Впервые с момента похищения Оливия перестала пытаться высвободить связанные веревкой запястья и осмотрелась. Мадам Фантомас, — а это была она, — выглядела так, словно работала в цирке: огромная, смелая женщина-пират. Черные волосы, стянутые на затылке, нимбом поднимались над головой, изогнутые брови, алый рот. На ней было платье с низким вырезом, а поверх него заляпанный кровью и мукой фартук. Поверх платья почти до талии свисали нити бус: огромные глыбы бирюзы, золотые цепи и даже крест. Они совершенно не походили на ожерелья, которые видела до этого Оливия.

Мадам месила громадный кусок теста, и ее мощные мышцы напрягались, когда она подбрасывала его, складывала и переворачивала. Через мгновение она отодвинула тесто в сторону и потянулась к стакану с красным вином — кольца звякнули о стекло, они украшали все ее пальцы. У нее были глаза, как у гуся, который однажды взбесился и клюнул пекаря. Безумные глаза.

— Я привел вам шлюху, — произнес месье Бессетт из-за плеча Оливии. — Нашел ее в хижине папаши Бланшара, она ждала своего приятеля.

— Шлюха, как же! — хмыкнула мадам. — Вынь у нее изо рта кляп, идиот. Перед тобой птица высокого полета, а национальность мы выясним. Можно продать, но скорее всего она обычная кокетка, у которой интрижка на стороне.

Не сводя взгляда с Оливии, она отщипнула кусочек сырого теста и положила в рот.

Бессетт не стал развязывать шарф, а просто стащил через голову Оливии.

Пару секунд стояла тишина, а потом одновременно произошли две вещи: Оливия разразилась яростным потоком слов на французском, ругая Бессетта и настаивая на незаконности ее похищения, а мадам Фантомас повернулась и рявкнула:

— По вкусу похоже на пойло для свиней. — Схватив огромный кусок мягкого теста, она швырнула его через всю кухню.

Оливия замолчала.

Тесто ударилось о стену и скользнуло вниз, приземлившись на неровный кирпичный пол.

— Накормите шлюху! — прорычала мадам. Все молча уставились на нее. — Немедленно!

— Я не шлюха! — Кажется, здесь надо орать, чтобы на нее обратили внимание. — Я просто ждала возвращения жениха. И я не хочу есть.

— Возможно, ты не шлюха, но уж точно дура с английским выговором, — заметила мадам, сделав большой глоток вина. — Какого черта англичанка делает в хижине папаши Бланшара? Ты шпионка?

— Нет!

— Хорошо. Потому что тут не за кем шпионить, кроме пьяного капитана и горстки юнцов, у которых яйца так малы, что не держат штаны. — Она махнула рукой в сторону юношей, поворачивавших вертел.

— Я не шпионка, — повторила Оливия. — Я требую, чтобы меня освободили. Мой жених узнает, где я.

— Шлюха! — проревела мадам, повернувшись и гневно уставившись на мальчишку в углу, после чего снова обратила взгляд на Оливию. — Ладно, если ты не шпионка, то что здесь делаешь? У нас не часто встретишь женщин-контрабандисток, к тому же ты на них совершенно не похожа.

Мальчишка встал на ноги, подбежал к огромному глиняному чану и снял с него крышку. Внутри медленно пузырилась и булькала жидкость с острым уксусным запахом дрожжей. Он налил немного в плоскую миску. Очевидно, мадам именно этим хотела накормить Оливию.

— Я прибыла в вашу страну, чтобы совершить милосердный поступок, — сказала Оливия, высоко вскинув голову. — Я помолвлена с герцогом и требую объяснить, на каком основании этот негодяй захватил меня и привел сюда. И я хочу, чтобы мне развязали руки!

— Вот это да, девственница! — Мадам криво улыбнулась. — Сегодня удачный день.

Оливия развернулась к Бессетту. Это оказался дородный мужчина с большой головой и торчащими, как розовые лепестки, ушами.

— Вы! — гневно произнесла она. — Месье Бессетт, вы должны немедленно развязать мне руки! — Оливия повернулась к нему спиной и пошевелила пальцами.

К своей радости и облегчению, она почувствовала, как он завозился с веревкой.

— Грибы! — скомандовала мадам. Мальчик вылил в пузырящуюся массу тонкую струйку зловонной мутновато-черной жидкости и принялся помешивать.

— Поаккуратнее! — рявкнула мадам, очевидно, имея в виду дрожжи, а не Оливию.

Когда руки Оливии освободились, она принялась трясти ими, восстанавливая кровообращение, потом сложила их на груди и повернулась к мадам.

— Значит, у вас есть привычка похищать женщин?

— Только если они стоят денег.

— Сколько вы хотите?

— За что?

— За мою свободу, полагаю.

— Твой французский слишком хорош для простой англичанки. — Мадам прищурилась, не обращая внимания на слова Оливии. — Ты шпионка.

— Вы сами сказали: здесь не за кем шпионить.

— Значит, ты шпионишь за мной.

Оливия возвела глаза к потолку.

— Поверьте мне, мадам, никто из тех, кого я знаю, никогда не заинтересуется ни вами, ни вашей кухней, хотя она может послужить прекрасным образцом кулинарного искусства дикарей.

