Элоиза Джеймс - Поцелуй герцога

— Я думал о том же, — вздохнул герцог. — Я приложил немало усилий, но зато он возглавит отряд в сотню человек.

— И что он будет с ними делать?

— Поведет в бой. В Португалии, подальше от солдат, которые способны нанести ответный удар.

— Ясно.

— Конечно, я переживаю всякий раз, выпуская его из виду.

Оливия бы тоже переживала, если хотя бы немного любила Руперта. Он был из тех, кто способен на самоубийство. Конечно, в мыслях у него этого не было, но он мог появиться в монастыре кармелитов с украшенной драгоценными камнями табакеркой и бриллиантовой брошью на галстуке. Настоящее самоубийство.

Герцог постучал тростью о плиты у камина, словно пытался выровнять камни.

— По правде говоря, опасаюсь, что Руперт не согласится на брак, если я заставлю его пойти к алтарю.

Оливия снова кивнула.

Герцог бросил на нее беглый взгляд и снова как следует ударил палкой по камням.

— Конечно, я мог бы привезти его в церковь, но не удивлюсь, если в самый решающий момент он скажет «нет», даже если в соборе Святого Павла будет полно свидетелей. Он с радостью пояснит всем, почему отказывается произнести клятву, ведь он собирается жениться на тебе, после того как добьется… — Голос герцога ослабел.

— Воинской славы, — подсказала Оливия. Ей действительно было очень жаль герцога. Никто не заслуживал подобного унижения.

— Точно. — Раздался очередной стук и треск дерева.

— Не сомневаюсь, что из Португалии маркиз вернется, довольный своими подвигами, — сказала Оливия. Если кто-нибудь убедит его, что поход по сельской дороге является доблестной атакой невидимого врага, Руперт вернется домой счастливым.

— Уверен, ты права. — Герцог прислонил треснувшую трость к камину и сел напротив Оливии. — Но я бы хотел попросить у тебя нечто, о чем джентльмену не пристало говорить с юной леди.

— Это имеет отношение к общему праву? — поинтересовалась Оливия.

Герцог наморщил лоб.

— Общее право? При чем тут оно?

— Новое и старое право. Мои родители что-то упоминали о старых и новых правилах относительно помолвки…

— Английский закон только один, и насколько я знаю, общее право не имеет никакого отношения к помолвке. — Герцог в упор взглянул на Оливию. — Женщины не должны вмешиваться в юридические дела. Хотя тебе не мешало бы кое-что о них узнать, потому что самостоятельно принимать решения Руперт не сможет. Но я тебя всему научу. Как только вы поженитесь, ты приедешь в поместье, и я начну обучать тебя.

Оливия могла гордиться собой, потому что ее улыбка осталась неизменной, хотя сердце бешено билось, а взволнованный голос внутри так и кричал: «Обучение? Опять обучение?»

Герцог не придал значения ее молчанию.

— Я научу тебя, как должен вести дела герцог, поскольку Руперт на это не способен. Но ты достаточно умна. Я понял это, еще когда тебе было пятнадцать лет.

Оливия кивнула.

— Ясно. — Ее голос звучал слабо, но герцог все равно не слушал.

— Возможно, тебе это неизвестно, но мы ведем свой род от древней шотландской линии, — продолжал герцог, избегая взгляда Оливии. Он взял треснувшую трость и положил себе на колени, внимательно разглядывая, словно решая, можно ли ее еще починить.

— Мне это известно. — Очевидно, герцог не был в курсе, насколько хорошо Оливия знала о владениях и истории Кантервиков. Она могла бы назвать ему имя старшего сына его троюродного брата. А также имя седьмого сына того же брата, который появился на свет на постоялом дворе «Оленья голова», потому что его мать выпила слишком много эля.

— Благодаря нашим корням можно воспользоваться шотландским наследственным правом.

Герцог надавил на трость, и она треснула пополам. Он даже не поднял глаз.

— Если ты забеременеешь прежде, чем мой сын отправится в Португалию, по шотландским законам этот ребенок будет считаться рожденным в браке. Однако ты не станешь маркизой, пока мой сын не вернется и не женится на тебе. Кое-кто может говорить о тебе дурные вещи, как о любой другой незамужней женщине, которая носит ребенка, хотя я, конечно, позабочусь о тебе.

— Да, — пробормотала Оливия.

— Я не позволю Руперту увильнуть от выполнения долга. Если счастливое событие произойдет, я немедленно пошлю ему извещение в Португалию. Если с бумагами ничего не случится, а это вряд ли возможно, ты станешь маркизой еще до рождения ребенка.

Герцог помолчал.

— Если с Рупертом что-нибудь случится до прибытия бумаг, ты сможешь удовольствоваться тем, что станешь матерью будущего герцога.

Оливия с трудом сдержалась, чтобы не процитировать строчку из «Зеркала комплиментов»: «Нет ничего более ценного, чем честь девственницы». Однако промолчала. Герцог даже не подумал о том, что может родиться девочка.

— Появится ребенок или нет, я отпишу тебе часть наследства и поместье, — продолжал Кантервик.

