И, счастливо гоготнув, умчалась обогащаться знаниями.

Опустив малопонятную, но явно похабную шутку звонкоголосой толстушки, Филипп решил не оставлять на будущее неразрешенных вопросов:

– Я не совсем понял, что она сказала про «упущение» кого-то там… Ты что, кого-то не поймала или упустила? Извини. Если тебе неприятно, можешь не отвечать.

Обычно после такого дополнения дамы начинали с жаром оправдываться. Верочка не стала исключением.

– Да никого! Просто у Аллы своеобразное чувство юмора и восприятие человеческих отношений. Она не все правильно понимает.

Поскольку Филипп молчал, Вера вынуждена была детализировать выступление:

– Я недавно рассталась с… с другом. Бывшим другом… То есть сначала он был моим парнем, а теперь стал бывшим. Вот. А с ней я это не обсуждала. Я вообще не люблю обсуждать с кем-то свою личную жизнь, тем более с ней. Сам видишь, из нее информация выливается, как вода из решета.

Используя свою любимую тактику, Филипп продолжал молчать. Обычно, если что-то еще оставалось недосказанным, оно докладывалось именно после второй затяжной паузы, оформленной рассеянным взглядом вдаль и сжатыми в узкую полоску губами.

– В общем, там была очень грязная история, он меня обманул, и мы расстались. Прости, но ворошить подробности мне и правда противно.

Теперь замолчала Вера. Это свидетельствовало о том, что вряд ли он услышит что-то еще.

– Жизнь очень грустная и гнусная штука. – Филипп понимающе приобнял Верочку и неопределенно мотнул головой куда-то вверх, под своды тоннеля, где болтались старые потрескавшиеся плафоны. – Но иногда там, наверху, нам дают шанс найти свою половинку.

Вера замерла. Сердце натянулось тонкой нитью, которую могло сейчас разорвать от счастья легким прикосновением долгожданных слов. Но ничего не произошло. Филипп подтолкнул ее в сторону эскалатора, и они вновь влились в бурлящую реку пассажиров подземки. Фраза осталась недосказанной, оставив Верочку балансировать на краю обрыва, под которым расстилались райские долины. Хрупкая грань между позитивом и негативом звенела от напряжения: она могла плавно спуститься в этот рай на крыльях любви, или шмякнуться со всей дури, как перезрелая слива.


Чем ближе они подходили к Верочкиному дому, тем тяжелее становилось у девушки на душе. Филипп, еще не знавший, что у ближайшей грязно-серой пятиэтажки оборвется их романтическая прогулка, веселил Верочку интернетовскими приколами, обильно пересылаемыми ежедневно на его почту друзьями и знакомыми. Вся ответственность ложилась на притихшую спутницу, в бешеном темпе просчитывавшую возможные варианты расставания. Их было больше, чем иголок на елке, поэтому Верочка малодушно спихнула ответственность на кавалера, перебив его веселье:

– Ну вот. Пришли.

В конце концов, решения должен принимать мужчина. С другой стороны, нельзя же доверить ему столь ответственное дело, не направив в нужную сторону. Лодка тоже должна плыть, а не тонуть, но только от доброй воли и желания пассажиров зависит, заткнуть пробоину в днище или надеяться, что она сама зарастет. Когда-нибудь, определенно, зарастет, но к тому времени лодка должна будет провести на дне лет сто. Поэтому Верочка все-таки слегка помогла растерявшемуся Филиппу, неопределенно улыбнувшись и вздохнув, демонстрируя некоторую грусть и нежелание расставаться.

Снежинки застревали в его длинных ресницах, создавая празднично-новогоднее томление в груди разволновавшейся Веры. Редкие прохожие спешили мимо, не замечая, как совсем рядом рождается большое и светлое чувство. Только один угрюмый дядька с интересом мазнул глазами по застывшей парочке, прикуривая у останков телефонной будки. Наличие зрителя сбило Веру с нужной волны, и она нетерпеливо переступила с ноги на ногу – холод примораживал инстинкты и мешал полету мечты.

– Я рад, что теперь мы вместе, – довольно буднично сообщил Филипп. Фраза эта совершенно не вязалась с его неординарной внешностью, предполагавшей способность более витиевато объясняться с дамами. Кроме того, смысл сказанного терялся в тумане: то ли он имел в виду работу и, соответственно, ежедневные встречи и тесное сотрудничество, то ли это было предложение чего-то большего, завуалированное под волевое мужское решение. Вера знала, что если не выяснит все немедленно, то, во-первых, промучается всю ночь, придумывая подходящие трактовки высказывания, а во-вторых, потом уже вряд ли решится вернуться к разговору. Жить с ощущением недоумения и недосказанности она категорически не желала.

– В смысле? – Вера недоуменно дернула плечиком и подняла бровь.

– В прямом. – Филипп тоже поднял бровь, изображая намек на что-то. Скорее всего, он и сам не знал, на что именно намекал в данный момент, но основная задача – огорошить Веру, побудив к объяснениям, была достигнута. Все-таки расставание с Алиной, которая в одностороннем порядке решила его судьбу, слишком больно ударило по самолюбию, навсегда поселив в душе Филиппа страх быть униженным. Поэтому предлагать что-то, рискуя нарваться на насмешку или отказ, он не планировал. Девушка должна была сама сформулировать тактику дальнейшего общения и озвучить ее. То есть, как опытный спортсмен, Филипп не желал прокладывать лыжню, предпочитая идти по проторенной дорожке. Если маршрут не устроит, то всегда можно свернуть. Это проще, чем получать в спину тычки лыжной палкой и слышать окрики, чувствуя себя конем в упряжке.

