– Да уж, неожиданность. – Филипп дрогнул губой, отчего лицо его приняло отстраненно-презрительное выражение. – Чем обязан?

– Да я мимо шла…

– Мимо метро? – он картинно покрутил головой. Парень в первую же минуту понял, что нужно этой избалованной дамочке, и сейчас в нем боролись мамино воспитание и желание потоптаться на чужом самолюбии.

– Представь себе, – фыркнула Аня. – Я тоже иногда с небес спускаюсь. Пошли кофе попьем!

– А-а, – протянул он, демонстрируя насмешливое понимание. – Вышли в народ.

– Чего ершишься? Это же не я тебя из квартиры выставила. – Аня уже почувствовала, что парень сейчас просто уйдет. Упускать не хотелось, в ней всколыхнулся охотничий азарт: уже намеченная добыча не имеет права выбора. – Я бы такого не отпустила.

Заявление было более чем откровенным. Откровеннее некуда. Но Филипп игру не принял и стесняться в выражениях не собирался: угол падения равен углу отражения – чем в него бросили, то обратно и полетит.

– А не боишься, что от кормушки отлучат? – прищурился он, играя желваками на щеках. Наверное, впервые в жизни хотелось ударить женщину. Аня вела себя так, словно он был левреткой, уже лежащей в ее сумочке и преданно потявкивающей.

Девушка растерянно моргнула:

– Ты что хамишь?

– А ничего! Из всей вашей семейки мне симпатичен только папаша – он хоть знает, чего хочет, и ни под кого не подстилается! С ним бы я кофе попил, просто так, из уважения.

С этими словами Филипп развернулся и быстро пошел по ступеням, смешавшись с потоком озябших пассажиров.

Аня выругалась и злобно пошагала к своему «Лексусу». Неприметный мужичок с невыразительными блеклыми глазками внимательно посмотрел ей вслед и поспешил к заляпанной грязью «десятке».


Мама была целиком и полностью на стороне сына.

– Я же говорила, не пара она тебе. Где ты и где она!

– Человека из обезьяны сделали не деньги, а труд. Я еще добьюсь всего, и она будет грызть локти.

– Будет! – убежденно затрясла химией мама. – Ей до тебя, как до Австралии ползком. Она еще обратно попросится, а мы не возьмем!

В лице Филиппа мелькнуло что-то такое, что маме не очень понравилось, но она сделала вид, что ничего не заметила, решив не усугублять страдания мальчика.


А самому Филиппу жить с мамой было тяжко. Ее забота давила на психику бетонной плитой. Мама душила немыслимой навязчивостью. Она, пережившая свадьбу сына и отдельное существование в течение нескольких месяцев, без возможности проверить, сухие ли у Филечки ботинки и нормально ли он завтракает, теперь находилась в постоянном ожидании, что в ближайшие дни Филиппа отберут у нее снова.

Поэтому Филипп больше не колебался. Да, Верочка подвернулась очень кстати. Во-первых, она сразу и безоговорочно понравилась ему, а, во-вторых, наличие девушки было аргументом в пользу раздельного проживания с мамой.

В вагоне он развлекал новую пассию веселыми историями из жизни, параллельно норовя потрясти своей эрудицией. Прежний немой восторг и легкая затравленность из взгляда Верочки пропали, зато появилось что-то новое и многообещающее. Списав все на своеобразную демократичность подземки и намертво приклеившись к Верочке под давлением народных масс, Филипп смирился с тем, что безоговорочного обожания не будет. Но тем не менее он знал, что нравится девушке гораздо больше, чем она ему. Ей, безусловно, хотелось быть рядом и преданно потряхивать хвостиком в ожидании его внимания. Никакая интуиция ему это не подсказывала, вывод он делал исключительно на основании логики: при тотальном дефиците нормальных мужчин он был ценен, как сервелат в годы застоя. За ним должны были давиться в очереди и получать его внимание по записи, поэтому счастливая обладательница права держать его за руку и считать какой-то частью своей жизни реагировать могла только так, и никак иначе. Филипп был уверен, что не переоценивает себя, а лишь осознает истинную ценность своих положительных качеств. Почти месяц воздержания и скорбных раздумий о несостоявшемся семейном счастье привели Филиппа к неутешительным выводам: жизнь без капризной Алины стала какой-то тусклой, строить семью надо на отдельной жилплощади, не пересекаясь с мнением родителей. И еще: нужно непременно доказать, что такими, как он, не разбрасываются. Это надо было доказать и себе, и Алине, и общим знакомым, которые норовили пособолезновать ему в связи с потерей. Хотелось всем объяснить, что это не он потерял, а его потеряли, но внутренняя убежденность в сем факте была какой-то трухлявой, как старый плетень, и требовала подпереть ее фактами. Кроме того, в квартире постоянно раздавались непонятные звонки, кто-то молчал и дышал в трубку. После первых двух раз Филипп перестал подходить к телефону, втайне надеясь, что это Алина. А если так, то пусть считает, что у ее бывшего мужа новая жизнь и сидеть дома, скорбя о разбитом сердце, он не намерен. Это была мысль Валентины Степановны, которую она в ажиотаже претворяла в жизнь, вопя в тишину, что Филиппа нет, будет завтра или в конце недели и что передать.


