Только Энрико Фонтана, который прекрасно знал, какие мысли занимали девушку в тот вечер, когда ей явилось видение, лукаво посмотрел на нее, и, поднимаясь по ступенькам к органу, незаметно подмигнул.

Отец Умберто, внимательно слушая исповедь Катрионы, тщетно ожидал услышать рассказ о чудном явлении, которое пообещало даровать Бриджиде Ройо пятерых сыновей. Наконец он не выдержал и спросил:

– А ты не хочешь рассказать мне о своем видении, дочь моя?

– Да, святой отец. Мне и правда явилось видение, только произошло это не в церкви. Понимаете, когда я пришла в дом Ройо и увидела Бриджиду с Джулио и их троих детей… Совсем не сложно было предсказать, что если Джулио и впредь будет так ревностно исполнять свои супружеские обязанности, то у них будет еще много детей, в том числе и сыновья! Ах, святой отец! Все видят, что они появляются на свет один за одним! Это мог предсказать любой!

Отец Умберто ничего не ответил, только подозрительно кашлянул.

– Это была ложь, святой отец, маленькая ложь, которая облегчила жизнь моей подруге, маленькая ложь…

Тут отец Умберто был непреклонен.

– Не существует маленькой лжи, Катриона, – суровым голосом напомнил он.

– Ну, как бы там ни было, а эта ложь была сказана во благо, – пыталась оправдаться девушка. – Семья Ройо счастлива. Джулио стал снова добр и внимателен к своей жене. Их маленьким дочерям теперь хорошо и спокойно, а Бриджида простила и снова полюбила своего мужа. Скажите, если бы я поступила плохо, разве это могло бы принести столько добра?

– Ну, ты начала философствовать, дитя мое. Приходи как-нибудь ко мне, и мы обсудим этот вопрос как следует. А сейчас я никак не могу согласиться с твоей точкой зрения. Это – великий грех! Тебе надлежит три раза прочесть Ave Maria.

Наказание было легким, а тон священника добродушным.

Во время церемонии крещения Катриона встретилась с ним взглядом. Почему-то она была уверена, что отец Умберто не счел ее поступок большим грехом.

Девушка довольно улыбнулась. Какой-то странный человек, сидевший рядом с проходом, решил, что эта улыбка предназначалась ему, и улыбнулся в ответ. Затем он поздоровался с Катрионой, поднялся и пошел рядом.

– Добрый день, синьорина, – сказал он дружелюбно. – Прекрасная служба! Вы пели просто замечательно: ваш голос был слышен даже в последнем ряду. Я сразу вспомнил вашу мать. Просто превосходно!

Незнакомец безукоризненно говорил по-итальянски, и все же то в его речи выдавало в нем англичанина. Это, пожалуй, был даже не акцент, а интонация.

Его элегантный, дорогой костюм был сшит, по всей видимости, в Риме. Шелковая рубашка и галстук, вероятно, тоже стоили очень дорого. Незнакомец сильно отличался от смуглых, круглолицых мужчин Фридженти. У него было узкое, бледное, с орлиным носом лицо, голубые глаза, пшеничного цвета волосы, какие редко встретишь на севере Италии. Катриона отметила, что он был очень высок ростом, гораздо выше большинства местных мужчин. Длинный нос, четко очерченные губы и волевой подбородок делали внешний облик незнакомца решительным, а мягкие манеры, веселые, внимательные глаза и непринужденная словоохотливость привлекали и располагали к нему. Пожалуй, его можно было назвать даже красивым.

– Вы англичанин, синьор?

– Да.

– Гостите в замке?

– Да, приехал на фестиваль.

– Но до фестиваля еще несколько месяцев, – с удивлением заметила Катриона.

– Я решил приехать пораньше и насладиться тихим и спокойным летом. Герцог Креспи был так любезен, что предоставил в мое распоряжение апартаменты в своем замке, – он весело улыбнулся Катрионе, и ее почему-то вдруг охватило беспокойство.

Следующий вопрос молодого англичанина озадачил ее еще больше:

– Могу я навестить вас, синьорина Катриона?

Она повернулась так резко, что едва не упала со ступенек. К счастью, ее поддержала сильная рука нового знакомого.

– Интересно, зачем? – едва выдавила она из себя.

Не слишком деликатный вопрос Катрионы не обескуражил незнакомца.

– Ну, тут не может быть никакой иной причины, кроме обычной, по которой мужчины навещают хорошеньких девушек, – ответил он серьезным голосом, хотя глаза его искрились смехом.

Катриона понимала, что выглядит как глупая школьница, и с раздражением она выпалила:

– Джентльмены из замка не ходят в гости к деревенским девушкам, какими бы хорошенькими они не были. Исключение составляют те, которые пользуются дурной репутацией.

– Значит, я буду исключением, – спокойно сказал англичанин. – Может быть, мне следует обратиться к главе вашей семьи и заверить его, что я не имею по отношению к вам никаких дурных намерений? – с притворной озабоченностью он стал оглядываться по сторонам. – Кто из этих джентльменов ваш отец?

– Мой отец – христианин, а не джентльмен.

– Что ж, одно другому не мешает, – парировал англичанин.

– Я употребила это слово в том снобистском значении, которое подразумевает английский язык, – уточнила Катриона.