— Неправда! — Мадам с силой хлопнула ладонями по обсыпанному мукой столу, так что в воздух поднялось облачко. — Все великие пекари Парижа и Лондона мечтают заполучить мой рецепт хлеба. А ты пришла сюда, потому что слышала о моем невероятном даре.

— Мне ничего не известно о вашем хлебе.

— Значит, это ты дикарка! Сам великий Наполеон говорил, что мой хлеб благословили боги. И я ни с кем не стану делиться рецептом. Ни с кем! — Мадам перешла на крик.

Оливия стояла на своем. Странно, но сейчас она совершенно успокоилась. Отряды похотливых солдат-мародеров страшили ее, но сражения с сумасшедшей поварихой были частью повседневной рутины, когда на плечах большое хозяйство.

— Если вы думаете, что кто-то собирается украсть рецепт этого отвратительного варева, то ошибаетесь.

— Она шпионка, — заявила мадам. — Кулинарная шпионка. И ужасная лгунья, как и все англичане.

— Нет! — отрезала Оливия.

Мадам принялась перечислять:

— Девственница? Вряд ли.

Оливия собралась было заговорить, но передумала.

— Помолвлена с герцогом? Тоже маловероятно. Ты богата, но отнюдь не красавица. Скорее, помолвлена с торговцем мануфактурой. — Мадам повернулась и потянула за шнур на стене. — Ей придется побыть в катакомбах, пока не проснется капитан. Сколько он вчера выпил?

Один из юнцов, поворачивавших вертел, поднял голову.

— Две бутылки, мадам.

Она фыркнула.

— Значит, не проснется до вечера. — Она вытащила связку ключей. — Отведи ее в самый дальний конец, Пти.

Оливия сердито взглянула на мальчишку.

— Она леди, — возразил он. — Леди не должны сидеть в камере.

— Ей чертовски повезло, что отменили гильотину, — ответила мадам, допивая вино. — В Париже они все делали как надо. Люди зарабатывали на жизнь, отрубая головы аристократам так же, как я сейчас разрублю на части вот этот боб. Бессетт, иди с ними.

— Я требую встречи с ответственным за это заведение! — гневно произнесла Оливия.

— Это я, — отозвалась мадам.

— Вы?! Вы служанка, а не командир гарнизона.

— Вина! — проревела мадам. Один из мальчишек подбежал к ней и подлил в стакан красное вино. — Я за все отвечаю, пока капитан пьян или спит, а это случается почти двадцать три часа в сутки.

Оливия взглянула на вино в ее стакане.

— Укрепляет кровь, — ухмыльнулась мадам. Она достала из мешка пригоршню муки и рассыпала по столу. — Дайте мне еще теста. Я начинаю заново.

Бессетт схватил Оливию за руку.

— Буду держать. Может, мне снова тебя связать?

Оливия покачала головой, с ненавистью глядя в его водянисто-голубые глаза.

— Мой жених вас убьет, когда узнает, как вы обращались со мной.

Бессетт ухмыльнулся, показав черные зубы.

— Он не первый, кто попытается. Надеюсь, ты не против, если я оставлю себе твой плащ. Я смогу продать его за десять су.

— Зачем выкручивать ей руку? — Молодой солдат шагнул к Оливии.

Мадам даже не подняла взгляда от муки, которую бережно сыпала на пенящиеся дрожжи.

— Английская шлюха, не думай, что сможешь соблазнить бедного юнца, и он отдаст тебе ключ от камеры. Единственный путь отсюда лежит через мою кухню, а я никогда не отхожу от хлеба. Никогда.


Глава 29 Потерянное сокровище

Куин разбудил Тогса и Пейсли, мирно спавших здоровым сном, понимая, что они не знают, куда делась Оливия. Сердиться на уставших солдат не имело смысла: разве можно было винить их в том, что они заснули после всего пережитого и ничего не заметили? Сейчас они бродили по хижине, как лунатики.

Сердце Куина неистово билось, и он едва мог говорить. Он отправил солдат к шхуне с наказом Груперу идти на лодке к берегу и ждать у входа в бухту.

Куин взял себя в руки, сообразил, где находится французский гарнизон, и побежал. Люси потрусила рядом. Либо французы сами похитили Оливию, либо он заставит их помочь ему ее найти.

Да, Англия воевала с Францией, но для людей это имело разное значение, и Куин не был уверен, что провинциальный гарнизон вдруг решит удерживать у себя английскую леди.

С другой стороны, вряд ли герцогу удастся усмирить вооруженный до зубов французский гарнизон. Оливии не станет лучше от того, что он будет нанизан на штык после отчаянной, но провалившейся попытки ее спасти.

Через дорогу перескочил заяц, и Куин услышал низкий лай: Люси по-прежнему изо всех сил бежала рядом на своих коротких лапах.

Куин подхватил собаку на руки и бросился вперед. Судя по всему, он уже должен быть близко. И действительно, кустарник закончился у края дворика, ровно усыпанного гравием, в дальнем углу которого за стенами высилось кирпичное строение.

Сомнительно, чтобы гарнизон был готов к военным действиям. Гравий разгребли, оставив торчащие там и тут редкие цветы, тихо клонившиеся на ветру, — видимо, это место предназначено для учений. У ворот спал часовой. Куин прошел мимо него во двор и взбежал по ступеням.