— Понимаю.

Кажется, герцог только что предложил ей поместье в обмен на то, чтобы она потеряла свою девственность до брака. Поразительно.

— Я попросил леди Сесили Бамтринкет сопровождать тебя за город. Конечно, ты не сможешь остановиться в поместье Кантервик, пока не будут подписаны бумаги или мой сын не женится на тебе. Это было бы неправильно.

— Леди Сесили Бамтринкет? Почему я просто не могу остаться дома?

— Тебе не подобает больше здесь оставаться. — Герцог с чуть заметным презрением оглядел комнату. — Ты и твоя сестра будете жить в поместье герцога Сконса, пока мы не разрешим все юридические вопросы. Вдова собиралась пригласить юную леди к себе, чтобы проверить, достойна ли она стать герцогиней. Я убедил ее, что твоя сестра тоже подходит на эту роль. Ее приглашение — это награда твоим родителям, о чем я и сообщу твоей матери.

— Джорджиана будет счастлива узнать, что вы верите в нее, — пробормотала Оливия.

— Вот и хорошо. Я попросил мадам Кларисиллу с Бонд-стрит в течение двух недель подготовить вам гардероб, подобающий новому положению. Тебе стоит понять, дорогая, что мы, представители герцогских родов, обычно держимся особняком. Конечно, мы можем заключать браки между собой, подобно тому, как скрещивают собак и лошадей, но все же предпочитаем собственное общество.

Мысли Оливии путались. Кажется, она стала частью эксперимента по скрещиванию. И ей придется жить у герцогини Сконс. Той самой герцогини, которая написала ужасное «Зеркало комплиментов».

Герцог поднялся и наконец взглянул на нее. У него были кустистые, насупленные брови, нос, похожий на клюв, но все равно Оливия видела в его глазах доброту и отчаяние.

— Не волнуйтесь, — внезапно произнесла она, вставая. — Мы с Рупертом сделаем все возможное.

— Знаешь, это не его вина. Он не сразу начал дышать после рождения, и врачи решили, что это повлияло на его умственные способности. Твои дети не унаследуют пороки бедняги.

Оливия шагнула вперед и взяла руку герцога. Впервые она ощутила настоящее тепло по отношению к нему. Ее будущий свекор — единственный из всех Кантервиков, кого ей не стоит опасаться.

— Мы постараемся, — повторила она. — И в Португалии с Рупертом ничего не случится. Вы очень добры, что позволили ему следовать за своей мечтой. Уверена, путешествие за границу ему понравится.

Губы герцога дрогнули.

— Его мать хотела бы этого. Я знаю. Она бы мне сказала, что я должен позволить ему стать мужчиной, как бы мне ни хотелось видеть его все время привязанным к себе.

Оливия почти ничего не знала о герцогине, родители всегда говорили, что она больна и ведет уединенный образ жизни.

— Элизабет чуть не умерла во время родов, — с трудом произнес герцог. — Она выжила, но стала другой. Не может самостоятельно есть и не узнает меня. Она живет за городом.

— Значит, и ваша жена, и сын оба пострадали? — не сдержавшись, спросила Оливия.

— Да, в этом-то и беда. Но у Руперта доброе сердце. Он добродушен и весел, и если особо не задумываться, мы с ним довольно неплохо ладим. Я всегда говорил тебе о твоих мозгах и бедрах, но самое главное, ты была добра к нему. Это нелегко. Он часто говорит вздор, но ты никогда не смеялась над ним.

Оливия крепче сжала руку герцога.

— Я обещаю, что буду добра к нему. — И в тот момент ей показалось, будто она произнесла клятву.

Герцог снова странно улыбнулся.

— Я пришлю его к тебе.

После этого он покинул комнату.

Обычно Руперт входил в комнату с напыщенными приветствиями: его отлично научили это делать, и он с радостью соблюдал принятые правила. Однако сейчас он вошел в библиотеку без единого слова, лишь мельком взглянув на Оливию и тут же отведя взгляд в сторону.

Про себя Оливия от души выругала их родителей. Она снова забыла о том, что может думать Руперт. Судя по выражению его лица, они с Джорджианой правильно предположили: он и понятия не имеет, как справиться с возникшей сложностью.

Вообще-то и Оливия этого тоже не знала.

Однако люди годами как-то справлялись с этим. К счастью, отец хранил в библиотеке графин с коньяком, и она налила Руперту до краев, не забыв и про себя, пусть даже ее мать и считает алкоголь неподобающим напитком для леди. Они молча сели на диван у камина.

— Я оставил Люси в гостиной, — внезапно сказал Руперт. — Ей тут не место.

Оливия кивнула.

— Там ей будет удобно.

— Нет, не будет. Мой отец ее не любит. Говорит, она хороша лишь для ловли крыс. А она не хочет убивать крыс. Она даже не знает, как это делать. Твоим родителям она тоже не нравится.

— Мои родители никогда не позволяли нам завести домашнее животное.

— Но ты любишь собак.

— Да.

— Я сказал, что соглашусь из-за этого.