Тереза Медейрос - Поцелуй пирата

Неуверенно улыбнувшись, она проговорила:

– Оказывается, у нас с Кевином больше общего, чем мы думали. Мы с ним оба незаконнорожденные дети.

– Ты узнала об этом из дневника своей матери?

– Да, она довольно подробно пишет об этом. – Люси потерла лоб. – Понимаешь, больше всего меня поразило то, что, оказывается, она так же слепо и преданно обожала адмирала, как и я. Так же ждала его ласки, одобрения, улыбки… и не получала их. Как я, долго мечтала и надеялась, что когда-нибудь он полюбит ее. Бедная моя мамочка… Она сидела в своей спальне и прислушивалась к его шагам, когда он возвращался перед самым рассветом, и молилась, чтобы он зашел к ней и хотя бы пожелал спокойной ночи… А он не приходил! И так долгие месяцы. Одиночество, тоска, чувство полной покинутости в чужой стране! Она очень страдала… но поразительно, что никогда его не проклинала. Она долго не могла понять, зачем он женился на ней, поддавшись мимолетному увлечению. И какое-то время даже кичился тем, что одержал еще одну победу над французами.

Когда она наконец поняла, что совершенно ему не нужна, то, чтобы не сойти с ума в нашем холодном доме, она с головой окунулась в светскую жизнь, стала принимать ухаживания других мужчин. Ведь она была очень красива, очень… Я знаю, мне рассказывал Смит. – Люси с напускным безразличием пожала плечами. – Но она не пишет, кто был моим отцом. Решила унести эту тайну с собой. Но неважно. Главное, что я – не дочь твоего заклятого врага, правда? Это стоило бы отпраздновать, как ты думаешь?

И Люси храбро улыбнулась сквозь набежавшие слезы.

Морис крепко прижал ее к своей груди, словно желая принять на себя ее невысказанную боль.

– И он… адмирал знает об этом?

Она кивнула, уткнувшись лицом в его рубашку.

– Конечно. Он знал, что я не могла быть его дочерью. Наверное, поэтому он и не любил меня.

Очередной мощный взрыв потряс корпус шхуны.

– Господи, что же я наделал! – воскликнул с ужасом Морис. – Оставайся здесь, Люси. Мне надо идти.

Схватив рубашку, он умчался. А Люси накинула на плечи покрывало и подошла к иллюминатору. Вот он, грозный корабль, ощетинившийся жерлами своих бортовых орудий. Люси представила внушительную фигуру адмирала, расхаживающего по окутанной пороховым дымом палубе и хладнокровно отдающего приказ стрелять и стрелять в легкую шхуну, зная, что на ее борту находится девушка, которой он дал свое имя и которую вырастил в своем доме. Стрелять, пока на поверхности волн останутся плавать только щепки, безмолвные свидетели страшной трагедии.

Только теперь, перед лицом смертельной опасности, Люси с пугающей ясностью осознала, что человек, чью любовь она безуспешно пыталась заслужить, был просто бездушным самовлюбленным тираном, готовым на любую подлость.

Стоило Люси вспомнить обо всех унижениях, которым он с безнаказанным сладострастием подвергал ее на протяжении всей жизни, как от гнева кровь в ней взбурлила. Она даже сбросила одеяло, чувствуя, что вся пылает, и только сейчас осознала, что пальба прекратилась.

Люси пристально всматривалась в мрачную громаду «Аргонавта», освещаемую рассеянным лунным светом, но его пушки молчали, а сам он замер, напоминая хищника перед последним прыжком. «Что, черт возьми, может означать эта тишина?» – тревожно соображала Люси. И вдруг страшная догадка молнией пронеслась в ее мозгу.

– Нет! – воскликнула она. – Боже мой, только не это!

Отыскав брюки и рубашку Тэма, она впопыхах кое-как натянула их на себя и сломя голову выбежала из каюты.

Большинство ламп в коридорах погасли во время первого удара, от которого содрогнулся весь корабль. Она мчалась по сложному лабиринту, сворачивая то налево, то направо, пока не очутилась перед зеркалом, закрывающим выход на потайной трап. Люси ударила по нему кулаком, но стекло даже не дрогнуло, равнодушно отразив ее искаженное отчаянием лицо. Очевидно, сложный механизм заклинило после одного из взрывов.

В следующую минуту Люси уже лихорадочно шарила в потемках по полу, пока не нащупала рухнувшую с потолка балку. Слава Богу, у нее хватило сил, чтобы поднять ее и протаранить зеркало, которое со звоном разлетелось на тысячу осколков.

Стараясь не порезаться об острые куски стекла, торчащие из рамы, она пролезла в открывшийся проем и быстро вскарабкалась по трапу. Крышка люка легко уступила ее нажиму. Но, еще не успев выбраться наружу, Люси задохнулась от плотного облака жгучего дыма. Она судорожно закашлялась, отчаянно размахивая руками, чтобы отогнать дым, и, потеряв равновесие, только чудом не упала в разверстую пасть люка. С трудом, цепляясь руками за едко тлеющую груду старых парусов, она вылезла наверх и встала на ноги, протирая слезящиеся от дыма глаза.

Слишком поздно!

Белый флаг – знак позорной капитуляции – уже трепетал в мертвенном свете луны на самом верху топ-мачты, возвышающейся над разоренной и обуглившейся палубой, где в две шеренги выстроились угрюмо молчащие матросы.

