Почти белые волосы были собраны в узел на затылке, отчего огромные, янтарные глаза Топаз по-кошачьи сузились, а кожа на выступающих славянских скулах натянулась. Знаменитые надутые губки выглядели так, словно их только что искусали пчелы, а длинное стройное тело возвышалось на таких огромных каблуках, что между ее ногами мог бы свободно пройти йоркширский терьер.

Но больше всего Фоби поразило платье. Осмотрев его самым критическим и ревнивым взглядом, Фоби решила, что оно было гибридом гамака и бикини. Тем не менее оно оставалось сногсшибательным. Любая другая женщина с лишней унцией жира выглядела бы в нем так, словно она стала жертвой неудачной четырехчасовой перевязки, но на стройном теле Топаз оно казалось почти нарисованным.

— Да, неплохо, — мрачно подтвердила Фоби.

— Она из высшей лиги, — сказал Стэн. Он с трудом находил слова, чтобы выразить свое восхищение.

Фоби вновь пришлось согласиться, в то время как ее уверенность в себе медленно испарялась.

Она все еще провожала Топаз взглядом, когда в дверях, окруженная телохранителями, показалась женщина. Вспышки фотоаппаратов замелькали с удивительной быстротой.

Это была Белль Делони. Ее полные красные губы приоткрылись в улыбке, обнажая слегка неровные зубы, ослепляющие фотографов своей белизной. На ней была черная, похожая на кольчугу туника, на которую пошло чуть больше материи, чем на платье Топаз от Версаче.

Фрэнк Гроган картинно застыл на месте и стремительно бросился вперед, чтобы лучше рассмотреть Белль. Он не заметил, что платье Топаз зацепилось за пуговицы его замшевого пиджака, и она бежала следом за ним, как привязанная. Только Стэн продолжал преданно смотреть на Топаз, впиваясь взглядом в ее прозрачное платье. Постепенно опуская подбородок, на котором уже пробивалась щетина, он казался загипнотизированным.

Фоби притаилась за колонной, скрываясь в полумраке, и посмотрела через плечо Изабель. Ее желудок чуть не вывернуло наизнанку из-за безумного волнения, пока она ожидала первого признака появления Феликса. Но его не было.

Белль сопровождали пять телохранителей, недружелюбно осматривающих помещение и гостей. Они были похожи на голодных доберманов, которые знали, что у хозяина в кармане припрятано лакомство. Но их хозяином была не Белль; накачанные парни принадлежали ее спутнику. Когда Фоби заметила его — в окружении крупных телохранителей он казался еще ниже, несмотря на пятидюймовую подошву кубинских ботинок, — она задержала дыхание. Это был очень маленький, очень известный, почти легендарный певец, чей последний трижды платиновый альбом Фоби слушала сегодня в ванной, когда брила ноги.

Прозванный Фаллосом из-за грязных и слишком эротичных танцев, которыми сопровождались его выступления, а также из-за размеров достоинства в ширинке его брюк, этот маленький человек являлся живым воплощением мечты журналиста. Добиться от него интервью было труднее, чем найти чашу святого Грааля. Он не доставал даже до плеча Белль, но с точки зрения известности он находился на первом развороте газеты по сравнению с кратким упоминанием на восьмой странице, которого удостаивалась Белль. Фаллоса почти не видели в обществе, и при каждом появлении его сопровождали самые красивые женщины мира. По слухам, один плейбой из Греции предложил ему сумму из семи цифр за его телефонную книжку.

— О боже! Я и не знал, что он в Англии, а ты? — Голос раздался в тот самый момент, когда чья-то рука скользнула по ягодицам Фоби и дернула тонкую полоску ее трусиков-стринг.

Подобный поступок находился где-то посередине между уровнем школьника, ощупывающего лифчик девочки-подростка, и самца белого носорога, который раз в десять лет бесцеремонно забирается на самку. Это мог быть только Фрэнк Гроган.

Она отпрянула и злобно посмотрела в наглые карие глаза, так налитые кровью, что белки почти сливались с радужной оболочкой.

— Мы где-то встречались, — выдохнул он и медленно осмотрел ее с ног до головы липким взглядом. Фоби показалось, будто по ней проползла улитка, которую сначала опустили в рыбий жир.

Неспособная отрицать это утверждение, но не уверенная, было ли оно скорее избитой банальностью, чем подлинным воспоминанием, она раздумывала, стоит ли ей сказать: «Да, ты предложил мне и моему парню секс втроем, а потом заблевал мой проездной билет, ключи от дома и «Филофакс»». В конце концов она решила не делать этого. Она ненавидела признаваться в том, что когда-то у нее была такая старомодная вещь, как «Филофакс».

Вместо этого она пожала плечами и посмотрела на Фаллоса, который как можно быстрее шагал в сторону самого темного угла в сопровождении человека, похожего на юриста, окруженный телохранителями, пресс-секретарями и папарацци. Он на секунду задержался, чтобы осмотреть Топаз — в его расписании не было времени для долгих ухаживаний, — так очаровательно ей улыбнулся, что она чуть не выскочила из своего гамака от Версаче, и скрылся в углу, где он вступил в негромкую беседу со своим спутником.