– Я вижу, вы знакомы со многими англичанами…

– Близко я с ними не знакома. Они все время приезжают к нам на фестиваль, и их присутствие, как бы это сказать, очень заметно.

– Один-ноль в вашу пользу, Катриона, – с притворным смирением сказал он.

Заметив высокомерный взгляд девушки, он добавил:

– Прошу прощения, мне следовало бы называть вас синьориной Сильвано.

– Катриона! – к ним подбежала Бьянка. – Ты едешь на ферму Ройо с Бриджидой или в повозке, со мной и с папой? – Ее ясные, любопытные глаза с интересом изучали незнакомца. – А может быть, и этот синьор…

Но Катриона тут же с негодованием оборвала сестру:

– Бьянка!

– К сожалению, – сказал англичанин, не обращая внимания на Катриону и вежливо кланяясь ее улыбающейся сестре, – я не был приглашен на крестины.

– Все равно пойдемте, – бойко настаивала Бьянка. – Вся деревня будет там. Ничего страшного, если одним человеком будет больше!.. Катриона, прекрати меня щипать. Ты ведь сама знаешь, что это так. Бриджида и Джулио будут очень рады. Подождите немного, я их сама спрошу.

– Какая прелестная девушка ваша сестра, – мягко сказал англичанин, когда Бьянка убежала. В ней нет и тени коварства. Боже мой, да вы, никак, покраснели? Неужели вы можете чувствовать смущение? Вот уж никогда бы не подумал!

Катрионе страстно захотелось ударить англичанина по его самодовольной физиономии, но вместо этого она враждебно спросила:

– Кто дал вам право разговаривать со мной, как со своей давней знакомой?

– Помилуйте, Катриона! О давних дружеских отношениях не могло быть и речи, – он иронично ухмыльнулся и продолжил по-английски: – Ну, раз у вас такая короткая память, придется мне вам кое-что напомнить. Так, вот, мы вовсе не давние хорошие знакомые, а очень старые и заклятые враги.

Прежде чем девушка успела что-нибудь ответить на это странное заявление, лихорадочно перебирая в памяти всех своих недругов, к ним снова подбежала Бьянка.

– Я поговорила с отцом Джулио, – сказала она, едва переводя дух. – Он просто счастлив. Он говорит, что почтет за честь, если друг синьора Креспи будет гостем на крестинах его внучки. Да-да, именно так он и сказал, и нечего сверкать на меня глазами, Катриона!

– Я весьма польщен и с удовольствием принимаю приглашение счастливого дедушки. Если позволите, я бы хотел проводить обеих очаровательных дам к карете синьора Креспи.

– Ой, ну конечно! – с восторгом выдохнула Бьянка. Одновременно с ее возгласом раздалось непреклонное «Нет!» старшей сестры.

Бьянка с удивленным видом повернулась к ней и посмотрела на нее с укором.

– Но, Катриона! В карете синьора Креспи! – Я даже не знаю, кто этот человек.

– Ну как же, вы прекрасно меня знаете, – вмешался англичанин. – Вот на этом самом месте вы когда-то сбили меня с ног, а потом приняли от меня в подарок белую орхидею. Я был в восторге от вашего пения. Это была наша первая встреча, – добавил он тихо. – Меня зовут Питер Карлэйл, синьорина, – обратился он теперь уже к Бьянке. – Можете называть меня просто Пьетро, если вам неудобно произносить английское имя.

– Нет, что вы, синьор! Я тоже говорю по-английски, правда, не так хорошо, как Катриона. Она – моя учительница. Синьор Питер Карлэйл – очень красивое имя!

В голове у Катрионы замелькали обрывки прежних воспоминаний. Она вспомнила не только их первую встречу, когда они дружно шлепнулись на землю, но и великолепную белую орхидею – даже после того, как он отвернулся от нее на концерте, она продолжала хранить ее между страницами книги и выбросила только после безобразной сцены у озера, разыгравшейся между ними около замка Креспи, когда Питер повел себя грубо. Его высокомерие и черная неблагодарность больно ранили ее тогда.

«Но как удалось этому писклявому коротышке стать высоченным красавцем, олицетворяющим мужское тщеславие?!»

Питер взял обеих девушек под руки и повел их к карете. Когда Катриона попыталась вырваться, он лишь крепче сжал ее локоть. С Бьянкой таких трудностей не было. Девушка уверенно оперлась на предложенную руку, как будто бы ходила так каждый день.

Несмотря на сопротивление и протесты Катрионы, Карлэйлу удалось втолкнуть ее в карету вслед за Бьянкой. Как только карета тронулась, Катриона, кивнув в сторону Питера, сказала ледяным тоном:

– Нельзя называть этого человека синьором. Он – английский лорд.

Бьянка посмотрела на Карлэйла расширившимися от удивления глазами.

– Неужели это правда?

– Сознаюсь, я действительно – английский лорд. Хотя здесь, во Фридженти, мне хотелось бы побыть просто синьором Пьетро, а не лордом Фитэйном.

Девушка радостно захлопала в ладоши.

– Как замечательно! Катриона, почему у тебя такая кислая физиономия? Все девушки в деревне умрут от зависти! Ах, если бы здесь был Энрико! Но ведь нельзя получить все сразу, – и Бьянка с философским видом пожала плечами.

– Кто такой Энрико? Должно быть, это ваш жених? – спросил Питер Карлэйл.