Люси брела между ними, с отчаянием и надеждой вглядываясь в их замкнутые лица, поражаясь безграничной преданности этих людей своему капитану. Преданности, которая заставляла их смириться с его решением. Наконец она остановилась перед Морисом.

– Ты не должен этого делать! – От волнения ее голос прерывался. – Ты слышишь меня? Не смей ему сдаваться!

Морис стоял неподвижно, как статуя. Казалось, он ничего не видит и ничего не слышит. Тогда Люси повернулась к Тэму.

– Вы должны помешать ему, слышите? Этого нельзя делать! – взмолилась она.

Молодой ирландец отвел взгляд и стал молча перебирать четки.

Люси поискала глазами Паджа.

– Ну, пожалуйста, Падж! Попробуйте вы поговорить с капитаном. Объясните ему, что он делает страшную ошибку!

Падж только покачал головой.

– Стоило для этого сбегать в море от вашей проклятой жены?! Хотите, чтобы она злорадствовала, когда вас повесят в Ньюгейте?

Смахнув слезы отчаяния, она обернулась к Аполло, который зажимал окровавленным лоскутом ткани рану на плече.

– Аполло, дорогой Аполло! Если кто-нибудь и сможет его остановить, только вы. Поймите, мой отец не допустит, чтобы Мориса судили, ему это не выгодно. Он просто убьет его! Этой же ночью убьет, только сначала заставит его смотреть, как вас всех повесят или закуют в кандалы. Вы этого хотите? Всю оставшуюся жизнь провести в неволе?

Ни одна черточка не дрогнула на его застывшем лице.

Чувствуя, что сейчас разрыдается, Люси беспомощно огляделась и заметила у поручней одинокую фигуру. В отчаянии она бросилась туда.

– Кевин! Вы его брат! Вы должны его убедить. Даже если мы сдадимся, адмирал найдет способ заставить меня молчать. Он понимает, что мне уже все известно об этой истории с каперским свидетельством, понимает, что я могу выдать его и тогда он погибнет вместе со своей драгоценной репутацией. Поэтому он сделает все, что угодно, но не даст мне говорить!

По светлым волосам Кевина стекала струйка крови, Люси потянулась и осторожно отерла его лоб. Кевин молча убрал ее руку и посмотрел искоса взглядом, поразительно похожим на взгляд своего брата.

Люси обернулась, с молчаливой мольбой глядя в суровые лица матросов. Когда-то на этом самом месте она требовала, чтобы они предали своего капитана. Сейчас она готова была упасть перед ними на колени, умоляя спасти его жизнь, но они закрыли свои сердца и уши.

– Господи, да что с вами происходит? Вы ничего не выиграете своей капитуляцией, он заставит всех вас умолкнуть навеки. Вы подумали, почему он пришел сюда один? Потому что ему не нужны свидетели! Он смертельно боится огласки, понимаете вы или нет?!

Чьи-то сильные руки обняли ее сзади за плечи. Наконец-то, с облегчением перевела она дух, хоть кто-то поможет ей убедить капитана. Но скорбный голос, который раздался рядом, принадлежал именно ему.

– Я не могу принять бой, когда ты на борту. Предпочитаю сдаться, чтобы спасти тебя. Если адмирал потопит шхуну, ты погибнешь вместе с нами, а этого я не могу допустить. Мы сами выбрали свою дорогу, и рано или поздно нас ожидала именно такая смерть. Дигби… он уже сделал шаг навстречу своей судьбе.

Он повернул ее к левому борту, указывая на страшный парусиновый сверток, одиноко лежащий на полубаке.

От ужаса и боли, охвативших ее, у Люси невольно подогнулись колени, но Морис не дал ей упасть, крепко прижав к себе.

Голосом, глухим от горечи, он продолжал ее уговаривать:

– Ты не должна разделить нашу судьбу. Если бы не я, ты бы по-прежнему вела привычную жизнь в Лондоне. Но у тебя не было выбора, когда я насильно выдернул тебя из той жизни.

Люси высвободилась из его объятий и прямо посмотрела ему в лицо. Когда она заговорила, в ее голосе уже не было отчаяния, он звучал спокойно и твердо.

– Что ж, согласна, тогда у меня не было выбора. Я делаю его сейчас! Ты слышишь? Я принимаю решение свободно, без всякого принуждения. А вы все, – Люси возвысила голос и обвела взглядом напряженно глядевших на нее матросов, – будете моими свидетелями. Сегодня я решила испытать свою судьбу. Я не могу позволить, чтобы из-за меня вы все упустили свой шанс спастись, даже не приняв сражения! Я не стою такой жертвы.

В оживших карих глазах Мориса блеснуло восхищение ее отвагой.

– Как не стоишь, счастье мое? Ты даже представить себе не можешь, какое ты для меня бесценное сокровище!

С вновь пробудившейся надеждой она отчаянно затрясла его, вцепившись в рубашку.

– Тогда не давай ему победить, Морис! Сражайся! Борись за меня! – кричала Люси, перекрывая шум ветра.

Морис пытливо смотрел в пылающие возбуждением глаза Люси. Эта поразительная женщина, кажется, сумела сбросить с себя тяготившее ее всю жизнь ярмо деспотичного эгоиста, которого она считала своим отцом. Она больше не желала быть его жалкой марионеткой, с возмущением отреклась от него ради самого Мориса. Теперь адмирал стал и ее врагом. И она была готова бороться за свою любовь и, если придется, умереть за нее. Так мог ли Морис не оценить благородства ее души!