершить подвиг.

– Чего ради?

– Хотя бы ради меня.

– А, да. Я забыла. Тебе нужен мой шеф…

– Не-а. Не нужен уже. Как-то перегорела я. Понервничала, обиделась, да и с Гошкой сейчас все наладилось. Все равно по-старому уже не будет. Как говорится: ложечки нашлись, а осадок остался. Просто хочу знать, в чем дело. С какой радости он так резко от меня сдернул, да еще через секретаря попрощался. Такого у меня еще никогда не было.

Вера вздохнула – придется ползти на амбразуру. Хотя больше всего хотелось сдаться и зарыться в песок.


Коллеги встретили ее довольно приветливо, словно ничего и не случилось. Это настораживало, как затишье перед грозой. Но жизнь кипела, все суетились, уже отойдя от новогодних праздников и живя предвкушением лета, отпуска и прочих приятных вещей, ожидание которых скрашивает серые будни. И Вера расслабилась.

Филипп, видимо пересмотревший все, что было, тоже встретил ее вполне ровно, поцеловал и даже подарил какой-то брелочек, явно из рекламной свалки клиентских подачек, побрякивавшей и шуршавшей в ящике его стола. Но тем не менее это было приятно. Особенно в предвкушении того, как она, словно ни в чем не бывало, расскажет о Сергее. А лучше, если не расскажет, а как бы между прочим, при случае, поставит перед фактом или познакомит.

Мечты – стихи, а жизнь – проза. Любой позитив зачастую имеет такое объяснение, которое запросто повергнет вас в траур или выбьет почву из-под ног. Филипп тоже не желал иметь за спиной непримиримого врага. А кто, как не брошенная женщина, мог мастерски портить жизнь и делать мелкие пакости? Только соседка-пенсионерка, решившая разнообразить свою жизнь и добавить в кровь адреналина за счет нервных клеток своих соседей. Именно поэтому он настроил себя на нежную дружбу с Верочкой, так резко перешедшей из категории женщин, с которыми можно провести всю жизнь и умереть в один день, в категорию коллег, с которыми достаточно быть на дружеской ноге и одаривать их дежурными комплиментами.

Если бы Вера знала, что в жизни Филиппа тоже произошли немаловажные изменения, то, вероятно, торжество ее слегка поувяло бы. Но, как гласит проверенная веками мудрость: меньше знаешь – крепче спишь. И Вера пока наслаждалась, паря на недосягаемой высоте и ожидая удобного момента, чтобы клюнуть Филиппа в темечко. Не больно, без злобы, но для повышения самооценки и для самоудовлетворения. В их истории надо было поставить точку, многоточие ее не устраивало. Каждому хочется, чтобы последнее слово осталось за ним, и Вера не была в данном случае исключением.

А Филипп, пока его длинноногая пассия, не оправдавшая доверия и возложенных на нее надежд, болела, сдался на милость победителей. В данном случае победителями, к обоюдной радости, были Илья Федорович и тосковавшая по любимому супругу Алина.