Тем временем Белль направилась прямиком к бару. Она проигнорировала выставленные в ряд бутылки шампанского, потребовала текилу и попыталась зажечь одну сигарету «Голуаз» от окурка другой.

Необыкновенно восхищаясь ее хладнокровием — кто еще бросил бы Фаллоса у самых дверей? — Фоби с изумлением рассматривала Белль. Она была намного старше, чем ей представлялось. Феликсу было двадцать шесть, а Белль казалась старше него на десять или двенадцать лет. Ее жгучие глаза, блуждающий взгляд и обольстительная внешность невозмутимой сирены затмевали пресную привлекательность молодых девушек, выставляющих себя напоказ. Платье-кольчуга, сплетенное из тонкой черной проволоки, было потрясающим. Оно приковывало больше восхищенных взглядов, чем платье Топаз.

Если фигура Топаз была похожа на гладильную доску, то Белль, казалось, состояла из плавных изгибов, выпуклостей и теней. Фоби видела, как бармен затрепетал от волнения под взглядом жгучих черных глаз. Не прийти на вечеринку с Феликсом уже было смелым поступком, но не приклеиться к Фаллосу, словно жевательная резинка к подошве ботинка, — такого история еще не знала. Фоби хотела пожать ее руку, но она опасалась длинных красных ногтей.

Сквозь облако сигаретного дыма, которое сгущалось вокруг нее, Белль внезапно посмотрела на Фоби, заметив ее пристальный взгляд.

Фоби смущенно отступила и не успела отвести глаза. Белль мрачно посмотрела на нее, но потом ее настроение изменилось, и она быстро улыбнулась. Эта улыбка излучала столько чувственного тепла, что Фоби неожиданно обнаружила, что улыбается в ответ, ощущая прилив бодрости и радостное волнение.

Причиной плохого настроения Белль был Феликс, который умышленно позвонил ей в самую последнюю минуту. Он с самого начала не собирался с ней идти, но он был таким отъявленным мерзавцем, что всячески старался помешать ей привлечь к себе дополнительное внимание, которое Белль требовалось для рекламы своего нового фильма «Великий дым с юга». Когда у Феликса портилось настроение, от его вида могло скиснуть молоко в румынском приюте.

Белль устроила такой скандал, что ее агенту пришлось подергать за самые длинные ниточки, и к ней на помощь был призван сам великий Фаллос.

В это время Фаллос находился с концертами в Париже, одновременно наслаждаясь жаркой любовной связью с новоиспеченной французской звездой. Ему пришлось пересечь Английский канал и предстать перед Белль, словно рыцарь в сверкающих доспехах. Его появление на вечеринке предназначалось только для фотокамер, и Белль была далека от того, чтобы бросить Фаллоса у двери — она лишь освободила его на пару часов от своих обязанностей. Когда-то давно они пережили очень короткий, бурный и аморальный роман, который, по счастливой случайности, остался незамеченным прессой, и Фаллос до сих пор испытывал к ней глубокое уважение за то, что она ничего не рассказала журналистам.

— Привет, красавица, — раздался у нее над ухом протяжный гнусавый голос, и под платье скользнула рука, нащупывая трусики. Там их не оказалось. Рука пошарила еще несколько секунд, чтобы проверить, что их действительно нет, царапая кожу дешевым кольцом по мере продвижения.

— Убирайся к черту, ублюдок! — огрызнулась Белль, хватая бутылку текилы и хладнокровно выливая часть ее содержимого на голову наглецу, прежде чем направиться к одному из продюсеров «Разоблачения», который кивал ей из группы спонсоров.


Фоби оказалась зажатой в углу Малколмом, исполнительным продюсером шоу и гостеприимным организатором торжества.

Неопределенно обозначив свой статус как «свободная журналистка», Фоби встретила некоторые сложности в том, чтобы поддерживать эту неопределенность и дальше.

— С кем ты работала в последний раз? — спросил Малколм, часто моргая.

— Э-э-э… — Она запнулась. — Прошлый год я провела в Новой Зеландии, куда меня пригласили поработать над парой проектов. Сейчас я рассылаю мое портфолио по редакциям. Полагаю, сегодня оно должно быть в редакции газеты «Санди таймс».

Флисс, королева лжецов, учила ее тому, что все факты выдуманной биографии должны быть очень короткими, простыми и в меру туманными.

— Мне бы тоже хотелось на него взглянуть, — пробормотал Малколм, заглядывая в глубокий вырез ее платья, для чего ему потребовалось встать на носочки.

— Что? — выпалила она, непривычная к такой наглости.

— Твое портфолио, — засмеялся Малколм, весело посмотрев в ее глаза. — У кого оно? У Майка Фрила?

— Э-э-э… так сразу не могу вспомнить. — Фоби попыталась пожать плечами, но обнаружила, что они уже поднялись до самых ушей от охватившего ее напряжения.

— Завтра я позвоню ему и попрошу отправить твое портфолио ко мне в офис. Вот моя визитка. Позвони мне. У тебя есть с собой визитные карточки?

Фоби сглотнула, зная, что от волнения она выглядит так, словно у нее косоглазие.