– Вот именно так и выглядит черная человеческая неблагодарность, – понимающе качнула головой Ярослава Аркадьевна. – Девочка тебя поила, кормила, выхаживала, рискуя заразиться, а ты о ней так говоришь! Да, Муськина твоя не подарок, конечно, но это еще не повод, чтобы ее так грубо отталкивать.

– Я ее еще не оттолкнула, – пробормотала Вера, слегка смутившись. На самом деле больше всего ее волновало то, что никакого чувства стыда ни в глубине души, ни на поверхности не наблюдалось. Слишком много всего обрушилось на нее в последнее время, вот эмоции и притупились. Других объяснений не было.

– Сама дойду, – сказала Верочка. – Записывай.

– Ишь, одолжение она мне делает! – Мама уперла руки в бока и грозно выставила живот. – Записала уже.

– А если бы я не согласилась?

– Да кто б тебя спрашивал?!

Это была чистая правда: если Ярослава Аркадьевна принимала решение, то в мнении окружающих она не нуждалась, и перечить ей было бы занятием бессмысленным и крайне опасным для состояния собственной нервной системы.


В назначенный день с утра выяснилось, что выключили воду. Причем не только горячую, но и холодную. Вера в тоске помоталась по квартире, размышляя, так ли уж необходимо перед походом к пульмонологу принимать душ, но в результате решила, что без водных процедур не обойтись. Судя по содержательным воплям на лестнице, соседи уже выяснили, что воды нет и не будет до вечера.

– Приезжай ко мне, – успокоила ее Руслана. – Я тебе теперь по гроб жизни должна, так что можешь не стесняться.

– Слушай, неудобно. Я кашляю, мало ли…

– А ты кашляй в кулачок, – хихикнула Руся. – И вообще, хватит рефлексировать. Можно подумать, ты мне не за тем позвонила, чтобы напроситься на помывку, а чтобы просто пожаловаться.

Верочка почувствовала, что краснеет, и забормотала что-то бессвязное.

– Давай веселее, спасительница. Благодаря тебе у нас с Гошей второй медовый месяц, так что я даже готова тебе сама спинку потереть.

– А как же Алексей Константинович? – робко поинтересовалась Верочка, в свете последних событий имевшая весьма шаткое положение в фирме, а потому кровно заинтересованная в дружбе подруги с директором.

– Если честно, пока не знаю. Хотела вот через тебя выяснить, так ты помирать надумала. Мне, представляешь, перед самым Новым годом секретарша его звонила, передавала, что он просил больше не беспокоить. Оказывается, то, что мы с ним делали, называется «беспокойством». Век живи – век учись.


Руслана встретила ее с нескрываемой радостью, смягчив Верочкины терзания по поводу наглого использования чужого санузла в личных целях.

– Я тебя потом отвезу. Если хочешь, даже к доктору с тобой схожу.

– Как мама, бдящая за здоровьем кровиночки?

– Ну, знаешь ли, – хохотнула Руслана. – Я еще не такая сморщенная, чтобы сойти за маму великовозрастной девицы. Так отвезти?

– Отвези, если несложно, – застенчиво кивнула Верочка, чуть не брякнувшая: «Если тебе делать нечего».

– Тогда иди полощись. Полотенца на краю ванны.

Везение и невезение не всегда идут полосами. Иногда судьба взбивает их шейкером в сплошной коктейль, превращая в сплошную однородную массу. Видимо, Вера впитала в себя весь возможный негатив этого незадавшегося с утра дня, поэтому при попытке включить свет в ванной выяснилось, что электричество отключилось повсеместно.

– Да уж, – изумилась Руслана. – Может, сегодня день такой? У нас отродясь не бывало, чтобы свет вырубали.

– Это не день такой, это я такая. Несчастье ходячее, – вздохнула Вера, отчаянно борясь с нехорошим предчувствием по поводу похода к пульмонологу: в такой изумительный день да при ее феноменальном «везении» запросто можно было заполучить какой-нибудь трагический диагноз. – Не удивлюсь, если еще и воду выключат.

Но вода послушно текла, наводя на подозрение, что пакость кроется в чем-нибудь другом. Поэтому мнительная Вера, невзирая на веселье Русланы, выползала в коридор, чтобы на свету проверить, не тюбик ли с клеем она взяла вместо геля для душа, не бытовая ли химия плещется в бутылочке с шампунем, и не пемзой ли она собралась мылиться.

Руслане надоело потешаться над незадачливой подругой, и она ушла кипятить чай, приготовление которого из-за отсутствия электричества превращалось в трудоемкий процесс.

Быстро одевшись, Вера вдруг выяснила, что фен не работает, и высушить волосы не удастся.

– Можно в духовке, – предположила Руслана. – Или над плитой.

– Ага, – печально кивнула Верочка. – Еще можно башку в форточку высунуть. На ветру и морозе тоже быстро сохнут. Вот ужас-то.

Времени оставалось мало, поэтому вместо чая они отправились в другой район города искать салон, чтобы сушить незадачливую банщицу.

– Видишь, любая проблема решается на раз, если не киснуть и не впадать в депрессию, – радостно комментировала произошедшее Руся, лихо одолевая повороты и перестраиваясь из ряда в ряд. Машина неслась, разбрызгивая январскую слякоть.

