И тут Верочке стало плохо: она возвращалась, когда никого не было. Скрыть этот прискорбный факт не удастся, поскольку ее, во-первых, могли видеть в коридоре, а, во-вторых, она приходила в столовую уже без пальто, а значит, заходила в кабинет раздеться.

– Дурдом! – орал Горский, на которого налетели все сразу и хором начали вспоминать, сбиваясь и путая друг друга. – Давайте составим временную схему!

– Какая схема? – взвизгнула Дарья. – Мы что, объявили сегодняшний день нерабочим? Все выяснения – после окончания рабочего дня!

– Выслужиться хочешь? У тебя что, деньги не взяли? – язвительно поинтересовался Рома.

– Или, может, ты не заинтересована в том, чтобы мы все выяснили? – подозрительно прищурилась Ульяна.

– В Бобруйск, животное! – гаркнул Алексей, после чего все резко затихли и посмотрели на рыжего менеджера, азартно молотившего по клавиатуре, несмотря на всеобщее горе.

– Это ты кому сейчас сказал? – отчеканила Дарья, подлетев к его столу и прицелившись мышкой в лоб говорливому сотруднику.

– Учи албанский, – промямлил Леша, затравленно оглядев сослуживцев. – Я в смысле – не согласен. Это сленг такой.

– Язык «падонков», для общения на молодежных сайтах, – пояснил кто-то на заднем плане, после чего Горский, предчувствовавший крупные неприятности для себя лично и для фирмы в целом, с ревом раненого вепря разогнал менеджеров по углам и резюмировал:

– Кто тут подонок, решать буду я, и кому куда ехать и чего учить – тоже буду решать я! И говорить буду я, а все остальные – только после отдельного с моей стороны приглашения!

Спорить никто не рискнул, даже Дарья молча замерла в своем начальственном закутке.


Восстановление временных подробностей и последовательности отбытия сотрудников на обед шло туго. Невзирая на окрики Горского, периодически начинался галдеж, мешавший построению схемы. Обмершая Вера сидела молча и ждала страшного.

Что-то внутри ее суетливо колготилось и кричало, что нельзя вот так вот просто сидеть и ждать, надо обязательно что-то сделать, хотя бы подготовиться к удару, сгруппироваться… Но усталость, накопившаяся за бессонную ночь, практически свершившееся расставание с Филиппом и общая тенденция фортуны регулярно скатываться под откос, не давали сосредоточиться на поиске спасительного выхода.

– Так, давайте-ка прикинем параллельно сумму, которая пропала, – выдвинул идею Рома. Все послушно полезли в сумки, и Верочка, чтобы не выбиваться из общей картины, тоже.

Сердце сорвалось, словно рыбешка с крючка, и блямкнулось куда-то под ноги: ее сумка была набита фирменными конвертами. Верочка даже не стала выяснять, есть в них деньги или нет. Лихорадочно трясясь всем телом, она на автопилоте нашарила под столом мусорную корзину вечно отсутствовавшего Кирюши и ссыпала туда неизвестно как попавшие в сум-ку конверты.

Ее хотели подставить. В этом можно было не сомневаться. Даже почти подставили. И еще неизвестно, чем закончится сегодняшнее разбирательство.

Закончилось все тем, чем и должно было закончиться: путем логических вычислений коллеги во главе с Горским пришли к выводу, что единственным человеком, который заходил в кабинет во время всеобщего отсутствия, была Верочка. Гробовая тишина, заполнившая помещение тягучей и плотной массой, словно макрофлекс, давила на уши, а скрестившиеся на ней взгляды резали острыми бритвами, вселяя сомнение в собственной невиновности. Верочка, еще мгновение назад решившая, что будет держаться гордо, независимо и делать вид, что ничего не понимает, изображая оскорбленную невинность, немедленно расплакалась и, выкрикивая нечто нечленораздельное, вытрясла все из сумочки, приглашая присутствующих убедиться в отсутствии там денег. Люди ломаться не стали, тут же хищно и зорко окинув внимательными взглядами скромное Верочкино барахлишко.

– Новикова, прекратите истерику! – заорал Горский. – Никто вас ни в чем не обвиняет.

Судя по лицам коллег, начальник службы безопасности несколько поторопился, выражая общее мнение. Напряжение не спадало, а народу явно нужны были деньги назад, поэтому подозревать они готовы были кого угодно.

– Что за отдел! Сколько раз говорил: последний должен закрывать двери! Зачем вам ключ, если вы им не пользуетесь?! Допрыгались! Да сюда кто угодно мог войти, пока вы там жрали на халяву! Небось дома двери закрываете? А тут – пожалуйста! Выносите, что хотите! И оргтехнику, и документы!

– Не знаю, у кого как, а у меня в подъезде на входе нет ни оплачиваемого охранника, ни металлоискателя, ни прочих прибамбасов, – ядовито изрекла Ульяна. – А здесь не вокзал, насколько у меня создалось ощущение за долгие годы работы. И никогда раньше такого не было.

Намек был весьма прозрачным: конечно, раньше! Когда Верочки здесь не было, и воровства не было! Филипп позорно молчал, даже не пытаясь за нее заступиться и объяснить, почему Вера вынуждена была сначала уйти на улицу, а потом опоздать на обед.