Интуитивно Верочка хотела того же, поэтому беседа зашла в тупик.

Поулыбавшись и поозиравшись вокруг с преувеличенным вниманием, она вдруг поняла, что сейчас последует прощание, которое, вполне возможно, станет роковым, и зарождающиеся отношения перерастут в дружбу, а совсем не в то, на что она рассчитывала. Как это всегда происходит в жизни, мужской инфантилизм перевесил женскую дипломатию, и Верочка вынуждена была решиться на очередной книксен в сторону бездействовавшего Филиппа:

– У меня такое чувство, что мы уже давно знакомы…

Получилось излишне откровенно и заманивающее, поэтому она тут же добавила:

– Может, мы раньше где-то встречались?

Подразумевались немедленные ответные заверения кавалера в том, что такого быть не могло, иначе он ни за что на свете не забыл бы ее восхитительный образ. Но Филипп не оправдал надежд:

– Ну, раз ты меня не помнишь, значит, не встречались.

Вообще-то, на такую формулировку можно было даже обидеться, но он вдруг ослепительно улыбнулся и взял Верочку за руку. Сердце у нее ухнуло вниз, а организм забыл, как дышать, замерев на вдохе.

Филипп смотрел на девушку и вспоминал, как они в первый раз поцеловались с Алиной. Это случилось после какой-то вечеринки, Алина была совершенно пьяна и пахла пивом. От нее волнами исходило бесшабашное веселье и уверенность в том, что жизнь прекрасна. Тогда у Филиппа было ощущение, что он держит в руках солнечного зайчика, готового в любой момент выпрыгнуть и улететь. Строптивый зайчик все-таки улетел, унеся с собой шлейф из капризов, невыполнимых требований и что-то еще, что раньше принадлежало Филиппу и без чего теперь жизнь была пресной, как кипяченая вода.

От Верочки исходил легкий аромат нежных духов и стабильности. Она была привлекательной, перспективной и предсказуемой. Миниатюрная, шебутная и самоуверенная Алина не шла ни в какое сравнение с этой статной спокойной девушкой. Филипп довольно улыбнулся: жизнь демонстрировала торжество справедливости, сделав столь удобную для него рокировку.

Поцелуй не состоялся. Филипп не считал нужным торопиться и бежать впереди паровоза, а Верочка сочла прощальную паузу слишком затянувшейся, чтобы намекать на поцелуй. Оставив последнее слово за собой, она старательно отряхнула сапожки и легко проворковала:

– Ну что? До завтра?

Филиппу ничего больше не оставалось, как подтвердить факт прощания.

– До завтра.


– С кем это ты там топталась? – Вопрос Ярославы Аркадьевны прогрохотал через все лестничные пролеты и свалился прямиком на темечко затаившейся у окна Верочки: она тщетно пыталась разглядеть, ушел ли Филипп или продолжает томиться у подъезда, но мутное окошко оставляло этот вопрос без ответа – разглядеть что-либо было практически невозможно.

– Вера, я с кем разговариваю?! – В голосе мамы появилась тревога. Вероятно, она заподозрила неладное и, судя по тяжелому шарканью, двинулась на рекогносцировку.

– Мам, я иду уже, иду.

– Не смей разговаривать таким тоном! – немедленно взвизгнула родительница. – Вместо того чтобы побыстрее прийти домой и рассказать матери, как все прошло, она отирается там с каким-то паршивым брюнетом!

Судя по подробностям, маман дежурила у окна с биноклем. Иногда Верочке казалось, что мама неправильно применяет свои таланты: ей бы не в плановом отделе сидеть, а работать психологом. «Паршивым» Филипп был назван не ради красного словца, а с целью прощупать почву и понять, будет ли дочь с пеной у рта возражать против столь нелестного эпитета и отстаивать честь и достоинство кавалера. Все эти приемы допрашиваемая прекрасно знала, поэтому проигнорировала оскорбление и промолчала, с нарочитой сосредоточенностью стаскивая сапоги.

– Ну?! – взвыла Ярослава Аркадьевна.

Верочка послушно пересказала маме содержание своего первого рабочего дня, попутно вспомнив, что завтра надо прихватить с собою пару словарей и документы, дабы не доставить Ларисе пару лишних минут торжества.

– А этот? – не выдержала мама.

– Просто проводил.

– Даже коров провожают не просто так, а с целью подоить, – наставительно сообщила Ярослава Аркадьевна. – Он с новой работы?

– Угу, – безнадежно подтвердила Верочка. Мама вполне могла захотеть познакомиться с ним поближе. Ее добрые намерения были сродни попытке слона осторожно сорвать цветок на газоне. После беседы с потенциальным зятем от нежно-зеленых ростков надежды могло остаться лишь голое, вытоптанное поле.

– А кто по должности?

– Менеджер, – ответ был обтекаемым. На случай, если у Ярославы Аркадьевны появится желание вычислить Филиппа своими силами.