В салоне было уютно, уходить из него и тащиться на свидание с врачом не хотелось. От помощи Русланы Верочка отказалась – и мужественно зашла в центр, оказавшийся почти обычной поликлиникой, безо всяких евроремонтов и прочих атрибутов, внушавших уверенность в профессионализме высокооплачиваемых специалистов. Мало того, прямо у кабинета выяснилось, что есть очередь, запись и хозрасчетный прием. То, что Верочка наивно помахала чеком, выданным в регистратуре с напутствием, что «платные без очереди», моментально настроило против нее немногочисленную, но весьма злобную компанию пациентов, маявшихся перед заветным кабинетом.

– Последняя будешь, – безапелляционно оповестила ее полная пожилая женщина.

Верочка не возражала. Ей казалось, что чем позже она узнает свой диагноз, тем лучше. Особенно учитывая тот прискорбный факт, что после того, как она покашляла, с диванчика дружной стайкой снялись остальные ожидающие и перебазировались в недосягаемости от Верочкиных микробов.


В кабинете ее вообще ждал чудовищный сюрприз: врач оказался мужского пола. И мало того, он был крепким, высоким блондинистым очкариком, из тех, которые нравятся женщинам. У Верочки екнуло в груди, и она опять закашлялась. Ничего не может быть хуже, чем давиться приступом кашля под внимательным взглядом такого красавчика. От кашля потекли слезы, затем сопли, тут же распух нос, поэтому Верочка разозлилась. Причем не столько на себя, сколько на глухую медсестру, выпытывавшую подробности биографии, и на врача, внимательно и ласково рассматривавшего ее, словно только что приобретенного щенка.

– Так, давайте мы вас послушаем. – Доктору надоело наконец трепаться, и он перешел к делу: – Раздевайтесь.

Трясясь всем телом от стыда, Вера начала путаться в юбке и колготках, но врач благосклонно прервал процедуру, мягко сказав:

– Меня интересует грудь. Все, что ниже, оставьте для других специалистов.

Возможно, ничего особенного он и не имел в виду, и даже не собирался с ней заигрывать, но Вера покрылась пунцовыми пятнами и в замешательстве потянула колготки обратно к талии. Сухопарая медсестра недовольно нахмурилась и поджала губы.

Стаскивая свитер, Вера мучительно соображала, как реагировать на доктора, который, видимо, будет сейчас ее щупать, и снимать ли лифчик.

Словно прочитав ее мысли, быстро что-то писавший в карте пульмонолог бормотнул:

– Снимаем все, бюстгальтер тоже.

Отвратительно-старомодное и шершавое слово «бюстгальтер» резануло слух. Она сразу представила нечто огромное, розовое, атласно-шелковое, из ассортимента сельпо. Но бюстик послушно сняла, тоскливо глядя в окно и изображая абсолютное равнодушие к происходящему.

– Надо же, – доктор смущенно кашлянул и вплыл в поле зрения покрывающейся мурашками пациентки.

Увидев его растерянно-изумленную физиономию, Верочка немедленно захотела дать ему по очкам, чтобы сбить с эскулапа это идиотское выражение лица. Даже если бы вместо груди у нее там были бы глаза или кустилась шерсть, он и то не имел бы права смотреть так, словно увидел нечто немыслимое. Да, не третий номер, но все вполне прилично…

– Очень симпатично, – выдавил наконец врач и виновато покосился на медсестру.

– Рада, что вам нравится, – прошипела Верочка. Конечно, ничего хорошего от визита в этот центр она и не ожидала, но чтобы вот так… – Я старалась!

– Мне очень приятно, – он залился помидорной краснотой и осторожно приложил к пациентке стетоскоп. Вера с негодованием разглядывала низкие набухшие облака, караваном ползшие за окном, и старалась не разреветься. Держаться было совершенно невозможно. Что она такого ему сделала?

– Мне тоже, – у нее даже голос сорвался от злости и безграничного стыда. – Видимо, никогда раньше вы такого не встречали. Считайте это новогодним подарком.

От врача пахло хвоей, а руки у него ощутимо дрожали. Это был единственный факт, примирявший Веру с его возмутительным поведением.

– Ну, собственно, все, – он с видимым облегчением шарахнулся в сторону. – Одевайтесь.

Вера торопливо начала натягивать лифчик и вдруг с изумлением обнаружила, что грудь и живот не густо, но весьма по-новогоднему усыпаны серебряными звездочками, полумесяцами и прочей искрящейся ерундой, неизвестно откуда взявшейся и плотно приклеившейся к коже. Сейчас было не время удивляться, вряд ли эту красоту наклеивал доктор, скорее всего, она уже пришла на прием с этой ерундой, вызвав его справедливое замешательство. Наверное, нечасто пациентки так разукрашивали себя перед приемом.

– У вас обычный бронхит, – виновато пробасил врач и начал занудно перечислять названия лекарств и частоту приема.

– Спасибо, до свидания. – Вера пихнула спиной дверь и выскочила в коридор, нашаривая в сумке мобильный телефон. Требовалось немедленно перезвонить Руслане и выяснить происхождение той неземной красоты, что так потрясла симпатичного доктора.

– А, Верунчик, – вяло обрадовалась Руслана. На заднем плане что-то возмущенно орала ее дочь. – Как сходила?