«А может, он сам все и задумал? – заторможенно соображала Верочка. – Чтобы от меня избавиться? Или, наоборот, ему деньги нужны, вот он меня и решил подставить…»

Все приходившие в голову варианты были одинаково омерзительными, поэтому Вера предпочла стряхнуть обрывки всех мыслей и впасть в транс.

Глава 25

Еле живая, Верочка доехала до Русланы и налегла на звонок, пытаясь проткнуть пальцем стену. Если бы дырка в кирпичной кладке все-таки получилась, то, возможно, в нее моментально утянуло бы сквозняком все проблемы и нераспутываемый клубок неприятностей, плотно намотавшийся на Верочкину судьбу. Но вместо этого рядом засветился уютным светом дверной проем, в который очень аккуратно был вписан Гоша.

– Какой сюрприз! – Он дернул Верочку внутрь и захлопнул двери. Из комнаты выглянула Руслана и начала отчаянно семафорить. Угадать, на что она намекает, было совершенно невозможно, но подруга явно предостерегала Верочку от необдуманных действий и слов. В такой ситуации самым правильным было бы молчать, что Верочка и сделала, опасливо протискиваясь мимо Гоши.

Судя по перекошенной физиономии Русланиного мужа, в семье назревал кризис. Все революции в этой нестабильной ячейке общества так или иначе крутились вокруг Гошиной ревности. Нельзя сказать, что муж был патологическим ревнивцем, поскольку поводов для подозрений у него было более чем достаточно.

– Мне надо посоветоваться, – трагическим голосом оповестила собравшихся Верочка, желая оттянуть внимание супругов от собственной трагедии.

– Как Эйфелева башня? – ехидно поинтересовался Гоша, не желая сопереживать и замечать убитое выражение Верочкиного личика.

– Что у тебя было по географии? – возмутилась гостья, на всякий случай скосив глаза на Руслану. Та одобрительно кивнула. – Эта башня в Париже, где французы, лягушки и мыло «Камей». А мы были, где пиво и Берлинская стена, вернее там и стены уже никакой нет, снесли.

Краткий экскурс по достопримечательностям западноевропейских государств Гошу не успокоил, а только разозлил.

– А как ткачихи?

– Немецким ткачихам живется не в пример лучше наших. У них более совершенные условия труда и вообще… С каких пор тебя волнуют немецкие ткачихи?

– С недавних, – мрачно обронил Гоша и нехорошо посмотрел на Верочку. Она поежилась, но не уступила. Решать чужие проблемы намного проще, чем свои собственные. Мозг работает в свободном режиме, не тормозя на опасных виражах и не страхуясь от ошибок. Чужие – они и есть чужие.

– Ты не мог бы выйти, мне надо поговорить с Русланой, – недовольно нахмурилась Вера. Лучшая защита – нападение. Гошу следовало выбить из колеи. Но на сей раз, вероятно, случилось нечто из ряда вон выходящее, поскольку Гоша пер по своей колее как грейдер, и сдвинуть его не представлялось возможным.

– Не мог бы. Мне тоже надо поговорить, причем – с тобой.

– Ну, давай поговорим. Только по-быстрому. У меня проблемы колоссальные, я…

– Сейчас у тебя их будет еще больше, – угрожающе заявил Гоша. – Как поживает ваш директор?

Судя по тематике беседы, Гоша каким-то непостижимым образом прознал про роман супруги с Алексеем Константиновичем. Мысли замельтешили комариной стайкой и безвольно упали в недра сознания, словно сраженные струей дихлофоса.

– Ты ему рассказала? – убитым голосом обратилась к замершей Руслане Верочка и присела на край дивана, понуро сгорбившись и изо всех сил изображая растерянность. – Зачем?

Руслана пошла пятнами, но пинать зарвавшуюся подругу при муже не рискнула.

– Нет, не она. – Гоша заботливо наклонился над Верочкой и ядовито хихикнул. – Мне позвонил неизвестный доброжелатель и порадовал меня новостью о пробивающихся у меня, старого идиота, рожках. Даже не рожках, а рожищах!

– А ты-то тут при чем? – сморщилась Верочка. – Какая тебе разница, с кем я сплю? И почему звонили тебе?

– А кому? Твоей маме должны были звонить?

– Не дай бог! – охнула Верочка. – Она бы меня убила.

– И правильно бы сделала! – Гоша вскочил и начал наматывать круги вокруг журнального столика.

– Ой-ей-ей, скажите, пожалуйста. – Вера вскочила и гневно уставилась на резко затормозившего мужика. – Тоже мне, фу-ты ну-ты!

– А ты не ори на меня! Ты семью рушила, помогала рушить! За такое…

– А с каких пор тебя чужие семьи волнуют?! Да если хочешь знать, она его не любит! Давным-давно! А он меня любит! Меня! И это его ребенок!

Гоша затих и почесал плешивый лоб.

– Ты беременна? – пугливым шепотом поинтересовался он у Русланы.

– Гоша, ты спятил? – взвизгнула Вера. – Ты хоть помнишь, сколько твоей жене лет? В ее возрасте уже о внуках думают, а не о детях!

– Ну, ты осторожнее, – отмерла наконец Руслана и обиженно оттопырила губу. – Думаешь, с шефом спишь, так тебе все можно? И я с Гошей согласна – какая-никакая, а у них семья. А ты ее разрушаешь. Вы не пара.

– Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? – вклинился в воспитательную беседу Гоша.