Верочка млела, ловя скрещивающиеся на Филиппе женские взгляды. Он не зыркал по сторонам в поисках более достойного объекта, не демонстрировал самодовольного пижонства и не позволял себе лишнего, хотя Веру размазало по нему, как масло по бутерброду. Парень по-джентльменски делал вид, что ничего не происходит, хотя Вера вдруг поймала себя на мысли, что ждет каких-нибудь несанкционированных действий. Близость кавалера будила инстинкты, заставляя смущаться и краснеть, а Филипп тем временем, вещая про последнюю фотовыставку, развлекался угадыванием номера ее бюстгальтера.

Он ничего не спрашивал, не допытывался о фактах биографии и не лез в ее личную жизнь, рассудив, что будь у нее личная жизнь, то «она» встретила бы девицу после работы.

Обилие молодых студенток в вагоне впервые в жизни напрягло Веру, разбудив острое чувство опасности. Они тоже жались к Филиппу, громко хохотали, обсуждая какие-то свои глупости, и манерно растягивали гласные, вызывая у Верочки острое желание сказать какую-нибудь гадость. Но это было бы ей в минус, поскольку не факт, что Филипп замечал их присутствие, а вот после ее выступления парень точно обнаружит себя в гуще цветника.

– Что это молодежи столько? – не удержалась Вера, когда одна из девиц начала разглагольствовать на тему неудобства стрингов, расписывая собственные страдания.

– Так студенты, – удивился Филипп ее скандальному тону. – Наверное, на лекции едут. Кстати, ты что заканчивала?

– Я еще учусь.

– Когда?

– Ну, в принципе, у меня сегодня тоже лекции, но я пока пропущу, надо разобраться с работой.

– А что с ней разбираться? Давай помогу, если что.

– Нет, я не в этом смысле…

Вера смутилась. Она имела в виду, что ей надо разобраться, как вписать лекции в распорядок дня, в котором появился высокий голубоглазый брюнет. Но брюнету знать об этом было вовсе не обязательно.

Когда они переходили на другую ветку, Верочка напряглась. Сейчас Филипп может сказать, что ему, например, в другую сторону, и тогда все… С другой стороны, если парень ждал ее столько времени, значит, все-таки на что-то рассчитывает. А на что? Одно дело Вова, который рулил не только собственным автомобилем, но и ситуацией, ставя Веру перед фактом, что сегодня они едут к нему, а завтра – в ресторан, а послезавтра еще куда-нибудь. Но как угадать развитие событий, когда едешь с кавалером в метро, вокруг орет и пихается народ, гудят электрички и потому никакой романтики? Может, Филипп ждет, что она сама его куда-нибудь пригласит? Или что-то предложит… Парень был то ли чересчур интеллигентным, то ли слишком нерешительным. И то, и другое оказалось проблемой с точки зрения дальнейшего развития отношений.


На самом деле Филипп уже составил план действий и не собирался торопиться, перескакивая с пункта на пункт. Девушка сама должна была начать изнывать от нетерпения в ожидании знаков внимания, звонков и улыбок. Ничто не стимулирует женщину к проявлению инициативы больше, чем предлагаемая мужчиной дружба. Так говорила ему мама, которую Филипп считал знатоком женской психологии. Хотя бы потому, что она сама была женщиной. Единственный момент: слово «дружба» ни в коем случае не должно произноситься. Мужчина должен вести себя как друг, не позволяя себе переступать грань, за которой уже не дружба, а клубок из партнерских долгов и обязательств – и тогда женщина, и не просто женщина, а женщина одинокая, начнет ждать, что дружба перерастет в нечто большее. Как известно, слабый пол в любовных делах крайнюю терпеливость проявляет только в вопросах мести, а вот при построении отношений дамы действуют, как нерадивый прораб, норовящий сдать стройку досрочно, присваивая львиную долю стройматериалов и нарушая правила техники безопасности.


На подступах к эскалатору клубилась толпа, желающие уехать вверх утягивали в свой водоворот мощный поток тех, кто уже спустился. Именно в этом омуте на Веру и Филиппа и выбросило Муськину.

– Верка!! – взвизгнула она так, словно они не виделись пару пятилеток. – Откуда ты? Ты на лекции?

– Нет, – сдержанно улыбнулась Вера, пытаясь обойти приплясывавшую от восторга сокурсницу.

– Нет? А куда?

– Туда, – односложно махнула рукой Верочка, стряхивая Муськину с локтя.

– Мы спешим, – блеснул зубами Филипп, почувствовав, что Веру пора выручать.

– Вы-ы-ы, – понимающе протянула Муськина и громким шепотом, перекрывающим гул толпы, дополнила реплику, видимо, обращаясь исключительно к Верочке: – Верка, какой шикарный хмырь! Хоть этого-то не упусти.

Вера покраснела, Филипп напрягся, переваривая оттенки интонации, прозвучавшие в части «хоть этого-то не упусти», а спешившие мимо тетки с интересом проехались взглядами по «шикарному хмырю».

– Ну и ладно, – Муськина подмигнула паре так, словно уже предвидела кульминационную точку развития их отношений, – не буду задерживать, а то до дома не донесете!